Средневековая андалусская проза

Что же до того, что возникает с самого начала из-за каких-нибудь явлений телесного предпочтения и одобрения взором, который не переходит за пределы красок, то в этом тайна страсти и ее истинный смысл. Когда же страсть увеличивается и минует этот предел, и совпадает с усилением ее сближение душ, в котором равно участвуют и душа, и природные свойства, — тогда она и называется любовью.

Отсюда и ошибается тот, кто утверждает, что он любит двоих и влюблен в двух разных людей. Это является лишь признаком страсти, о которой мы только что упоминали, и она называется любовью в переносном смысле, а не в подлинном. Что же касается души любящего, то он в избытке может обратить силы свои и на дела веры, и на земную жизнь, — ничем не противореча своей любовью к другой… Об этом я говорю:

Обманщик сказал, что любовь двоится по воле судьбы; Так Мани [20] солгал, говоря, что две у Вселенной основы. Второй не бывает любви, и так же, как сердце одно, В своем совершенстве любовь едина, хоть множатся ковы. Как в мудрости вечной своей един всемогущий Творец, Чья действенная благодать видна сквозь любые покровы, Так в сердце, едином навек, не ведающем дележа, Одна торжествует любовь, уставы которой суровы. Незыблем всемирный закон в бессрочной своей правоте; На этот закон посягать решаются лишь суесловы. Иной в двоеверье своем подобен лукавым рабам, Которые двум божествам служить и молиться готовы.

20

Учение Мани (манихейство) — одна из философских систем, обычно объединяемых названием «гностицизм»; основано на представлении о вечной борьбе двух начал — добра и зла, света и тьмы как изначальных и равноправных принципов бытия.

ГЛАВА О ТЕХ, КТО ПОЛЮБИЛ КАКОЕ-НИБУДЬ КАЧЕСТВО И СВОЙСТВО ЧЕЛОВЕКА И НЕ ЛЮБИТ ПОСЛЕ ТОГО ДРУГИХ СВОЙСТВ, С НИМ НЕ СХОДНЫХ

Знай — да возвеличит тебя Аллах! — что любви присуща действительная власть над душами и решающая сила; повелению ее не перечат, запрета ее не ослушиваются и власти ее не преступают; покорность ей неотвратима, и проникновение ее неотразимо. Она расплетает плотно свитое, ослабляет крепкое, размягчает застывшее, колеблет устойчивое, поселяется в сердца и разрешает запретное. Я знал многих людей, которых нельзя заподозрить в отсутствии проницательности, и о них не скажешь, что недостаточны их знания и не умеют они выбирать, или ослабла их сметливость. Однако эти люди в описании влюбленных превозносили их некоторые качества и свойства, ибо эти особенности становились для тех, кто любил их, привычными и особенно дорогими, и они только их одобряли, не признавая ничего дурного. А потом эти люди разлучались, вследствие разлуки, или разрыва, или из-за какого-нибудь другого явления в любви, однако не покидало их одобрение тех качеств и не оставляло их предпочтение подобных свойств другим, более достойным, среди творений, и не питали они склонности к иному, — напротив, качества и свойства, одобряемые людьми, становились для них неприятными и казались им низкими, пока не покидали они здешнего мира, и кончалась их жизнь в тоске по тем, кого они потеряли, по той, с кем были они вместе. И не говорю я, что это было с их стороны притворным, — наоборот, это случается по истинному природному свойству и выбору, в котором нет ничего привходящего. Они не видят ничего другого и не помышляют ни о чем ином.

Я хорошо знаю людей, у чьих возлюбленных была несколько короткая шея, и после этого им не нравились женщины с длинными шеями. Знаю я и человека, который впервые испытал привязанность к девушке, рост которой немного мал, — он не полюбил ни одной высокой после этого. Я знаю также человека, полюбившего девушку, рот которой был чересчур широк, — ему были противны все, у кого маленькие рты, и он порицал их и испытывал к ним истинное отвращение.

