Сражения Космического Десанта

Его тошнота сменилась страхом. Он видел взгляд в глазах трэллов в кожаных масках, и знал о репутации телотворцев. Они не прощали нарушения владений.

Морек повернулся и поспешил тем же путем, которым пришел, отводя глаза от плавающих фигур в цистернах, игнорируя стоявшие за ними вдоль стен модули странного оборудования, едва видя ряды крошечных пробирок, расставленных в заботливом порядке под управляемым светом.

Где-то позади него раздались тяжелые шаги, и его сердце подскочило. Он продолжил идти, держа голову низко, надеясь, что тот, кому они принадлежали, направляется в другое место. Соединенные комнаты сбивали с толку, мешая найти верный путь, а звук исходил отовсюду.

Шаги стихли. Морек снова был в приемных покоях с пустыми металлическими столами. Перед ним был выход и коридор, ведущий к шахте лифта.

Его сердце сильно стучало.

Любопытный разум открывает дверь к проклятью.

Он посмотрел на свои руки. Они были шероховатыми, мозолистыми, огрубелыми за время службы Небесным Воинам. Они тряслись. На мгновенье он остановился, не думая о том, что трэллы увидят его.

Чем было то существо?

Он все еще стоял несколько ударов сердца, неуверенный в том, чему был свидетелем. Волчьи жрецы были стражниками Этта, хранителями традиций Влка Фенрика. Если они санкционировали это, значит, имели на то разрешение.

Оно было мерзостью.

Он оглянулся через плечо. Перед ним тянулись выложенные кафелем комнаты, каждая из которых вела в следующую, каждая пахла антисептиками и кровью. Он почувствовал, как снова подступает тошнота.

В Зале Клыктана он кричал до хрипоты в знак преданности Небесным Воинам, олицетворению божественной свирепости Фенриса. Как он не старался, он не мог вернуть этот душевный настрой.

Пошатываясь, не помня, ради чего пришел в это место, он вернулся к шахте лифта. С его открытого, преданного лица исчезла уверенность.

На ее месте, впервые за всю жизнь Морека, было сомнение.

Глава 10

Черное Крыло резко сел на металлический конференц-стол, игнорируя дюжину людей, сидящих вокруг него, и провел руками по спутанным волосам. Он не обращал внимания на мерцающий свет ламп, на дюжину кэрлов, стоящих на вытяжку у стен в грязной униформе, и на раздававший снизу скрежет поврежденных двигателей.

Он чувствовал себя стесненным, грязным, запертым. Каждый день с момента бегства с Фенриса был изнурительной чередой аварий и ремонта, все ради того, чтобы не дать «Науро» развалиться.

Это была унизительная работа, годная возможно для смертных, но не для него. Он был рожден для более достойных дел, для мастерского убийства в тенях, для торжества в боях космической войны. Необходимость прислушиваться к совету засаленных рабочих машинариума и обреченным заявлениям тактиков корабля донимала его в высшей степени.

Не то, чтобы ситуация была гнетущей. Он достаточно знал о механике космического корабля, чтобы понять, когда он будет на грани. Откровенно говоря, это уже должно было случиться — корабль был все еще в двенадцати днях пути от Гангавы, и этот график был возможен только потому, что он продолжал подгонять варп-двигатели вопреки протестам штурмана корабля. Несколько дней назад он допустил ошибку, спросив инжинария «Науро» — смертного, прошедшего всестороннее обучение у техноадептов Адептус Механикус, что делает дух машины все это время.

— Вопит, сэр, — ответил тот своим грубым, деловым голосом. — Вопит, как унгор с перерезанным горлом.

К счастью Черное Крыло не был нечувствителен к подобным вещам.

В то же время он был нечувствителен ко многому. Он никогда не был близок со своими боевыми братьями, никогда не заводил дружбу, которая скрепляла отделения. Он презирал старших офицеров, его раздражала дисциплина, которую они устанавливали. Даже в Ордене Космических Волков, известном по всему Империуму за вольное отношение к Кодексу Астартес, дисциплина была суровой.

Черное Крыло всегда был другим, подверженный мрачному настроению и приступам безумной, опасной самонадеянности. Корпус Скаутов был идеален для него, позволяя ему совершенствовать искусство одиночного убийства вдали от шумного братства Этта. В такой изоляции он нашел удовлетворение.

Однако сейчас он начал сомневаться, действительно таким уж хорошим был этот выбор. Никто из смертных «Науро» не мог сделать выбор командира или принять трудное решение, от которого зависели их жизни. Возможно, было бы лучше окажись здесь брат-воин для совета, кто-то, способный ненадолго разделить эту ношу.

Но вряд ли бы кто-нибудь из его боевых братьев охотно пошел бы с ним на операцию. Черное Крыло создал почти идеальную зону уединения вокруг себя, отвращая даже тех, кто не имел причин не любить скаутов.

Быть посему. Он выбрал этот путь, и до сих пор он неплохо подходил ему. Не все сыны Русса могли быть орущими берсеркерами.

— Лорд?

Голос принадлежал штурману корабля, седовласому человеку по имени Георит. Черное Крыло посмотрел на него. Даже без доспеха космодесантник доминировал в комнате. Когда его желтые глаза, утопленные в темные впадины, уставились на смертного, Георит сглотнул.

— Вы просили доложить о пожарах.

— Да, просил, штурман. Расскажи мне последние хорошие новости.

— У меня нет ни одной. Три уровня по-прежнему отрезаны, даже для трэллов-сервиторов. Пожар распространяется к отсекам управления. Когда запасы иссякнут, наша способность сдерживать его уменьшится.

— И я знаю, что ты посоветуешь.

Георит глубоко вздохнул.

— Мое мнение не изменилось, лорд.

— Ты хочешь, чтобы мы вышли из варпа, открыли палубы вакууму, промыли их и произвели ремонт.

— Да.

— И сколько времени займет подобная операция, при оптимальном выполнении?

— Неделю, лорд. Возможно меньше.

Черное Крыло одарил его холодной, надменной улыбкой. В ней не было ничего смешного, просто сознательное пренебрежение.

— Слишком долго.

— Лорд, если трубопроводы прометия…

Черное Крыло вздохнул и откинулся назад в кресло.

— Если их прорвет? Тогда мы умрем, штурман. Даже я, безграмотный воинствующий дикарь с нулевым инженерным обучением, знаю это.