Среди овец и козлищ

– Очень здорово, что вы все-таки пришли, – сказала ей я. – Несмотря на невыносимую боль.

Миссис Рупер приподняла голову, закрыла глаза от солнца и расплылась в широкой улыбке.

– Вы, должно быть, очень религиозны, раз сделали над собой такое усилие. – Я протянула ей руку, словно Иисус, и помогла подняться на ноги.

– О, да, – закивала миссис Рупер. – Нельзя сказать, чтобы это приносило моим ногам большую пользу. Однако воспрянуть духом очень помогает.

Я сказала миссис Рупер, что она может послужить прекрасным примером для подрастающего поколения. И миссис Рупер подтвердила, что так и есть, и ее улыбка стала еще шире.

Она убрала листок со списком богослужений в сумочку, защелкнула застежку.

– А вы, девочки, сейчас домой? Может, пойдем вместе?

В ответ на это я заявила, что буду очень рада, и увидела, как Тилли в своем пончо тоже улыбается.

Мы успели дойти до перекрестка с Лаймовой, когда она впервые упомянула миссис Кризи.

– Жуткое дело, – говорила она, вытирая платком под мышками, – исчезнуть вот таким образом.

– А вы хорошо ее знали? – спросила я.

– О, да. – Она снова промокнула пот платком. – Лучше, чем многих других. Она любила со мной поболтать.

– Просто уверена в этом, – заметила я. – А все потому, что вы, миссис Рупер, знаете, что это такое – страдать.

Миссис Рупер была полностью со мной согласна.

– Но почему вы считаете, что миссис Кризи исчезла? – Шла она очень быстро, и мне то и дело приходилось вприпрыжку догонять ее. Откуда-то из-за спины доносилось пыхтение Тилли. Прямо как маленький паровозик.

– Ну, причин тут может быть множество. – Мы дошли почти до самого конца авеню, и миссис Рупер немного замедлила шаг. – Но готова побиться об заклад, она непременно вернется.

Я полезла в карман.

– Может, дать вам еще один бумажный платочек, миссис Рупер? А то, смотрю, вы совсем вымотались.

Она взяла платок и улыбнулась:

– Вы, девочки, не очень спешите? А то я тут как раз открыла новую коробку «Кволити-стрит» [26] .

Мы зашагали следом за ней по садовой дорожке.

Я обернулась и увидела, что Тилли улыбается во весь рот. Так широко, что я даже испугалась – вдруг кто-то услышит.

26

«Кволити-стрит» – набор шоколадных конфет в металлической коробке.

Дом номер восемь, Авеню

5 июля 1976 года

– Вы с женой поссорились?

Констебль полиции Грин доехал за шесть минут и тридцать две секунды. Джон точно это знал, потому что не сводил глаз с каминных часов. Он заранее подготовился к встрече: составил список вопросов, которые они наверняка будут задавать, и положил на самое видное место. Но все пошло не так, как он ожидал.

– Мистер Кризи?..

– Нет, мы не ссорились.

Он собирался добавить, что вообще никогда не ссорились. Он хотел сказать, что за шесть лет совместной жизни у них с Маргарет ни разу не возникло разногласий. Но затем решил, что полицейский может счесть это странным, ведь сам может принадлежать к тому разряду людей, которые считают споры и ссоры с супругом чем-то вполне естественным. А потому не стал продолжать и просто уставился на минутную стрелку каминных часов.

– Мистер Кризи?..

– Простите, я не расслышал вопроса.

Полицейский Грин примостился на самом краешке дивана, словно не собирался задерживаться здесь надолго. Словно чем меньше частей его тела будут находиться в сидячем положении, тем меньше времени он здесь проведет. На плече у него красовалась нашивка с номером: 1279.

– Я спрашивал, может, у вашей жены были разногласия с кем-то еще?

Двенадцать месяцев в году, семь дней в неделе. А вот что означает цифра девять? Он никак не мог сообразить.

– Маргарет со всеми ладила, – сообщил он. – Была в дружеских отношениях со всеми соседями. Даже слишком дружеских.

Полицейский прекратил писать и уставился на него.

– Слишком дружеских? – переспросил он.

Джон принялся выщипывать нитки из обивки на валике кресла. Как же это его достало! Полицейские – ну прямо как врачи. У них заранее заготовлено на все свое мнение, и они выколупывают из тебя слова, как изюминки из кекса, в подтверждение своей правоты.

– Я хотел сказать, она много помогала людям. Пыталась помочь им разобраться со своими проблемами.

Полицейский снова уставился в блокнот.

– Понимаю, – протянул он. – Добрососедские отношения.

Девять минут час берегут. Что ж, может, и подойдет, хотя противоречит фактам. Джон наблюдал за тем, как сотрудник полиции записывает его слова. И подивился тому, как можно в такую жару носить форму из толстого материала. Нет, определенно, управление должно снабдить их летней формой. А может, уже и снабдило. Может, это как раз и есть летняя форма, а зимняя пошита из еще более теплого материала.

– А почему вы не записываете мои показания на диктофон?

Полицейский вскинул руки, словно хотел тем самым что-то доказать.

– Вы же не под арестом, мистер Кризи. Я просто пришел задать вам несколько вопросов.

– Но на прошлой неделе я уже отвечал на все эти вопросы вашему коллеге. Констеблю полиции по фамилии Хэй. Номерной знак 7523. Так, семь дней в неделе, пятьдесят две недели в году, плюс Святая Троица.

Констебль полиции Грин перестал писать и уставился на Джона Кризи.

– Вы знакомы с констеблем Хэйем?

Полицейский молча кивнул, не сводя с него глаз.

– Тогда должны были бы знать, что я уже отвечал на все эти вопросы. В несколько другом порядке, разумеется, но я ответил на все, причем очень подробно и тщательно.

– Я ценю это, мистер Кризи. – Полицейскому, судя по всему, страшно не хотелось опускать глаза, но он все же сделал над собой усилие и перелистал несколько страничек в своем блокноте. – Недавно к нам поступил телефонный звонок, несколько телефонных звонков от… – тут он запнулся, – от «озабоченного» соседа, и сержант распорядился проверить все еще раз.

– От озабоченного соседа?

– Я не имею права называть вам его имя, мистер Кризи.

– Я вас об этом и не прошу, констебль Грин. Не хочу, чтобы вы нарушали правила.

В комнате было душно, не хватало воздуха. Джон чувствовал, как в груди его все сжалось, каждый вдох давался с трудом. Мышцы были напряжены до предела, не давали ему возможности вдохнуть полной грудью, а кончики пальцев стало покалывать. Он понимал, что происходит, но предотвратить это был просто не в силах.

– Вы говорили констеблю Хэйю, что у вашей жены не было семьи?