Среди овец и козлищ
Шрифт:
– Все чудесно, просто превосходно. – Шейла не сводила глаз с Дороти. Между ними плыл дым. Лениво выписывал в солнечных лучах причудливые узоры, завитками поднимался к потолку.
– Если кому-то интересно, надо бы сбегать в угловой магазин, – сказала Лайза. – У нас молоко кончилось.
Шейла потянулась за кошельком.
– И Кейти с собой захвати. Вот умница, девочка.
Лайза принялась спорить, казалось, что вой дикого животного нарастает в глубине ее горла.
– Не начинай, Лайза. Возьми брата с собой. – Шейла протянула ей монеты. – Мне тут надо выскочить
– Уже почти семь, – донесся голос из холла.
Она обернулась к Дороти.
– Подожди меня на улице у дома. Сейчас туфли надену и выйду.
В кладовой было темно и прохладно. Она слышала, как Дот топчется у входной двери, как Лайза пытается уговорить Кейти встать.
За мукой, между жестянкой от риса и пакетиками пасты в виде ракушек.
Она должна была это выбросить. Она обещала Маргарет, что выбросит. Шейла полезла за жестянку и достала то, что искала. Всего один последний раз – и после она завяжет. Всего один, потому что сейчас ей это нужно просто позарез.
Поначалу Джон не отвечал. Дот перебралась через цветочную клумбу и прижалась лицом к стеклу. Увидела разгром в доме и даже присвистнула.
Шейла вынула изо рта жвачку и окликнула хозяина в щель для писем. Ответа не последовало, хотя ей показалось, будто где-то в самой глубине дома отворилась дверь.
– Джон, я знаю, что ты там! – снова прокричала она.
Дороти вернулась к ней.
– Наверное, все же вышел куда-то, – сказала она. – Отправился ее искать.
– Да нет же, он в доме.
Шейла заглянула в щель для почты. Увидела горы коробок и бумаги, угол стола, заваленного хозяйственными сумками и пакетами. Все выглядело так, будто он укладывал вещи, вот только так ничего и не упаковал, а разбросал как попало.
Она снова крикнула:
– Я знаю, что ты в доме, и не уйду! Так и буду стоять здесь до тех пор, пока не откроешь!
И дверь отворилась.
Понадобилось время, чтобы глаза привыкли к темноте, и вот мелькающие перед ними оранжево-черные полосы растаяли, и она разглядела Джона, стоящего у подножья лестницы. Одежда на нем была измята, словно он спал, не раздеваясь, целую неделю. Под усталыми глазами залегли темные тени.
– Ради бога, Джон. Что ты тут затеял?
Шейла распахнула дверь пошире, нижний ее край цеплялся за пожелтевшие газеты и целый ворох нераспечатанных писем. Джон испуганно отступил и позволил женщинам пройти. Дот тихо ахнула и поднесла руку ко рту, увидев весь этот хаос.
– Что за бардак? – Шейла приподняла было край хозяйственной сумки, но тут ей показалось, что это может вызвать цепную реакцию такой силы, что весь дом рухнет и похоронит их под мусором. И она оставила сумку в покое.
– Чем ты тут занят, а?
Он грыз ногти. Типичный представитель отряда грызунов.
– Стараюсь это найти.
– Найти что?
– То, что могла оставить Маргарет. Она, должно быть, что-то обнаружила. Дом мог подсказать ей, что произошло.
Шейла глубоко вздохнула. Здесь пахло потом и отчаянием, и Шейле казалось,
что Дороти у нее за спиной только усугубляет это ощущение. Неизвестно зачем она медленно подошла к стулу у двери и подняла с него зонтик.– Не смейте ничего трогать! – Джон бросился к ней и вернул зонтик на место. – Это я оставил его здесь. Для Маргарет. Чтобы не забыла, когда будет выходить.
Шейла не сводила с него глаз. Она видела страх, пульсирующий под кожей, чувствовала, что мысли его сплелись в столь плотный клубок, что уже не выдерживают, начинают путаться и рваться. Прежде Джон не был таким. Впрочем, все они тогда дрогнули. То, что произошло, приговорило всех к молчанию, они затихли на месяцы, но Джон, похоже, зашел в этом дальше других. Сам подвел себя к самому краю жизни, там и замер, считая, что так безопаснее.
– Пойдем посидим на кухне, – предложила Шейла. – Выпьем чего-нибудь и поговорим.
Они пили черный чай из чашек. Предварительно Шейла протерла их бумажными полотенцами. Дороти уселась как можно дальше от нее, точно считала, что она заражена какой-то инфекцией, а Джон смотрел в пол всякий раз, когда Шейла задавала ему вопрос.
– Но ведь она должна была что-то сказать, Джон. Так ведь?
– Ничего. Ничего она не говорила. Почему люди все время задают мне одни и те же вопросы?
– Значит, ты проснулся, и Маргарет в доме уже не было? Ушла без всякого предупреждения?
– Я лег первым. А когда проснулся, подумал, что она вышла в магазин или поболтать с одной из вас. Она вечно так и шныряла из дома в дом.
– Да, верно, – заметила Дороти – Ко всем заходила.
Шейла многозначительно взглянула на Дот, затем снова принялась за свое.
– И она никогда ничего не рассказывала о людях с нашей улицы? Ничего из того, что ей могли наболтать?
– Ничего.
– Ни слова об Уолтере Бишопе?
Тут глаза их на мгновение встретились, и повисло молчание.
Джон смотрел в чашку. Слышалось лишь учащенное дыхание Дороти.
– Джон?..
– Должно быть, и к нему заходила. Его очки… они у нее в сумочке. Она взяла их, чтобы отнести починить.
– Так и знала. – Дороти поднялась, со стуком поставила чашку на блюдце. – Я видела, как она выходит из дома номер одиннадцать.
И тут Джон вдруг заскулил. Звук этот шел из самой глубины его горла и больше походил на предсмертный хрип. Шейлу охватил приступ паники, и она никак не могла понять, заразилась ею от остальных или паника давно угнездилась где-то внутри ее существа.
– Давайте успокоимся, – сказала она. – И все хорошенько обдумаем. – Но слова эти потонули в потоке паники, исходившей из каждого уголка комнаты.
Дороти все еще стояла. Очевидно, она собиралась начать расхаживать по комнате, но места тут, в результате поисков Джона, осталось совсем мало. Тогда она принялась заламывать руки, чтоб дать выход скопившемуся адреналину.
– Маргарет все узнала, – пролепетала она. – И собиралась обратиться в полицию.
Шейла взглянула на Джона.
– Неужели? Даже не поговорив с тобой?