Срезающий время

Андрей Петрович нажал на кнопку стопора и сделал шаг вперёд. Высвобожденное лезвие стилета, спрятанного до этого в трости, хищно блеснуло, и вкупе с уверенным взглядом человека готового убивать это выглядело устрашающе.

— Назад, щеглы, — только и смог произнести калека, когда остриё оказалось у самого носа. — Сэр, не троньте мальков.

Недоросли, которых на флоте держали в качестве "пороховых мальчиков" и оказавшиеся здесь непонятным образом, прыснули за спину матросу и испуганно прижались спинами к бочарне.

— А ты молодец, — произнёс Андрей Петрович, оценив смелый поступок калеки. — У Трафальгара, говоришь… Здорово мы тогда Хуанам с Жанами углей в штаны сыпанули. На чём ходил? Почему не по форме?

— Семидесятичетырёх-пушечный линейный корабль третьего ранга "Аякс". Канонир второго класса, сэр.

— Держи шиллинг и купи мальчишкам мяса. Только не "дохлого француза" из бочки, а нормального, свежего.

— Благодарю Вас, сэр, — калека хлопнул кулаком по груди — разрешите исполнять?

— Бегом, канонир! И я не посмотрю, что у тебя одна нога. После первой склянки что б был здесь со своими щеглами. Ты снова призван.

Малоинтересная книжица по манипулированию людьми, которую Андрей Петрович прочёл по дороге в Санкт-Петербург, как ни странно, оказалась полезной. Сейчас Ромашкин убедился в том, как одной игрой слов и угрозой жёсткостью смог убедить моряка, что перед ним офицер. Более того, случись сейчас какая-нибудь неприятность, калека тут же встал бы на его сторону, так как многие годы плетью, кулаком и матерным словом ему вбивали единственную истину: офицер на судне — помощник Бога. И чтобы полностью убедиться в своих предположениях, Андрей Петрович решил раскрутить случайно встреченного матроса на полную катушку.

— Ловко Вы с ними справились, — сказал Билли, впуская Ромашкина в дом. — Я подглядывал за Вами и скажу одно: одноногий Том никого не боится, а перед Вами дрожал как осиновый листок на ветру.

— Это хорошо, Билли, что Вы знаете их. Двое юношей, что были с Томом, будут работать на меня. Одного из них пристрою в гостинице Ипсвича, а второго — в Дюнкерке.

— Как Вам будет угодно, сэр. Только Том не простой калека, каких в этих местах сотни. Милостыню не просит, подачек не принимает, и я удивлён, что он взял у Вас шиллинг.

— А я ему не из-за сострадания монету дал, — сказал Ромашкин, — а за храбрость. А это уже награда. Разницу улавливаешь?

— Разницу я понимаю, — ответил Билл, — только не отдаст он мальчишек.

Андрей Петрович смерил взглядом собеседника и не стал продолжать полемику. Для себя он уже всё решил и, когда дошёл до двери комнаты, произнёс:

— К четырём утра я должен получить плотный завтрак и пусть Маргарет соберёт мне с собой снеди. И ещё, Билли, спасибо тебе за всё.

В четыре тридцать Андрей Петрович покинул убежище, держа в одной руке холщовую сумку с парой варёных куриц, а в другой трость. У заколоченной бочарни стояли двое мальчишек, дрожа от холода и переминаясь с ноги на ногу. Парням было лет по двенадцать-четырнадцать, одеты были в грубые домотканые рубахи, тёмно-коричневые штаны и заштопанные чулки, явно подобранные у старьёвщика. Всё заношенное и не особо чистое. На их ногах были деревянные башмаки, отчего переминания в попытках согреться походили на стук киянки по бревну.

— Где Том? — спросил Ромашкин, подойдя к ним.

— Зарезали, — ответил тот, что выглядел постарше. — За Ваш шиллинг, сэр.

— Кто?

— Джон Попугай, сэр.

— Где мне найти этого попугая? — спросил Ромашкин, и лицо его помрачнело.

— На кладбище, сэр. Мы его забили палками, когда он опьянел.

"Удивляться нечему, — подумал Андрей Петрович, — дно общества, а, следовательно, и законы соответствующие. Что ж, парни потеряли вожака стаи и ищут к кому бы прибиться. Придётся всё брать в свои руки".

— Хотите жить не как крысы, снующие по помойке, а как нормальные люди? — спросил Ромашкин, протягивая свою сумку самому говорливому.

— Конечно, хотим, сэр. Том так и сказал вчера: "Заживём как нормальные люди".

— Дорогу к конюшне О"Райлли знаете?

— Знаем, сэр.

— Очень хорошо. А теперь назовите себя.

— Я Питер, — назвал своё имя молчавший до этого юноша. — Младшего зовут Джеймс. Мы родом из Эксетера.

— Грамотны? — поинтересовался Ромашкин, обходя лужу и направляясь к рынку на Бойл-стрит.

— Газету прочесть сможем, сэр. Том занимался с нами.

Счастливы люди, которым судьбою или же случаем была дарована возможность оказаться в жизни на своём месте, отдаваясь делу целиком и полностью. Андрей Петрович только сейчас понял, что прежняя его служба в Туле была той самой скорлупой, которую давно стоило разбить, чтобы вылезти из заточения ростком в поисках приключений. Выбросить всю мелочность, позабыть тривиальные и глупые интрижки, оставить позади страхи и погрузиться с головой в новый интерес. Ромашкин почувствовал, что может абсолютно всё, он понял суть и принцип работы, которую полюбил.

Лошади О"Райлли неслись как заговорённые, преодолевая милю за милей. Поездка в экипаже в солнечный день, как будто в первый день весны, сменяющей долгую суровую зиму, среди сельских пейзажей, начинающихся сразу, едва они оставили за собой Брентвуд и старый, опасного вида мост, оказалась целительнейшим бальзамом для души и катализатором для идей. К тому же северный ветер сменился западным, а с ним исчезло и неприятное чувство губительного сквозняка, идущего из невидимых щелей кареты. Питер и Джеймс сидели напротив и поглядывали на сумку с продуктами. Переодетые в одежду, подобающую отпрыскам небогатых рантье, они всё равно выглядели оборванцами с улицы.

— Питер, — прервал затянувшееся молчание Андрей Петрович, — когда мы доедем до места, у меня будет к тебе серьёзный разговор, а пока я хотел бы определиться, как он будет протекать.

— Я слушаю, сэр, — ответил юноша.

Ромашкин задал ему несколько вопросов, проверяя того на сообразительность. Рассказал историю и попросил пересказать её, после чего потребовал описать служащего станции, где они в последний раз меняли лошадей. Удовлетворившись ответами, Андрей Петрович спросил:

— Ты хочешь стать по настоящему грамотным?

Похожий тест был проведён и с Джеймсом, и к его окончанию Ромашкин уже твёрдо знал, кто из братьев останется в Англии, а кто поедет с ним дальше, в Дюнкерк.

Невысокий, лысоватый мужчина старше средних лет с серьёзным видом стоял у основания древнего земляного вала, сцепив руки за спиной и уткнувши подбородок в складки скромно повязанного галстука, пытался вжать голову в воротник пальто, спасая уши от промозглого ветра, смотрел на старое здание.

— Элфи, Не жалеете, что продали мне гостиницу? — спросил Ромашкин, подходя к нему.