И я говорю не о тех, у кого недостаточны знания и образование, а именно о людях, изобильнейше наделенных способностью познавать и наиболее достойных именоваться понятливыми и знающими. А про себя я расскажу тебе, что я полюбил в юности одну свою невольницу — рыжеволосую, и мне не нравилась после этого ни одна женщина с черными волосами, пусть были они подобны солнцу или изображению самой красоты. Я ощущаю это с тех пор, и в этом основа моей натуры, и душа моя не соглашается на другое, и сердце мое не в состоянии любить иных.

То же самое произошло с моим отцом — да будет доволен им Аллах! — и так было с ним до тех пор, пока не пришел к нему его срок.

Что же касается многих халифов из сыновей Марвана — да помилует их Аллах! — и в особенности потомков ан-Насира среди них, то они все созданы с предпочтением рыжего цвета, и ни один из них не расходится в этом с прочими. Мы их видели и видели тех, кто их видел, со времени правления ан-Насира и до сей поры, и все они русые, по сходству с их матерями, так что это стало природным качеством у них всех, кроме Сулаймана аз-Зафира, — да помилует его Аллах! — я видел, что у него черные волосы и борода. Что же касается ан-Насира и аль-Хакама аль-Мустансира — да будет доволен ими Аллах! — то рассказывал мне вазир, отец мой, — да помилует его Аллах! — и другие, что оба они были русые, сероглазые, так же как и Хишам аль-Муайяд и Мухаммад аль-Махди и Абд ар-Рахман аль-Муртада — да помилует их Аллах! — я видел их неоднократно, и входил к ним, и видел, что они русые, сероглазые, так же как их дети, и братья, и все их близкие. И не знаю я — по предпочтению ли это, вложенному в них всех природой, или так происходит по обычаю, который был у их предков, и они ему следуют. Рыжий цвет ясно виден в волосах Абд аль-Малика ибн Марвана, внука Абд ар-Рахмана, правнука Марвана, сына повелителя правоверных ан-Насира (это тот, которого называют «отпущенным» [21] ). Он был лучший поэт из обитателей Андалусии во времена потомков Марвана и чаще всего воспевал рыжеволосых. Я его знал и сиживал с ним рядом.

21

…тот, которого называют «отпущенным». — Поэт Абд аль-Малик, потомок халифа Абд ар-Рахмана ан-Насера (см. словарь имен), был героем популярной литературной любовной истории о соперничестве сына и отца в любви к одной невольнице, из-за которой сын убил отца и был заточен в тюрьму, где провел шестнадцать лет, затем был выпущен на свободу, отсюда и прозвище.

И дивиться следует не тому, что кто-то полюбит безобразную, а потом такую любовь не испытает он в отношении других, — так бывало! — и не тому, кому свойственно, с тех пор как он существует, предпочитать наиболее низкое, но тому, кто взирал взором истины, и потом одолела его случайная любовь, после того как он долго пребывал в согласии с общим мнением, и изменила она то, что душа его знала прежде, и сделалась эта перемена его природным свойством, а первоначальное свойство исчезло. И он знал преимущество того, чего придерживался раньше, но, обратившись к своей душе, находил, что она отвергает все, кроме самого низкого. Дивись же этому могучему одолению и великой власти, которую имеет любовь!

И такой человек — действительно самый правдивый в любви, а не тот, кто украшается свойствами людей, к которым не принадлежит, и приписывает себе склонность, с ним несогласную. Он говорит, что выбирает, кого любить, но если бы отвлекла любовь его зоркость, и похитила его мысль, и унесла его проницательность, — поистине стала бы она преградой между ним, и выбором, и желанием. Я говорю об этом в стихотворении, где есть такие строки:

Некий юноша влюбился в девушку с короткой шеей И увидел в длинных шеях признак джиннов [22] беспощадных. Обосновывал свой выбор он весьма красноречиво, Напрямик, без недомолвок и без промахов досадных: Разве сернам грациозным при таких коротких шеях, Обаятельным и стройным на своих копытцах ладных, Только ради шей длиннющих, но не слишком-то красивых, Предпочтете дромадеров, непростительно громадных? В большеротую влюбившись, говорил другой частенько: Большеротые газели лучше прочих травоядных. В малорослую влюбившись, уверяет нас влюбленный: В долговязых великаншах вижу гулей [23] кровожадных.

