Среда обитания

«Не оберется Эри с ним проблем!» – подумал я, сворачивая в узкий коридор, к тупичку блюбразеров. Собственно, все ответвления в Тоннеле, все боковые ходы и проходы где-то кончаются, а значит, их можно считать тупиками, но по неведомой причине лишь у блюбразеров тупик, а все остальное с каким-нибудь иным названием. «Подвал танкиста», лавка Факаофо, допинг «У блохи», агентство «Восемь с половиной»… А вот Мадейра и его собратья – в тупике! Есть в этом нечто символическое…

Под бормотание инвертора мы вышли в другой коридор, с полосками тусклого люминофора вдоль стены, и повернули к массивной двери из триплекса. Я набрал знакомый код, и дверь отъехала в сторону. Перешагнув порог, мы очутились в довольно просторном и уютном помещении: стены покрыты светло-синим пластиком, в левом углу – терминал, в правом – зеленые кусты с гроздьями мелких цветочков (конечно, голограмма), посередине – круглый стол и кресла. На стенах – пейзажи и полки с разной дребеденью, под ними – диваны и рабочие столы, на одних бумаги разбросаны, на других лежат какие-то древние штуковины – не иначе как добытые в Отвалах. Блюбразеры очень интересуются древностями. Мадейра, думаю, обосновался в Тоннеле, чтобы быть поближе к пачкунам и лавкам, где торгуют антикварными вещицами.

– Крит! – Он поднялся нам навстречу. – Каким воздуховодом занесло? Приятно тебя видеть! Тем более в такой компании! – Поклон в сторону Эри, вежливый кивок Дакару.

Мы стукнулись браслетами. Мадейра из Свободных и, подобно мне, трудился в ОБР, только в Ремонтной Службе. Он невысок и сухощав, видом страшноват, а нравом приветлив и разговорчив, хотя и несколько наивен. Под глазом у Мадейры жуткий шрам, рубцы на левом предплечье и след от ожога – на правом, но это не отметки боевого прошлого, он человек сугубо мирный. Попался капсулям в недобрый час… Отметины он не желает скрывать и после той встречи с капсулями подделывается под бывшего наемника. Мудрый шаг; к бойцу с такими украшениями даже в подлеске не сунутся. То есть, конечно, сунутся, но перед тем подумают пару минут – а чтобы удрать, больше и не нужно.

– Эри, Свободный Охотник, – представил я. – А это Дакар, наследственный инвертор Лиги Развлечений. Просто помешан на всякой старине.

Двусмысленная получилась фраза, однако инвертор промолчал и, кажется, согласился с прежним своим именем. Я заметил, что прогулка в коридорах пошла ему на пользу: бледность исчезла, глаза заблестели и с любопытством зыркали туда-сюда. Словно и не пил отравы… Поразительно!

Кроме Мадейры, в комнате были трое: парень и женщина у терминала и мужчина в перчатках и маске, трудившийся за одним из рабочих столов. Что-то он там очищал от ржавчины, действуя острой лопаткой, кистью и тихо жужжавшим пылеуловителем; желтые смерчи вздымались в воздух и тут же втягивались в раструб прибора.

– Крым, подданный «Тригоны», Баия, старший партнер «Зелени», – произнес Мадейра, кивая на сидевшую у терминала парочку. – Итуруп, из Службы Ремонта ОБР.

Мужчина в маске помахал нам кисточкой.

Пестрая команда, но я не удивился: кого среди блюбразеров не сыщешь, того под куполами вовсе нет. Кроме, конечно, королей и капсулей… Но гранды попадаются, и всякие чины из ОБР и ВТЭК тоже не совсем уж редкость, хотя по большинству в блюбразерах Свободные. Это не компания, не фирма и не лига, а вольное братство, и состоять в нем может всякий, не изменяя подданства и статуса. Они мечтатели и собиратели. Мечты, само собой, субстанция бесплатная, а вот собирательство древних предметов тянет на крупные суммы, которым вроде неоткуда взяться. Однако есть! От Лиги Развлечений, от диггеров – за помощь при оценке древностей, ну и, конечно, частные пожертвования.

– Прошу! – Мадейра, улыбнувшись Эри, галантно пододвинул кресло, но я покачал головой:

– Приватное дело, дружище. Пойдем к тебе? Ты не против?

– Не против.

Он двинулся к кустам, а мы – за ним. Дакар, увидев зеленые насаждения, замер, пробормотал: «Сирень!.. Надо же, сирень!..» – вытянул руку и разочарованно вздохнул, когда пальцы проткнули цветочную гроздь. Позади кустов был проход в другое помещение, где у Мадейры устроен музей: тут стояли тумбочки голопроекторов, записывающая аппаратура и стеллажи со старинными книгами и раритетами Эпохи Взлета. Немалая ценность, должен заметить! Но Мадейра редко покидает свою берлогу, и двери у него надежные.

Мы устроились на диване, под картиной, изображавшей ландшафт Поверхности. То была не голограмма, а натуральный, писанный красками пейзаж размером метр на два, и Дакар, вывернув шею, уставился на него, как на червя с двумя хвостами.

– Это, простите, что такое?

– Гористая местность, – любезно пояснил Мадейра. – Под горами и скалами понимаются естественные возвышенности – видите, слева, справа и на заднем плане? Между скал – водный поток, то есть река, голубое сверху – это небо, а ближе к зрителям – поле с травой и цветами. Конечно, реконструкция… Создана по описаниям в старинных книгах, и оттуда же термины, которые я употребил. Если желаете, могу растолковать их смысл подробнее.

– Не надо, – пробурчал Дакар. – Я знаю, что такое горы, скалы, реки и поля. В отличие от вашего художника.

– Простите? – Брови Мадейры приподнялись.

– Горы и скалы не похожи на геометрические цилиндры и конусы, их форма более разнообразна: изломанные поверхности, выступы и впадины, трещины, карнизы… Этот разлом между скалами называется ущельем или каньоном, и река, текущая тут, должна кипеть, вихриться и бурлить среди порогов – белая пена, водовороты, прыжки от камня к камню, понимаете? А на картине – Волго-Донской канал в тихую погоду… Поле – а вернее, горный луг – не бывает такого ядовитого оттенка. Не яркий изумруд, а малахит, даже нефрит… И эти цветы! Где вы видели такие цветы? У них…

Он говорил и говорил, пока глаза Мадейры не округлились, а шрам на щеке не стал подергиваться, что было явным признаком волнения. Лет моему приятелю-блюбразеру немало, но он не растерял способности удивляться и был одарен ею в большей мере, чем я, или Охотники, или любой из людей, с которыми мне приходилось общаться. Он возбуждается с легкостью, но не могу сказать, что он доверчив – торговля с диггерами быстро избавляет от такого недостатка. А если так, то получалось, что в речах Дакара он узрел какой-то смысл.

Наконец Мадейра вцепился в волосы на затылке, со свистом втянул воздух и выдавил:

– Откуда вы это знаете, дем Дакар? То, о чем вы говорите? Я понимаю, что у инверторов воображения больше, чем у обычных людей, – воображения, творческой фантазии, искусства управляться со словами, соединять их с ситуацией и обстановкой… Но вещи, которые вы рассказали, не фантазия! Нет, не фантазия, так как проясняют множество вопросов! Ваши данные бесценны! Но откуда? Откуда они? – Взгляд Мадейры метнулся к полке с ископаемыми книгами. – Возможно, вы прочитали об этом в древних трудах, переработали, домыслили? Или нашли какие-то изображения? Источники, нам неизвестные, и потому…

– Он сам источник, – перебила Эри. – Такой, какого не найдешь ни в Отвалах, ни в Старых Штреках. Он вам на любой вопрос ответит, только спросит еще больше. – Она хихикнула.

Эри откровенно потешалась, а на лице Мадейры восторг и интерес сменялись изумлением. Что до Дакара, то он напоминал шмеля у банки со сладким сиропом. Кажется, он был доволен – нашлась подходящая аудитория.

– Источник? Что за источник? Что за вопросы? – Мадейра вскочил с дивана и забегал по комнате. – Мне кажется, что назревает нечто важное… Позвольте, я буду записывать нашу беседу… – Щелкнув переключателем, он уставился на меня. – Что это значит, Крит? Ты можешь мне объяснить?

– Сядьте, – произнес Дакар, – сядьте и успокойтесь. Я объясню.

И объяснил.

Следующий час я слушал занимательные сказки о древних городах, стоявших на Земной Поверхности, о странах и народах, каких, должно быть, не существовало никогда, о трейнах, катившихся по рельсам, и гигантских авиетках, летавших в небе над континентами, о войнах, бунтах, мятежах, побоищах, великих открытиях и катастрофах, о плоских участках суши, что назывались равнинами, и вознесенных к небесам, покрытых замерзшей водой над вздыбленной твердью, о водных потоках и скоплениях деревьев, которым в разных местах присваивали имена, звучавшие по-разному: просто лес, или тайга, сельва или джунгли. Еще я узнал о зорях и закатах, о ветрах и дождях, о звездах, метеорах и спутнике Земли, о полетах в пространство над Поверхностью, о станциях, подвешенных в бездонной пустоте, и о попытках долететь к другим планетам. Пустая затея, но величественная… К этой истории прилагались другие, о страшных бурях и разрушительных землетрясениях, болезнях, эпидемиях, мучительной смерти от старости или от ран, полученных в период войн и катаклизмов, о голоде и недостаче сырья, воды и даже воздуха, о свалках мусора на земле и в водоемах, о бесконечных конфликтах между людьми, делившими власть, ресурсы, территории. Если в древности все обстояло так печально, то предкам не позавидуешь… Впрочем, я понимал, что это все игра воображения – ведь человечество не обитало на Поверхности. Хотя Пак его знает… когда-нибудь, в глубокой древности, задолго до Эпохи Взлета…