Срединный пилотаж

– Нам этого не надо! – Оборвала его сумасшедшая тетка и как-то не по хорошему посмотрела на Седайко Стюмчека. – Теперь нам нужен он. – И ее указующий перст впечатался в грудину наркомана.

– Конечно, забирайте. – Облегченно вздыхая, закивал злой мент так, что фуражка чуть не слетела с его стриженой головы. – Но, смотри! – Рыкнул он, обращаясь уже к Седайко Стюмчеку. – Что будет не так, если она – кивок на тетку – на тебя пожалуется: Ты пожалеешь, что на свет родился! Понял, гнида?!

– Да, понял, понял… – Сморщил нос Седайко Стюмчек и, получив вместе с паспортом прощальный, незаметный для сумасшедшей тетки тычок в ребра, пошел вслед за ней.

– Мы снимаем документальный фильм о наркоманах. Я – его режиссер. – Вещала тетка. – Мы снимаем их в естественной среде:

«Как львов в дикой природе:» – Подумал вслух Седайко Стюмчек.

«Скорее, как шакалов или гиен.» – Подумала вслух сумасшедшая режиссериха.

– …и они рассказывают на камеру историю своей жизни. Про то, как стали наркоманами, и как им в этой ипостаси живется. Понятно?

–Ага! – Кивнул Седайко Стюмчек. Ему нисколько не хотелось становиться звездой телеэкрана, но последнее обещание злого мента звучало впечатляюще и внушительно. – А сколько народа вы уже наснимали?

– Вообще-то ты первый. – Призналась тетка.

– И что, я просто так буду сидеть и рассказывать?

– Нет. Мой замысел серьезней. Ты во время рассказа будешь готовить свой наркотик и потом им колоться.

– Так мне ж не из чего: Я сейчас должен был на другую точку ехать.

– Стал жаловаться Седайко Стюмчек. – За…

– Этим? – И сумасшедшая режиссериха запросто достала из стоящей в машине ППСников сумки несколько пузырей сала.

В голове Седайко Стюмчека вихрем стали носиться мысли противоположных направленностей: «Съебаться. Проглумить. Наебать. Кинуть. Спиздить.»

Но и тетка оказалась не столь наивной. Видя, как заблестели глаза у Седайко Стюмчека, она тут же убрала фуфыри обратно и твердо сказала:

– Один – для съемок. Два потом тебе – если мне понравится то, что ты расскажешь.

За три халявных банки Седайко Стюмчек мог: Мог Седайко Стюмчек: Да он и сам не знал, что он мог за такое сделать! Все! Или почти все. За исключением одного – подставиться…

– А вы мне квадратик на глаза сделаете? – Спросил он с надеждой.

– Мы всю твою голову спецэффектом закроем. Будут видны только цветные квадратики.

– Тогда я согласен – снимайте! – Решился Седайко Стюмчек.

– Еще бы! – Хмыкнула сумасшедшая режиссериха.

Через минуту, сидя в ментовской тачке, зажатый между оператором и теткой, заветная сумка осталась прижата режиссерихой к дверце машины, и вывернуться так, чтобы выцепить из нее хоть что-нибудь не было ни малейней возможности, да и добрый мент сек за Седайко Стюмчеком в зеркальце посреди лобовухи, наркоман заметил, что за раковой шейкой в небольшом отдалении следует нехилых размеров фургон с надписью «Телевидение». Дело оказалось поставлено куда серьезнее, чем он полагал в начале.

Менты, даже не спрашивая, куда ехать, прирулили прямо к подъезду Седайко Стюмчека. Телефургон остановился впритык, и из него тотчас высыпали какие-то люди и принялись с лихорадочной поспешностью вытаскивать бухты черных кабелей, разматывать их, присоединять их один к другому:

– Сейчас снимаем, как герой подходит к двери подъезда и открывает ее. Три камеры. – Командовала сумасшедшая режиссериха. – Первая – стационар. Общий план. Вторая – идет вместе с героем. Третья – стационар – внутри подъезда. Осветители – приготовьтесь! Снимаем через пять минут.

И тут для Седайко Стюмчека начался настоящий дурдом. Три раза он открывал дверь подъезда, ибо в первый раз он плохо прошел, во второй – прошел хорошо, но ему навстречу вышел вдруг сосед. Четыре раза поднимался Седайко Стюмчек по лестнице. Когда он в третий раз неправильно открыл свою дверь, Седайко Стюмчик вспылал. Он развернулся к сумасшедшей режиссерше, медленно подошел к ней и процедил:

– Если вам это нравится, то издевайтесь над своими людьми как хотите. Я больше не могу. Сдавайте меня обратно ментам, делайте что хотите, но больше я не пошевелюсь!

– Что случилось? – Недоуменно спросила тетка. – Все ведь так хорошо и быстро идет!

– Быстро??? – Вспыхнул Седайко Стюмчек. – Я в квартиру уже битых полтора часа попасть не могу!

– Так это же кино! – Выщипанные брови сумасшедшей режиссерихи ползали то вверх, то вниз, то в произвольном направлении.

– А у меня – ломки. – Отрезал Седайко Стюмчек и сел на ступени. Он картинно закатил глаза и начал хрипеть.

Конечно никаких таких ломок у торчка не было, ему просто очень хотелось втрескаться. Да и менты, которым давно надоело это киношное шебуршение, свалили по своим делам, и теперь вряд ли кто-то смог бы разоблачить игру винтовика.

– Эй! Эй!.. – Тетка потрясла Седайко Стюмчека за вялую руку. Наркоман жалобно застонал. – Эй! Врача!

Один из осветителей, очевидно считающий, что он обладает фельдшерскими навыками, похлопал Седайко Стюмчека по щекам. От этих ударов голова наркота довольно ощутимо стукнулась об стену. Да и сами оплеухи заставили загореться ланиты Седайко Стюмчека, и так уже опаленные мощными софитами.

Наркот понял, что квалифицированной помощи ему не дождаться. А уж коли он будет ее дожидаться – то его, чего доброго, или измордуют или вообще убьют.

– Мне сварить надо… Срочно… – Прокашлял торчок.

– Хорошо, хорошо… – Закивала сумасшедшая режиссериха. – Вступительные сцены ты потом сможешь отработать?

– Потом – да: А сейчас мне втрескаться надо:

– Втрескаешься. Обязательно втрескаешься. Ну, поднимайся. Стоять можешь?

– Пока не встану – не узнаю. – сообщил Седайко Стюмчек и медленно, опираясь на руку садиста-осветителя, водрузился на ноги. Пошатался чуток, подержался за стену, за перила и, сопровождаемый множеством взглядов, вошел, наконец, к себе.

Следом валила толпа:

Седайко Стюмчек никогда не варил при таком стечении незнакомого народа. И вообще, любил он варить в одиночестве. А своих оголтелых винтовых приятелей вообще выгонял прочь из квартиры, пока все не будет готово.

Стараясь не обращать внимания на мужиков с камерами, которые постоянно вертелись вокруг него, Седайко Стюмчек быстро зажарил халявную банку, отбил порох, смешал его с компотом, который вернули менты и сел следить за реакцией.

Сумасшедшая режиссериха, видя такое дело, что ее герой сел недвижим и молчалив, решила вмешаться в процесс: