Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Средневековая Европа. 400-1500 годы
Шрифт:

Почему же, если священные изображения были так популярны, император Лев III издал подобный указ? Историки много спорили по этому вопросу, ибо источники не дают на него определенного ответа. Несомненно по крайней мере одно: среди евреев и мусульман того времени была сильна тенденция к строгому соблюдению второй заповеди: «Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху и что на земле внизу…» (Исход 20, 4). Эта традиция находила отклики и среди христиан. Весьма возможно, что они, и в том числе сам император Лев III, полагали обрушившиеся на империю невзгоды знаком Божьего гнева, вызванного повсеместным и публичным пренебрежением Его строгой заповедью. Почитание священных изображений было связано прежде всего с монастырями. Несмотря на все преклонение византийцев перед монахами и священнослужителями, кричащее богатство монастырей вызывало возмущение в обществе, а иконы символизировали это богатство. Итак, иконы начали снимать, закрашивать или просто уничтожать;

лишь немногие церкви избежали ярости иконоборцев, разбивавших священные образы, заклеймивших своих противников как идолопоклонников и начавших преследовать их.

На Западе такого неприятия икон не было – нечто подобное случилось лишь спустя 800 лет. [50] В Риме посчитали, что духовная независимость церкви поставлена под угрозу. Папа Григорий II (715–731) выразил протест против вмешательства императора в дела веры и наложил арест на императорские доходы в Италии. Его преемник Григорий III (731–740) созвал собор в Риме, который осудил иконоборчество. Император в качестве ответной меры заключил в тюрьму папского легата, вывел итальянские епархии Византии из-под юрисдикции папы и передал их патриарху Константинопольскому.

50

Koenigsberger H.G. Op. cit. Ch. 3.

Разрыв Рима с Константинополем был подтвержден на соборе греческих епископов, вновь провозгласившем осуждение икон (754). Именно этот разрыв фактически подтолкнул папство к судьбоносному союзу с франками, поскольку отныне папы лишились помощи императора в борьбе с лангобардами.

В 780 г. вдовствующая императрица Ирина стала регентшей и соправительницей при своем несовершеннолетнем сыне, Константине IV. Как и большинство честолюбивых и властных женщин, она не удостоилась лестных отзывов историков: черты характера, которые в мужчине считаются само собой разумеющимися, представлялись совершенно неподобающими для женщины. Мягкосердечие, безусловно, не входило в число добродетелей византийской придворной политики; Ирина безжалостно противодействовала столь же безжалостным усилиям своего сына и других придворных избавиться от нее. В 797 г. она приказала ослепить сына – обычный византийский способ расправы с противниками, даже в том случае, если ими были ближайшие родственники. Затем объявила себя императором (но не императрицей!), и именно это обстоятельство дало папе законный повод короновать Карла Великого римским императором: поскольку, рассуждал папа, женщина не может быть императором и, следовательно, титул императора не принадлежит никому. Следуя соображениям политической целесообразности, Ирина не сразу, но согласилась признать титул Карла Великого, по крайней мере на время: в конце концов, существование двух императоров – одного в Риме, а другого в Константинополе – не было чем-то новым или необычным. Ирина нуждалась в поддержке Запада, а также, возможно, и в силу личных религиозных убеждений, она решила положить конец иконоборчеству: Никейский собор 787 г. восстановил почитание священных изображений. За отмену иконоборчества Ирину посмертно канонизировали, хотя трудно найти более сомнительного святого даже в обширном православном календаре. Современники Ирины, однако, не страдали такой забывчивостью: в 802 г. она была свергнута и умерла в изгнании на острове Лесбос.

В IX в., когда болгары расширили свои владения на Балканах, а византийцы потерпели ряд военных неудач, император Лев V вновь запретил почитание священных изображений. И вновь Латинская церковь осудила этот запрет. Наконец, в 843 г., и опять по инициативе вдовствующей императрицы, Феодоры, почитание икон окончательно восстановили. Открытый разрыв между Греческой и Римской церквями тем самым был ликвидирован. Но иконоборческие споры высветили серьезные расхождения между Римом и Константинополем в понимании христианской веры, а также в отношении к участию императора в религиозных и церковных делах. Взаимные чувства оставались напряженными, но прошло еще два столетия, прежде чем наконец произошел окончательный разрыв между Восточной и Западной церквями.

Но даже более важным, чем теологические разногласия, обстоятельством было стремление пап политически ориентироваться на Запад. Союз с франками не только освободил их от опасности оказаться под властью лангобардов, но и дал возможность выдвигать политические притязания, далеко превышавшие все возможное прежде. Основой папских притязаний служил так называемый «Константинов дар», грамота, согласно которой император Константин даровал папе Сильвестру I первенство перед всеми другими патриархами и наделял его императорской властью над Римом, Италией и всеми западными провинциями Римской империи.

