Среди гор(Рассказы из жизни народов Закавказья)

7

Когда Симон проснулся, то ему припомнилось, что ночью опять стреляли. На очаге еще тлели угли. Снизу тянуло холодком.

Он быстро спустился в «лоб». Ему показалось странным, что нижнее помещение не заперто, и овцы бродят по двору. Небо было хмурое и обещало дождь.

Симон вышел на улицу. Селение только что просыпалось и оживало. Мимо шел милиционер Емухварзе. Поздоровались.

— Что ночью опять бандитов ловили? — спрашивает того Симон.

— Какой бандитов! Женщину увезли. Не знаю только чью. А может быть и не нашу. Двое были. Один вот только знакомым показался. Лошадь у него уж очень хорошая, таких у нас нет. Как-то тут чужой один несколько раз проезжал, так совсем его лошадь.

— Не догнали? — спрашивает Симон, что-то припоминая.

— Где догнать! Только попугали. Если наша женщина, то ловко дело сделали. С согласия, видно, увозили. А у кого увезли, еще и не хватились.

Симон вдруг забеспокоился. Он идет во двор, поднимается на верх. В помещении Вало тихо. Он открывает дверь: ни Вало, ни Сандро нет. Это Вало увезли! Она сама ушла. Недаром Полиани советовал следить за нею, недаром был здесь тот на незнакомой лошади! Нет! Симон не оставит это так! Он постоит за себя и за брата. Не для того он ее ждал несколько лет, чтобы из-под носа у него увезли ее! Глупый он! Сто раз глупый, что позволил женщине обойти себя! Чужая была, чужой и осталась и посмеялась над ним! Самое главное — посмеялась! Как сказать соседям? Как показаться на глаза Полиани?.. Симон должен отыскать Вало и только с нею вернуться в Бечо. Если он не найдет ее, он уйдет обратно в Тифлис. Но прежде он будет искать ее. Она там, где несколько лет тому назад он потерял палец. У него есть лошадь. У него есть ружье. А здесь у него останутся друзья.

Винтовка осмотрена, она в порядке. Лошадь оседлана. Жалобно мычит корова, но это Симона не беспокоит. Он точно забыл, что у него на руках хозяйство, скотина. Ему не до того. Вот он на лошади. Он мчится туда, откуда несколько лет тому назад брат привез Вало.

8

В срочных сборах и быстрой езде Гульбани не заметил, как портилась погода. Скоро густой влажный туман властно царствовал всюду. Точно какие-то злые духи восстали против Симона, и невидимо сонмище их встало на его пути. Привычная ко всему лошадь упрямилась, фыркала и нервно поводила ушами. Симон терял возможность различить, в каком направлении он движется. Злоба душила его. Он знал, что, благодаря непогоде, он упустит Вало. Он знал также, что, как ему ни знакомы горы и пролегающие в них тропинки, в такой туман они делаются чужими и недоступными.

Гульбани слез с лошади и от злости начал стрелять куда-то в пространство: не то в туман, не то в ушедшего вдаль врага. Глухо щелкал курок, и эхо не бежало навстречу выстрелу. Лишь тихо ржала лошадь, точно упрекала хозяина в безрассудстве.

Первая осечка заставила Симона немного опомниться. С каким-то диким криком отшвырнул он от себя винтовку и повалился, не чувствуя ни остроты придорожных камней, ни липкой влажности тумана. Долго лежал так Симон, до тех пор, пока злоба его как-то притупилась и заговорил голос желудка. Была ночь. Сквозь туман, над головой, стояла луна.

Невдалеке, в колючем кустарнике можжевельника лошадь искала себе еду. Тут Симон вспомнил, что в спешке он не запасся едой. К чувству голода примешивалась острая жажда. В горах воды много, но ее надо найти. Место казалось незнакомым. Тусклый свет луны был неподвижным.

Когда поблизости был найден родник, и жажда была утомлена, чувство голода немного уменьшилось. Двигаться вперед не представлялось возможности, надо было выждать, когда уйдет туман. И тут же встал вопрос: куда двигаться?

Голова Симона не была привычна к думам и размышлениям. Все поступки решались им либо под тем или иным впечатлением, наспех, либо в силу традиций. Но тут, в длинную ночь под покровом тумана, негодуя на врага, похитившего Вало, попутно в голове Симона пронеслась вся его жизнь, включая и последние годы работы в Тифлисе, так непохожие на жизнь в родной Сванетии, к которой даже еще не проложена настоящая дорога. Какая-то неясная обида за оторванность от людей родилась в его душе и с горных безлюдных высот его вдруг потянуло на шумную нарядную улицу… В памяти воскрес облик Вало, но уже не прежней Вало, волосы которой были, что рожь, когда созревает. Спина погнулась, грудь ввалилась… И что толку в том, что он помчится в то селение, откуда была Вало? Что сделает он один? И там ли она?..

И думы шли нестройно, вразброд, перебивая одна другую до тех пор, пока на смену им не пришел тяжелый сон.

9

Солнце стоит высоко, но лучи его не так уже горячи и люди не прячутся от них на теневой стороне. Некоторые деревья покрыты золотом, но наряд их не праздничен, не пышен, и сквозь листву проглядывает бирюза неба.

Симон Гульбани опять на прежнем посту. Мимо мчатся автомобили, звенят трамваи, снуют пешеходы. Надо смотреть в оба глаза и следить, чтобы не нарушался порядок на шумной улице. Вот на ходу впрыгивает в трамвай человек и не хочет из него уходить. Трамвай останавливается. Симон должен подойти, узнать в чем дело.

Симон Гульбани все такой же. Разве немного больше потемнел, чем был, как будто, в недавние жаркие летние дни.

— Что же ты, Симон, недолго у себя погостил? Иль недоброе наследство брат оставил? — спрашивали его товарищи по району, когда он вернулся.

— Зачем мне наследство, когда я работать могу?

— Ну, а как там у вас в Сванетии живется? Хорошо или плохо?

— Плохо. Темный народ еще живет в Сванетии. Даже хорошей милиции в Бечо нет.

Ничего другого о жизни в Бечо от Симона услышать не удалось. И если товарищи по району предполагали, что смерть брата заставила Гульбани так неожиданно бросить службу и уйти в родную Сванетию, то появление его обратно верхом на лошади и с винтовкой за плечами еще больше было неожиданно и непонятно для них.

СМЕНА Из гурийской жизни

1

Поезд останавливается сильным толчком. Толчок сгрудил столпившихся у выхода из вагона пассажиров. Покачнувшийся Гогенешвили наступил на ногу оказавшегося сзади него человека. Сконфуженно извинился.

— Пожалуйста! Виноват в том машинист. Должно быть неумелый.

Недолгая стоянка заставляет спешно оставлять вагон. Было раннее утро. Солнце только что показывалось со стороны гор. Небольшая станция и примыкающее к ней селение лишь просыпались. Здание вокзала оживлял только один человек в форменной фуражке. Когда им, поспешно один за другим, были даны второй и третий звонок, и поезд двинулся вперед, Гогенешвили облегченно вздохнул: ведь он был в родных местах. Где-то близко, за полосой кукурузных полей, катил свои воды Рион; впереди, за рядом гор, скрывалась родная деревня.

Оглянувшись, среди немногих спутников, Гогенешвили увидел человека, которому он наступил в вагоне на ногу.

— Вам знакомы эти места? — спросил тот его.

— Прекрасно! Вырос в этих местах. Верстах в двадцати, за горами, родная деревня, куда я и иду.

— Вот как! А я почти что первый раз здесь. Вы пешком к себе?

— Да, думаю, если спутника найду. Одному скучновато будет.

— Знаете что, — через минуту обратился тот к Гогенешвили, — если вам безразличен спутник, то я пойду с вами. Я здесь на положении туриста, и ваше общество, как знакомого с местом, мне будет и полезно и приятно. И он назвал свою фамилию.

— Что же, идемте. Дорога здесь чудесная. Только прежде надо немного закусить. Если память мне не изменила, тут есть духан [14] , и старый Сандро Ломинадзе нас голодными не отпустит.

Гогенешвили взял свой легкий багаж и зашагал через рельсы к селению. Тот, другой, последовал за ним. С первой минуты столкновения он возбудил любопытство в Гогенешвили: костюм рабочего не гармонировал со всем: его обликом интеллигента. Минутами казалось, что он что-то скрывает.

14

Упрощенный вид ресторана.