Сшитый человек
Шрифт:
Перед сном я чистил зубы. Хотел сплюнуть зубную пасту и чуть не подавился. На меня из слива смотрел глаз! Глазное яблоко с прожилками вращалось, зрачок расширялся и сужался.
Я открыл горячую воду. Промыл раковину, не глядя в слив. Или я схожу с ума, или мой брат говорил правду.
Кстати, как там Володька?
Не думал, что дозвонюсь до клиники ночью, но мне ответили. Сказали, что мой брат попытался сбежать из больницы. Пришлось перевести его в палату, где за пациентами ведётся постоянное наблюдение. И ещё ему ввели препарат для
«Вытаскивать его оттуда надо, а то сделают из него овощ, – подумал я. – Если ему там место, тогда и мне тоже».
Оказалось, что вызволить Володьку будет сложно. Его недавний срыв считали нападением на человека. Мне сказали, что он проведёт в больнице около месяца, а потом можно будет начать рассматривать вопрос о его возвращении домой.
Шла вторая неделя, как я жил один. Покоя мне не было.
Я стоял под душем и не смотрел под ноги. Теперь сливные отверстия вызывали у меня чувство страха.
Сквозь шум воды, я услышал стук ногтей по стеклу и, будто дверца стиральной машинки открылась. Я отдёрнул шторку и посмотрел.
Из стиральной машинки высунулась голова. У неё не было шеи. Она лежала на раскрытых ладонях длинных голубоватых рук.
Мутные глаза посмотрели на меня. Сквозь ухмыляющиеся желтые зубы хлынул поток черной крови, и голова спросила:
– Какое сегодня число и какой месяц?
Я был так напуган, что казалось, от моего ответа зависит жизнь.
– Четырнадцатое мая, кажется!
Жуткая рожа улыбнулась шире:
– А ты мне не верил… брат…
Убегая, я случайно сорвал штору. Конечно, это было лицо Володьки. Я не узнал его сразу из-за сильного разложения.
Но ведь мой брат жив. Не так ли?..
Полночи я пытался дозвониться в клинику. Никто не ответил, а утром мне позвонили сами. Сообщили, что Володька умер прошлой ночью. И обстоятельства были ужасны!
Очевидно, он в самом деле был не здоров. Поставил себе цель – сбежать любой ценой. Пусть даже, как в старом, идиотском анекдоте.
Володька сумел выкрасть с кухни хлебный нож с ребристой заточкой, и подговорил какого-то невменяемого «помочь ему сбежать». Сбежать по частям!
Они укрылись в туалете, и тот псих всю ночь увлечённо распиливал моего брата. Некоторые части он выбросил на улицу, протолкнув сквозь решётку в форточке, другие напихал в вентиляционную шахту, внутренности смывал в унитазы. Его застали за этим делом, когда от моего брата осталась только нижняя часть.
Я не мог поверить в эту дикость! Но это было реальностью. Я ещё не отошёл от шока, а меня уже пытались умасливать: все ритуальные услуги, погребение, памятник – бесплатно. Клиника не хотела, чтобы об этом узнали журналисты.
Все части тела моего брата нашли. В морге обещали сшить, однако рекомендовали хоронить Володьку в закрытом гробу. Хорошего вида не будет…
Мне выдали розовую бумагу с именем моего брата. «Свидетельство о смерти». Я сидел дома в гостиной, разглядывая его. Оно было слегка надорвано. Как пропускной билет в иной мир…
Со мной в комнате кто-то был. Плавно перемещался из стороны в сторону. Мне была знакома эта привычка. Я хотел спрятаться. За диван, в один из тёмных углов, или
под стол – куда угодно, лишь бы скрыться от его взора.Моему ужасу не было предела, когда я наблюдал, как покойник с пришитой головой и руками, пересёк гостиную и вошёл в другую комнату. Закрывая за собой дверь, он обернулся и подмигнул мне.
Это и был мой брат. Сшитый человек, которого он так боялся…
Это ад!
Мой арендодатель сообщил, что собирается продавать квартиру. И съехать мне надо было на той же неделе. Неприятная ситуация… Но я почти сразу нашёл другой вариант. Похожая квартира в том же районе, а цена даже чуть ниже!
Владелец сказал, что я могу сразу перевезти вещи, сразу можно оформить договор. Только была одна загвоздка. Переехать туда самому можно было только через месяц, пока не уедет сам хозяин.
Надо было где-то перекантоваться. Я нашёл совсем дешёвую комнату в коммуналке. Причём в центральной части Питера. На Каменноостровском проспекте в районе станции метро «Петроградская».
Тот, кто сдавал комнату показался мне странным и безалаберным человеком. Мы разговаривали только по телефону. Я сразу предупредил его, что жить в комнате буду всего месяц, а он ответил: «Приезжайте, ключ вам дадут соседи, а я на днях заеду за деньгами».
Ему будто было всё равно, кто поселится в его комнате.
Навигатор привёл меня от метро в непарадные дворы, где стоят дома с глубокими чёрными трещинами через весь фасад. А я другого и не ожидал за такую цену.
Всё изрисовано граффити. Среди неясных надписей были и откровенно страшные картинки на деревянных дверях: человек с серым, старческим лицом, скрестил руки на груди, как покойник, жуткий слепец, поигрывающий колокольчиком и безнадёжный пьяница с бокалом. Художник изобразил отчаяние, что веяло здесь из каждого угла.
Меня это не пугало и не удивляло. Я сам провёл детство в похожем доме, в коммунальной квартире. У меня был опыт. Главное правило в таких жилищах – уважать личные границы друг друга. Не лезть в чужую личную жизнь.
Я пришёл по адресу, постучался и мне открыли. Маленькая бабушка, закутанная в серую шаль. Её глаза утонули в глубоких морщинах, седые тонкие волосы взлетали от сквозняка, как пух.
– Здравствуйте! – сказал я.
Женщина ответила не сразу. Пауза длилась слишком долго, и я уже подумал, что старушка глуховата, но она вдруг ответила:
– Здравствуйте! Зачем пожаловали?
– Комнату снял, жить тут буду, – ответил я.
И опять бабушка так долго молчала, что можно было успеть сосчитать до десяти.
– А-а-а! Живите, живите. Вот, это вам, – женщина положила мне в ладонь ключ на шнурке и зашаркала тапками прочь.
Я зашёл и, оглядев обстановку, понял, что в коммуналках никогда ничего не обновляется. Обои с узорами-ромбами, все разодранные и протёртые. Из стены торчит чёрный допотопный счётчик и выключатели такие же чёрные, круглые, с маленькими рычажками. Под ногами плитка разных цветов и размеров. Крашеные деревянные двери. В детстве я жил в похожих условиях.