Среда обитания (сборник)
Шрифт:
— А где же письма Жозефины? — поинтересовался Корнилов, когда Озерова привели к нему в кабинет.
Георгий Степанович не ответил. Он рассеянно смотрел в окно, на зеленые и коричневые ребристые крыши домов, где давно уже отслужившие свою службу печные трубы напоминали бессрочных часовых, расставленных каким-то сумасшедшим разводящим.
— Они у вас? Дома? — с тревогой спросил подполковник.
— Нет. Не у нас. Не дома, — совсем тихо, почти шёпотом ответил Озеров и неожиданно закричал, стуча кулаком по костлявому колену: — Проклятая шпана! Шпана! Шпана! Он взял их у меня, чтобы переснять,
— А почему письма Жозефины оказались у вас? И Петровский договор? И письма Горчакова? Почему?
Озеров посмотрел на подполковника с тоской:
— Вам знаком запах старых книг, запах архива? А древние рукописи? Вы держали их в руках? Листали? — Корнилову показалось, что Георгий Степанович вот-вот разрыдается. — Нет, нет, это может понять только такой книжный червь, как я…
— А Николай Михайлович Рожкин понимал? — спросил Корнилов.
Озеров вздрогнул.
— Вы думаете… я? Колю?
— Он обнаружил пропажу писем Жозефины?
Георгий Степанович кивнул.
— И вы сказали об этом Барабанщикову?
Снова молчаливый кивок.
— И после этого не считаете себя убийцей?
— Коля дал мне три дня, чтобы я вернул письма в папку. Но я хотел иметь хотя бы копии. Хотя бы копии… Чтобы лежали всегда под рукой, рядом, в моём шкафу. А эта шпана…
— Я вам не верю, Георгий Степанович, — тихо сказал Корнилов. — Хотите прикинуться библиоманом? А доллары? Вам не архивная пыль была нужна, нет. Вы хотели превратить её в золотую. Неужели всех ваших знаний не хватило на то, чтобы понять, на что вы подняли руку?
Машина остановилась у светофора. Корнилов рассеянно смотрел в окно. На улице было многолюдно. У зелёного, наспех сколоченного лотка стояла очередь. Продавали арбузы. «А я в этом году ещё не попробовал, — подумал Игорь Васильевич. — Собраться бы как-нибудь в Астрахань, пожить на бахче, поесть арбузов вдоволь…»
Уже загорелся зелёный, и машины медленно тронулись, когда подполковник наткнулся взглядом на большую красную вывеску: «Строительный трест 700». «Новорусский здесь заправляет делами. Может быть, зайти самому? Не ждать, когда Бугаев опять пикироваться с ним начнёт?» Подумав так, Корнилов попросил водителя:
— Саша, развернись. Заедем в стройтрест.
В просторном коридоре, отделанном дубовыми панелями, было пустынно. Около двери с табличкой: «Управляющий. Приём по личным вопросам в четверг с 15 до 18», висело большое объявление: «6 сентября профсоюзное собрание. Материальные и моральные стимулы нашего труда. Докладчик — управляющий трестом товарищ Новорусский М. И.». Корнилов прошёлся по коридору. Из-за дверей красного уголка доносился шум. Подполковник приоткрыл дверь. На небольшой трибуне стоял немолодой, загорелый мужчина в тёмно-сером костюме.
— Мы, Полина Владимировна, вернёмся к вашему заявлению. Но твёрдо обещать, что до конца года вы получите квартиру, я не могу.
В зале зашумели.
— Я не хочу выглядеть болтуном, — чуть повысил голос мужчина. — Лучше мы назначим срок подальше, а квартиру дадим пораньше, чем наоборот.
Его слова встретили с одобрением.
— Есть ещё вопросы к Михаилу Игнатьевичу? — спросил
председательствующий, молодой, широколицый парень.— Нету! — выкрикнул кто-то из зала.
— Собрание считаю закрытым, — быстро сказал председатель. Его слова потонули в шуме отодвигаемых стульев, в гуле голосов.
— Михаил Игнатьевич! — остановил Корнилов управляющего на подступах к его кабинету. — Подполковник Корнилов из Гувэдэ. Можно вас отвлечь минут на пятнадцать?
Новорусский сердито вскинул голову, пристально взглянул на подполковника. Какую-то долю секунды он медлил, словно оценивая, стоит ли принимать Корнилова. Наконец, решившись, показал на дверь.
— Прошу. — И, обернувшись к секретарю, сказал: — Ко мне никого не пускать.
В кабинете они молча сели друг против друга за большим, накрытым зеленой скатертью столом. Новорусский закурил.
— Михаил Игнатьевич, несколько лет подряд вы снимали дачу в деревне Орлино.
— Да. Снимал.
— Нам стало известно, что вы бывали в старой Орлинской церкви. Интересовались иконами?
— Вы бы мне сразу сказали, в чём дело? — устало попросил Новорусский. — А то будем ходить вокруг да около…
— Я не в прятки пришёл к вам играть, — рассердился Корнилов. — Отвечайте на вопрос.
Новорусский как-то обречённо вздохнул и с силой раздавил сигарету в пепельнице.
— Да. Ходил в церковь. Интересовался иконами. Просил сторожа показать мне их. Потом приводил жену…
— Рассказывали Барабанщикову про иконы?
— Рассказывал. Рассказывал! Чёрт бы побрал этого Барабанщикова! Чего он еще натворил? Меня уже неделю донимают вопросами об этом человеке.
— Барабанщиков полез в церковь за иконами. Упал и разбился насмерть, — сказал Корнилов.
— Кто же мог подумать, что он вор! — Михаил Игнатьевич достал новую сигарету.
— Не только вор, Михаил Игнатьевич, но и убийца. В прошлом дважды судимый. Не так давно застрелил учёного. И знаете почему?
Новорусский молчал, исподлобья глядя на Корнилова.
— Потому что другой учёный… — подполковник брезгливо поморщился. — Нет, нет, что я говорю?! Какой учёный? Просто клиент Барабанщикова, оказавшийся родственником ему по духу, стал сбывать через него иностранцам ценнейшие для нашей истории документы и рукописи из архива. А когда честный человек поймал его за руку и потребовал всё вернуть, этот клиент рассказал о грозящей опасности своему фуражиру… Убийце.
Новорусский подавленно молчал.
Корнилов поднялся. Посмотрел на управляющего с сожалением.
— До свидания, Михаил Игнатьевич.
— До свидания, — тихо, не поднимая головы, отозвался Новорусский. Он щёлкнул изящной зажигалкой. Прикурил. Корнилов заметил, что рука его дрожала.
АНОНИМНЫЙ ЗАКАЗЧИК
Роман
Если хотят знать, по какому праву я вмешиваюсь в это прискорбное дело, я отвечаю: по великому праву первого встречного.
Первый встречный — это человеческая совесть.