СССР: логика истории.
Шрифт:
Сталин просто буквально воспринял положения классического марксизма, касающиеся устройства социалистическою общества. А буквальное, некритическое следование положениям теории без учета постоянно изменяющихся обстоятельств и есть догматизм. Причем И. В. Сталин, не исключено, величайший догматик в истории: благодаря его усилиям был создан, ни много ни мало, целый способ производства, неадекватный реалиям жизни, но почти в точности соответствующий теории.
Было бы совершенно неправильно рассматривать политическую деятельность Сталина лишь как проявление цезаризма, то есть стремления к неограниченной личной власти вследствие непомерных честолюбивых, амбиции. Доминанту его действий определяли не личные, а общественные (в его понимании) интересы. Сталин так же, как и Ленин, был “человеком идеи”. Оба они посвятили свою жизнь достижению великой цели, завещанной Марксом — построению общества социального равенства и социальной справедливости. Однако если Ленин воспринимал теорию марксизма творчески, как “руководство к действию”, то Сталин
И. В. Сталин извратил даже не столько букву ленинского учения (в конце концов, советский социализм “списан” с военного коммунизма), сколько его дух заключающийся в ленинском диалектическом методе. В. И. Ленин был нацелен на постоянный поиск верного пути к социализму; при этом направление движения в зависимости от складывающейся ситуации подвергалось неоднократным коррекциям. Так родился нэп. Сталину были чужда сомнения и поиск Ленина. Для догматика Сталина вполне естественным явился возврат к привычным и понятным принципам военного коммунизма, несмотря на коренные различия ситуации конца 20-х годов от условий периода гражданской войны.
Решить беспрецедентную в мировой истории задачу — осуществить в кратчайшие сроки индустриализацию отсталой во всех отношениях крестьянской страны — можно было только с помощью неординарных мер. И. В. Сталин сделал единственно правильный выбор в пользу применения чрезвычайных методов, и благодаря этому проблема индустриализации была решена.
Да, в период индустриализации увеличение регулирующей, контролирующей и направляющей роли государства во всех сферах жизни советского общества было объективной необходимостью (точно так же, как ранее, при переходе к нэпу естественный ход событий закономерно вызвал обратный процесс — “отступление” государства из экономики). В экстремальных условиях гражданской войны Ленин также широко применял чрезвычайные метода, основанные на жестком администрировании, централизации управления и распределения ресурсов и включающие в себя принуждение и насилие. Однако в мирных условиях конца 20-х гг. Сталин не был обязан и не должен был почти буквально копировать методы военного коммунизма, в основе которых лежит огосударствление экономики и всех остальных сфер общественной жизни. Необходимо было соблюсти меру в проведении политики чрезвычайщины. Предпосылкой для этого должен был стать пересмотр на основе опыта военного коммунизма и нэпа догматов классического марксизма и отказ в результате от модели социализма, основанной на тотальном и исключительном господстве общенародной собственности на средства производства. Этого не бы ло сделано, и миллионы “раскулаченных” и репрессированных в конечном итоге пали жертвами этого обстоятельства.
При наличии диалектического подхода Сталин должен был осознать ограниченную действенность чрезвычайных методов и их обусловленность конкретными историческими обстоятельствами. На деле он не только сделал чрезвычайные методы организации экономики нормой, распространив их сферу действия за пределы экстремальных и кризисных ситуаций, но и более того, положил их в основу существовавшего в СССР способа производства.
Сама жизнь, объективная логика развития СССР как преемника Российской империи поставила в повестку дня задачи индустриализации страны и кооперирования сельского хозяйства. И с этой точки зрения решения, принятые Сталиным, были вполне адекватны уровню стоявших перед обществом проблем. Но Сталин в силу свойственного ему догматизма, черно-белого видения мира любую идею всегда стремился довести до крайности, граничащей с абсурдом и отрицанием самой идеи. Анализ его деятельности показывает, что он, принимая даже объективно верные решения, реализовывал их в самых крайних, не допускающих никаких компромиссов формах. Такая позиция, кроме всего прочего, исключает терпимое отношение к оппонентам. Практикуемые Сталиным формы и методы до такой степени извращали содержание социально-экономических идей, что вступали с ними в прямое противоречие. Самый очевидный пример — превращение ленинской идеи кооперирования крестьянства в сталинскую коллективизацию. Точно так же огосударствление экономики СССР, доведенное до крайнего, почти абсолютного предела, в конечном итоге вступило в противоречие с целями, которые имел в виду Маркс, обосновывая необходимость обобществления средств производства. Именно противоречиями между правильными идеями (источником которых является марксизм) и недопустимыми формами их воплощения в жизнь можно, вероятно, объяснить феномен Сталина, то есть диалектическую взаимосвязь между величием свершений, которых добилась страна под его руководством, и непомерной ценой, которую пришлось за это заплатить.
Все вышесказанное служит хорошей иллюстрацией марксистского взгляда на роль личности в истории. В данном случае судьбу СССР определил тот факт, что среди большевиков после смерти В. И. Ленина не нашлось второго человека с такими диалектическими способностями. С другой стороны, основное содержание того, что позже назвали сталинизмом, было определено догматическим толкованием И. В. Сталиным положений марксизма, относящихся
к устройству социалистического общества.ПЛАН И ЦЕНТРАЛИЗАЦИЯ
Объективную оценку экономической системы, существовавшей в СССР, можно получить, только сняв наслоения пронесшихся в последние годы политических кампаний. Советская пропаганда долгие годы создавала представление о социалистической плановой экономической системе как самой прогрессивной и эффективной в мире. В результате горбачевской перестройки почти все информационные каналы в обществе оказались в руках антисоциалистических сил. Они воспользовались своей фактической монополией на истину для того, чтобы опорочить буквально все советское и социалистическое. Объективность всегда оказывается первой жертвой очередной политической кампании. В итоге гласность и последовавшая за ней “свобода слова” родили новый миф — о неэффективности социалистической экономики.
Господа, внушающие обществу подобные установки, видимо, обладают гипнотическими качествами А. Кашпировского, поскольку у потребителей их информации даже не возникают вполне естественные вопросы типа: как можно с помощью неэффективных экономических методов создать вторую промышленную державу мира (Советский Союз долгое время был ею)? Почему при старых неэффективных методах управления экономикой производство из года в год росло, а сейчас переход к якобы прогрессивным методам привел к обвальному падению производства в два раза?
Эти же господа на все лады твердят о технологическом отставании Советского Союза, в общественное сознание вколачивается образ СССР как “Верхней Вольты с ракетами”. Но ведь современное военное производство — средоточие самых передовых, самых высоких технологий, и показательно, что именно в этой области СССР, обладая только 14–20 процентами (по разным оценкам) мирового промышленного потенциала, добился паритета со всем остальным миром и долгое время, как известно, его удерживал. В мире очень мало стран, которые могут позволить себе проводить фундаментальные (неприкладные) научные исследования. Эти исследования определяют технический прогресс грядущих десятилетий. Советский Союз входил в узкий привилегированный круг таких стран.
В конце концов, советская экономическая система в течение длительного периода времени все-таки обеспечивала неуклонный рост производства, мощи страны и благосостояния граждан, причем в 50-е годы темпы нашего развития были предметом зависти и страха капиталистического мира. (Насколько это не простое дело — обеспечить эффективное функционирование экономики такой огромной страны лучше всего знают нынешние горе-реформаторы, которые, отбросив старые методы, тем не менее не справились с этой задачей, ввергнув после 1991 г. экономику из состояния кризиса в катастрофу).
Все эти факты не вяжутся с безапелляционным тезисом о полной неэффективности советской экономики. В этой и следующих главах будет сделана попытка дать объективную оценку советской экономике. При этом все связанные с ней процессы и явления будут рассматриваться через призму существовавшего способа производства, то есть будет применен тот же метод, который уже использован для анализа первых этапов истории СССР.
Обобществление средств производства в общенародной форме однозначно предопределило характер советской экономической системы. Народное хозяйство в этом случае представляет собой, по сути, одну гигантскую монополию, разросшуюся до размеров государства. В свою очередь, предельная монополизация диктует экономике определенные принципы функционирования. Отдельные предприятия в качестве структурных подразделений единой государственной монополии лишены права самостоятельно определять основные вопросы своего существования — какую продукцию производить, кому и по какой цене ее продавать, у кого приобретать сырье и комплектующие, в какие проекты развития инвестировать средства и т. п. Это обстоятельство исключает возможность функционирования экономики на основе классических рыночных принципов. Конкуренция также невозможна внутри единой монополии. В подобных условиях функцию управления экономикой может осуществлять только государство через посредство специальных органов — Госплана, Госснаба, министерств, главков и их подразделений более низкого уровня. Таким образом, централизованный и плановый характер экономики СССР явился прямым и неизбежным следствием общенародной формы собственности на средства производства.
Организация будущего общества как “сознательной и планомерной ассоциации” — одна из основополагающих идей классического марксизма. Его основатели считали, что капитализм накладывает оковы на развитие производства, и поэтому “созданные в пределах капиталистического способа производства массовые производительные силы, которые он уже не в состоянии обуздать, только и ждут того, что их возьмет в свое владение организованное для совместной планомерной работы общество” [86] . По мнению основоположников марксизма, замена анархии и стихийности рыночной капиталистической экономики планомерной организацией производства в масштабе всего общества должна обеспечить ускоренный рост производительных сил при социализме. Их оптимизм основывался, в частности, на устранении при социализме стихийных кризисов производства, периодически сотрясавших капитализм XIX века и приводивших к большим потерям общественного богатства.
86
К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 20, с. 154