Спят усталые игрушки

– Что же с нами будет? – поинтересовалась Катерина.

Вопрос повис в воздухе, оставшись без ответа.

– Если черная оспа тревога номер два, то номер один какая болезнь? – робко тронула я за рукав доктора.

– Чума, – сообщил инфекционист.

Глава 19

Очевидно, стресс каким-то образом повлиял на зрение и память, потому что совершенно не помню, как нас вели и куда. Очнулась только в маленькой комнатенке с убогой обстановкой: железная кровать, железный стул и тумбочка, смахивающая на допотопный сейф без дверцы. Прямо в комнате, словно в тюремной камере, находился устрашающего вида, но кристально чистый унитаз без бачка. В нем с ревом неслась вода. У стены небольшая раковина. Но больше всего изумляла входная дверь. К ней был приделан очень необычный ящик.

Ничего не понимая, я рухнула на кровать и машинально пощупала простыни – бумажные. Потекли минуты, затем часы. Ко мне никто не приходил. Ровно в семь за дверью залязгали железки. В двери приоткрылось окошко, две руки в резиновых перчатках высунулись из ящика и протянули бумажную тарелку с пластмассовой ложкой.

– Ужин, – раздался утробный голос.

Я схватила поданное – пшенная каша, кусок хлеба и граммов двадцать масла.

Ящик снова приоткрылся, и те же руки протянули одноразовый стаканчик с тепловатой бурдой.

Есть не хотелось. Молча поковырявшись в каше и даже не попробовав «чай», я улеглась и попыталась задремать.

Не тут-то было. Ящик снова ожил.

– Посуду, – велел «баландер».

– Позовите врача, – попросила я, отдавая тарелочки, стаканчик и миску.

Никакого ответа. Вдруг из коридора раздался громкий, резкий голос:

– Сливу вам в жопу, мудаки сраные.

Так, значит, Алиску тоже запихнули сюда, и она теперь выражает негодование всеми доступными способами. «Кормушка» прикрылась, опять тишина. Я вновь улеглась на тощую, воняющую каким-то лекарством подушку. Одежду отобрали, взамен выдали ночную сорочку с невероятным экстремальным декольте. Меня стала трясти ледяная дрожь.

Кое-как согревшись, попыталась заснуть, стараясь не думать о завтрашнем дне. Черная оспа! Помню, была ребенком, когда в начале шестидесятых один столичный художник, побывав в Индии, привез в Москву эту страшную заразу. Он и его семья как будто бы скончались, квартиру выжгли, входную дверь забили просмоленными досками. Соседи по лестничной клетке съехали кто куда, а в школах спешно провели вакцинацию детей. Господи, наши животные! Одни в доме, бедняги, скорей всего голодные.

Дверь распахнулась. На пороге возник приятный мужчина. Я кинулась к нему, подхватывая падающую с плеч рубашку.

– Что с Кешей?

– Полный порядок, – оповестил, улыбаясь, доктор, – у вашего сына ветрянка!

– Ветрянка?

– Именно так, – сиял врач, – сейчас быстренько по домам отправитесь.

Я взглянула на часы – полпервого.

– Прямо ночью?

– В принципе можем оставить, – сверкал белозубой улыбкой доктор, – продержим до утра, только на вашем месте бежал бы из инфекционного отделения по-быстрому.

И тут до меня наконец дошла информация. Ветрянка! Никто не умрет! Скорей в Ложкино!

– Как могли устроить нам такое, – накинулась я на врача с кулаками, – уму непостижимо! Перепутать с черной оспой!

– Тише, тише, – забормотал «гиппократ», отступая в коридор, – у вашего сына инфекция в такой форме, что живого места ни на лице, ни на теле нет. Опять же, приехал из Индии, вот врачи сразу и не разобрались. Лучше перебдеть, чем недобдеть.

Хлопая тапками, я добежала до комнаты с табличкой «Выписка».

– Муся, – завопила Маруся.

Я оглядела присутствующих: Ольга, Маня, Ирка, Катерина, Филя, Алиска. Все в жутких рубашках.

– Мудачье рогатое, – бушевала балерина, – ну завтра им мало не покажется. Филя, нашлешь на них настоящую чуму!

Санитарка приволокла огромный мешок.

– Берите одежку.

Ольга ткнула пальцем в пакет.

– Что это?

Нянечка потупилась:

– Ваши вещички в дезкамере побывали.

Морщась, Зайка засунула тоненькую ручку внутрь и выхватила жутковатого вида брючки – серые, в черных потеках и пятнах. Следом появился маленький свитерок, больше всего напоминающий дохлую мышку.

– Боже, – ахнула невестка, – у нас такого не было!

Но я уже узрела брошку в виде золотой ветви и мрачно произнесла:

– Это мое.

– При дезинфекции одежда линяет и может сесть, – принялась оправдываться техничка. – Я ни при чем, как велят, так и делаю.

Мы молча рылись в мешке, отыскивая вещи. Наконец все облачились, и я не сумела сдержать смех. Алиска в жеваном платье цвета скисшего кефира. Зайка в слаксах, превратившихся в бриджи, и рубашечке в серо-буро-зеленую клетку. У Мани из пуловера торчат голые по локоть руки, а джинсы, ставшие из голубых отчего-то зелеными, не застегиваются. Филя так и не смог влезть в водолазку. Она теперь сгодится только для Барби. И у всех сморщенная обувь без каблуков, шнурков и стелек.

– Оделись? – весело спросил входящий доктор. – Ну и чудненько, теперь идите по аллейке до ворот, там такси поймаете.

Ни у кого, даже у Алиски, просто не нашлось слов.

– Давайте, давайте, – торопил врач, – все хорошо, что хорошо заканчивается.

– Что с Кешей? – закричала Маня.

– Все изумительно, – восторгался доктор, – переправили в детское отделение и положили к ветряночникам. Завтра ему станет лучше.

Он буквально вытолкал нас на улицу. Пронизывающий холод моментально залез под одежду. Клацая зубами, мы вылетели на проспект и принялись махать руками. Но ни одна машина не собиралась останавливаться.

– Я бы тоже ни за что не взяла группу бомжей, – резюмировала Зайка.

– Деньги у нас есть? – поинтересовался Филя. – У меня, например, ни копейки.

– Так наколдуйте быстренько, – не удержалась я.

Шаман побагровел.

– Ладно вам ругаться, – примирительно одернула меня Алиска и вытащила скукоженный кошелек, – у меня сто баксов.

Но появившаяся на свет бумажка оказалась девственно-чистой. Дезкамера превратила стодолларовую банкноту в обычный листок.

Тут из ворот больницы вырулила труповозка. Машина притормозила, и женщина-шофер осведомилась:

– Из инфекции выписали?

– Да, – закричали мы на разные голоса, – подвезите до дому.

– Садитесь, – велела женщина.

Мы разом влезли в труповозку.

– Для нас самый сейчас подходящий транспорт, – вздохнула Ольга, – попросим ее подождать у дома, пока за деньгами сбегаем.

– Вот, – тихо сказала Ирка, вытаскивая из кармана мятую, но совершенно целую нашенскую пятисотрублевую банкноту. – Дарья Ивановна утром дала на бытовую химию, а я купить не успела.

– Надо же, – восхитилась Алиска, рассматривая бумажку, – а еще говорят, что их доллар – деньги. Да перед нашими он просто говно! Рублики-то никакая дезинфекция не берет!