Хотя реальный документ был подделкой VIII в., его подлинность признавали почти все, вероятно, даже сами изготовители подделки, которые могли считать, что они лишь восстановили истинное положение вещей. Именно этот документ служил основанием притязаний средневековых пап на роль судьи королей и императоров и даже светских властителей

всего Запада; именно из этой традиции они выводили свое право короновать западных императоров и требовать полного повиновения от всей Западной церкви.

В достижении этих целей папы имели огромное преимущество: они могли выступать как преемники св. Петра. Например, на соборе в Уитби точка зрения папы взяла верх над ирландской традицией, когда сторонник папы сказал: «И даже если этот ваш Колумбан… был святым человеком и изрекал великие слова, разве можно предпочесть его святейшему предводителю всех апостолов, которому Господь сказал: Ты Петр, и на сем камне Я создам церковь Мою?»

В течение долгого времени папство довольствовалось тем, что ему даровали Пипин и Карл Великий. Эти дары были щедрыми, так как позволяли твердо держать в руках власть над Римом и Центральной Италией. Вместе с тем в самом Франкском королевстве власть над церковью по-прежнему принадлежала королям. Папы не могли контролировать даже христианизацию языческих стран: св. Виллиброрд, св. Бонифаций и другие английские и ирландские миссионеры, приходившие в земли фризов и саксов, были убежденными сторонниками папства, но им так и не удалось обратить основную массу языческого населения. Зато это удалось Карлу Великому и его солдатам, которые силой насаждали христианство в захваченных областях и вводили там франкскую церковную систему с ее духовными санкциями: деятельность, совмещавшая как политическое, так и религиозное измерение.

С ослаблением Каролингской империи папство превратилось в пешку в политической игре влиятельных римских семей. И только германские правители – Оттон Великий, его сын и внук – вызволили папство из этого плачевного состояния и вернули ему уважение западного христианского сообщества. Показательно, что Оттон III отдал церковные организации новооснованных королевств и восточных княжеств Венгрии, Чехии [51] и Польши под прямую власть пап, игнорируя традиционные притязания германского епископата.

51

Это ошибочное утверждение. Пражское епископство было подчинено юрисдикции германской кафедры – Майнцского архиепископства.

Естественно, за императорское благоволение папство должно было заплатить определенную цену – согласиться со своей фактической зависимостью от германских императоров. Но со временем оно – что было столь же естественно – пришло к выводу, что цена слишком высока.

Церковная организация и монашество

Политическое положение папства оставалось весьма неопределенным на протяжении трех последних веков первого тысячелетия, но именно в этот период произошло становление важнейших церковных институтов и традиций. Окончательно сложились иерархия архиепископов, епископов и священников, а также организация диоцезов и приходов; установился и размер церковного налога (десятины), теоретически определенного в десятую часть урожая и назначенного на содержание приходского духовенства. Столь же важным было распространение бенедиктинских монастырей, устав которых предписывал обеты бедности, послушания, целомудрия и трудолюбия.

Монашеский образ жизни был наилучшим выходом для тех, кто считал окружающую повседневную жизнь неподходящей либо чересчур греховной для своих духовных устремлений и поэтому затворялся от нее – в одиночестве или в некотором сообществе, чтобы осуществлять свои религиозные искания более ревностно, чем остальные люди. Феномен монашества был характерен для целого ряда развитых религий в Европе и Азии, включая иудаизм, индуизм и буддизм. Христианство совершенно естественным образом унаследовало монашеские идеалы, духовные, интеллектуальные и психологические корни которых лежали в традициях Ближнего Востока. В IV в. греческий теолог св. Василий Великий разработал монастырский устав, ставший основой организации монашеской жизни в рамках Восточной христианской церкви. На Западе соответствующие правила ок. 540 г. сформулировал Бенедикт Нурсийский; его устав был положен в основу монастырской жизни в католической церкви, и по сей день им руководствуются члены Бенедиктинского ордена.

Бенедикт, наследник римских традиций с их навыками практической организации, решил отойти от слишком созерцательного стиля жизни египетских и сирийских отшельников, многие из которых, как говорилось выше, жили в пустыне или совершенствовали свою святость, сидя на столпах. Многие пункты правил св. Бенедикта посвящены организации монастырей, и в особенности роли настоятеля, который пожизненно избирается из числа монахов и управляет ими самовластно, но руководствуясь правилами. Бедность была личным обетом монахов и не распространялась на монастырь в целом либо на весь орден как организацию. Послушание считалось «первым шагом смирения» на пути, ведущем к «славе небесной». День монаха был тщательно расписан между молитвой, физическим трудом, чтением Писания и переписыванием религиозных текстов. На практике устав применялся, конечно, с известной гибкостью, сообразно возрасту и здоровью монахов.

Поделиться с друзьями: