Среда обитания (сборник)

— Что ж он, по-твоему, прямо у церковной стены их поставил бы? У всех на виду?

— Мог бы всё же поближе. Тут с километр будет…

— Видно, тёртый калач. Думал, что мы собаку пустим. А там — за ручьём. Прошёл по воде, и конец.

Доводы капитана не успокоили Мухина. «Объяснить то всё можно, — думал он. — А вот если в шкуру этого субчика влезть? Он же не на экскурсию пришёл. За иконами! И тащить их в такую даль? А как ночью машину в кустах найти? Тут и свой, деревенский, заблудится, не то что дачник…»

Всех городских Владимир Филиппович называл дачниками. Без иронии, без подковырки — просто по привычке. Выросший в деревне, он привык к тому, что в их избе, да и у соседей летом всегда жили дачники. Орлино — село красивое. Огромное озеро плескалось прямо за огородами. В каждом доме плоскодонка. Чуть снег осядет под мартовским солнцем — дачники уже тут как тут. Ходят от избы к избе, спрашивают, не сдаётся ли.

Капитан Гапоненко уехал в Гатчину, оставив участкового один на один со своими сомнениями. Владимир Филиппович достал из письменного стола лист бумаги и в течение часа прикидывал, кто из односельчан чаще всего шляется по ночам. Первыми в список было занесено десятка полтора парней и девчат, два мужика, часто работавших на Дружной Горке в ночную смену, несколько доярок, совхозный сторож. Потом инспектор прикинул, кто мог оказаться ночью недалеко от церкви. Выходило, что все молодые. Рядом парк — их туда всё время тянет, будто мёдом намазано. Одна доярка жила неподалёку. И конечно, сторож, но с ним Мухин уже говорил.

После того как список был составлен, инспектор сел на мотоцикл и поехал домой. Там он переоделся в штатское. Каждый раз, когда надо было поговорить с человеком по душам, неофициально, или Мухин предполагал, что его собеседник при виде милицейского мундира может потерять своё красноречие и забыть половину из того, что знал, он надевал штатский костюм.

Разговор с молодёжью складывался до противности одинаково. Словно все они сговорились.

— Коля, — обращался инспектор к детине, которому, казалось, тесно в комнате. — Ты третьего дня в парке не гулял?

— А что, разве нельзя? — с наигранным удивлением спрашивал Коля. — Мне шестнадцать ещё по весне стукнуло.

— По ночам люди добрые спят, — для порядка говорил Мухин.

— Нет такого закона, — ухмылялся детина, и Владимир Филиппович, безнадёжно махнув рукой, переходил к главному.

В разговоре с Любашей Федичевой инспектору повезло. Любаша, ученица десятого класса, приходилась Мухину дальней родственницей. Её мать была двоюродной сестрой инспектора. Когда он спросил Любашу, не гуляла ли она ночью в парке, девушка залилась краской и опустила голову. Прежде чем Мухин добился от неё путного рассказа, она успела поплакать.

— Дядя Володя, вы только маме не говорите, — попросила Любаша. — Я ей сказала, что у подруги засиделась. У Таськи Зайцевой…

Делать было нечего, и инспектор скрепя сердце пообещал держать Любашину прогулку в секрете.

Любаша и рассказала ему, что когда проходили они с Толиком Ивановым мимо церкви, то видели легковую машину. Белую. Для того чтобы узнать имя Любашиного ухажера, Мухину пришлось ещё раз дать клятву не проболтаться родителям.

— В котором часу машину видели?

Любаша пожала плечами.

— Домой ты когда пришла?

— В два.

— Хорошо помнишь?

— Ещё бы! Мама мне такую истерику закатила.

Мухин осуждающе покачал головой.

— Когда машину увидали, шли в парк или уже из парка?

— Из парка. Мы потом у озера посидели чуточку и домой. Толик меня до прогона только довёл. Вдруг бы мама встречать надумала.

Инспектор прикинул: от церкви до озера — минут пять. Там ещё «чуточку» — значит, полчаса. От озера до Любашиного дома тоже минут десять. Выходило, что от часу до двух машина стояла у церкви.

— Вы, дядя Володя, не подумайте чего плохого, — сказала Любаша. — У нас всё всерьёз.

— Ладно, — помягчев, отозвался Мухин. — На свадьбу не забудь пригласить.

Толик Иванов после недолгого запирательства подтвердил рассказ своей подружки.

«Вот так-так, — размышлял участковый, шагая по вечернему селу домой. — Он, голубчик, в церкви лежал, а машина сама собой каталась? Или сначала он подъехал, осмотрелся, а потом машину в кусты отогнал. И всё пехом?» Действия потерпевшего, по мнению Мухина, не соответствовали здравому смыслу.

В селе было тихо. Лишь под ногами шуршали листья. Кое-где в домах ещё горел свет, да дрожащие голубые отсветы в окошках выдавали, что хозяева смотрят телевизор. На дальнем конце села за кладбищем лаяли собаки. С озера тянуло прохладой, сыростью, запахом смолёных лодок.

«Не буду я Гапоненке звонить, — думал участковый. — Толку от него мало. Лёгкий человек. Позвоню начальству, в Питер».

С одной стороны, Мухин стеснялся беспокоить ленинградское начальство, но разговор с подполковником Корниловым оставил у Владимира Филипповича хорошее впечатление. Пожилой сухощавый подполковник хоть и выглядел хмурым, разговор вёл по делу, вопросы задавал точные, словно заранее знал мысли самого Мухина. Но больше всего понравилось инспектору то, что подполковник не стал строить никаких домыслов, не поучал его, как надо работать. Сказал, что дело сложное, на кофейной гуще гадать не надо, а побольше порасспрашивать людей.

— Если появится что-то новое, звоните, — сказал он на прощанье. — Майору Белянчикову звоните. Его не будет — мне. Сейчас для нас каждая мелочь дорога.

Владимир Филиппович и позвонил Белянчикову, но его номер не отвечал, и старший лейтенант, преодолев робость, позвонил Корнилову.

Трубку подняла секретарша и, узнав, что звонят из Орлина, тут же соединила Мухина с Корниловым.

— Старший лейтенант Мухин беспокоит, — сказал участковый.

— Что у вас там нового? — Голос подполковника звучал требовательно и строго, и Мухин решил, что позвонил не вовремя. В трубке были слышны голоса, приглушённые низкие гудки другого аппарата.

— По поводу «Жигулей» хотел доложить, — сказал Мухин, но подполковник перебил его:

— Извини, другой телефон…

Участковый слышал, как Корнилов произнёс:

— Позвоните через полчаса, у меня совещание.

Мухин совсем смутился и, когда подполковник снова сказал в трубку: «Але, продолжайте, Мухин!» — виновато спросил:

— Может, попозже, товарищ подполковник?

— Давайте, давайте, рассказывайте, не смущайтесь, — ободрил Корнилов. — Мы тут как раз и сидим по этому делу.

Старший лейтенант доложил коротко и чётко.

— Молодец, — похвалил Корнилов. Потом несколько секунд помолчал, обдумывая что-то. — На днях я приеду. Жди. — И повесил трубку.

7

Аристарх Антонович Платонов, хоть и был, по словам своего однофамильца со станции обслуживания, похож на генерала, работал в конструкторском бюро старшим инженером. И, по словам сослуживцев, коллекционировал иконы. Корнилов решил съездить к нему сам.

Жил Платонов на улице Зверинской, в большом старинном доме. Его квартира под номером шесть оказалась на третьем этаже. Корнилов лифт не вызвал, пошёл пешком, удивляясь, как легко подниматься по широкой старинной лестнице. «Ловко умели строить, — подумал он. — И этажи повыше раза в два, чем нынче, а поднимаешься, словно на эскалаторе».