22

Джинны — духи, как добрые, так и злые.

23

Гули — фантастические существа, которые, по арабским поверьям, подстерегают в образе женщин одиноких путников, чтобы их пожрать.

И еще я говорю:

Волосы рыжего цвета тщетно порочит навет; Я все равно прославляю этот пленительный цвет. Солнце такого же цвета, золото солнцу сродни; Солнечный луч воспевая, свой выполняю обет. Кто порицает нарциссы в благоуханном саду, Где по ночам золотится звездный чарующий свет? Пеплу и праху привержен разуму наперекор Тот, кто прельщается черным, вечный нарушив запрет. Угля чернее нечистый, и в преисподней черно; Горестями омраченный, в черное скорбный одет. Черное знамя [24] взметнулось, и убедилась душа: На перепутиях мира правды спасительной нет.

24

Черное знамя — знамя Аббасидов, свергших в 780 г. династию Омайядов в Арабском халифате.

ГЛАВА О НАМЕКЕ СЛОВОМ

Для всего, к чему стремятся люди, необходимо должно быть начало и способ, чтобы достигнуть этого, — един в создании без всякого посредства только изначальный мудрец, — да возвысится хвала ему! — и первое, чем пользуются ищущие единения и любви, чтобы открыть то, что они чувствуют, своим возлюбленным, — намек словом. Они либо произносят стихотворение, либо говорят поговорку или стих со скрытым смыслом, либо задают загадку, либо домогаются разговора, и люди различаются в этом по мере их разумения и сообразно тому, что они видят от своих возлюбленных, — неприязнь, ласку, понятливость или тупость. Я хорошо знаю людей, которые впервые обнаружили свою любовь к той, кого они полюбили, стихами, сказанными мной; с этого или с подобного этому начинает ищущий любви, и если видит он ласку и облегчение, то прибавляет еще; когда же заметит он что-либо подобное, произнося стихи, упомянутые нами, или рассказывая что-нибудь из того, что мы определили, то ожидание ответа — либо словом, либо по выражению лица или по поведению — ужасное состояние между надеждой и отчаянием; если это и краткий миг, это все же приближение к тому, что надежда осуществится, а бывает иногда, что надежду теряют полностью.

Но бывает, когда к намеку словом прибегают уже после сговора, когда известно, что любимая любит. Тогда случается и сетовать, и заключать условия, и укорять, и укреплять любовь намеком или словами, в которых виден слышащему иной смысл, чем тот, что придают ему влюбленные. И отвечает слышащий на них ответом, который приводит к цели не словами, а тем, что достигает слуха собеседника и спешит к его воображению, — и вот каждый из говорящих понял другого и ответил ему так, что не понял их никто, кроме тех, кому содействует проникающее чувство, помогает проницательность и оказывает помощь опыт, в особенности если он уловил какие-нибудь мысли влюбленных, — а они редко остаются скрытыми от умеющего хорошо распознавать. Тут уж не скроется от него то, чего любящие желают.

Я знаю юношу и девушку, которые любили друг друга. И пожелал он от нее, при одном из сближений, чего-то нехорошего, и сказала она: «Клянусь Аллахом, я пожалуюсь на тебя при людях, открыто, и опозорю тебя скрытым позором!» И, когда прошло несколько дней, явилась эта девушка на собрание к одному из царских вельмож и столпов правления и знатнейших мужей халифата, и были там многие женщины и евнухи, чьей власти и чьего мнения надлежало бояться. А среди присутствующих находился и тот юноша, так как он был связан свойством с вельможей. В собрании были и другие певицы, кроме той девушки, и, когда дошел черед ей петь, она настроила свою лютню и начала песню такими древними стихами: