СССР: вернуться в детство 4

А меня, как Штирлица, попросили остаться.

Кабинет пустел, за столом сидел председатель, справа от длинного приставного стола, вплотную к председательскому — мадам с поджатыми губами, слева пригласили присесть меня.

А я смотрела на удаляющихся людей и думала: есть расхожий стереотип, что детей никогда не слушают. Иллюзия это. Не слушают того, кто плохо говорит, хоть ему сколько лет. Только с детьми терпение у слушателей иссякает вообще быстро — дети кряхтят, выговаривают слова невнятно, мнутся, тянутся и вообще выдают целый спектр отвращающих действий. А вот если ребёнок вдруг начинает говорить чётко, последовательно и уверенно, его слушают — да ещё как.

Дверь за выходящими захлопнулась.

— А вы, Евгения Семёновна, жаловались, что инициатив никаких нет, кроме музейных комнат да коллективов песни и пляски, — весело начал дядька. — Пожалуйста, столько инициативы, хоть ведром черпай!

— Зато, Вячеслав Егорыч, — сделала уксусное лицо озвученная дама, — те предложения не потребуют никаких ставок и прочих дополнительных вложений.

И не вызовут ни у кого никакого интереса, — подумала я, а вслух спросила:

— А вы бы хотели, чтобы весь озвученный спектр предложений реализовался за счёт энтузиазма четырёх школьников?

Губы у тётки поджались ещё больше, совершенно в ниточку:

— А разве желание помочь Родине не является достаточной мотивацией?

— Как здорово, что вы об этом вспомнили! — громко обрадовалась я. — Жду вас завтра вечером у себя, когда там у вас работа заканчивается. И послезавтра. А на субботу день вообще не занимайте: сперва будем лоскутные одеяла шить, а потом сарай в старинном стиле строить. Вместе поможем Родине!

Тётя начала возмущённо открывать и закрывать рот — молча.

— А если вы мне сейчас скажете, что всё это делать не умеете, то не переживайте, я вас научу, — заверила её я. — В конце концов, вы же коммунистка и не должны бояться трудностей.

Вячеслав Егорыч гулко захохотал:

— Что, Евгения Семёновна, каково?

— Вы погодите смеяться, — попросила я. — Дело серьёзное.

— Конечно, серьёзное, — всё ещё улыбаясь, кивнул председатель.

— Если уж мы впрягаемся в глобальный процесс, я могу обещать, что концепт проекта в первом чтении будет готов к пятнице, — дяденька удивлённо приподнял брови. — Теперь мне хотелось бы знать: какими ресурсами мы в ближайшей перспективе можем располагать, и кто будет нашим, так скажем, связным в структуре городского и, наверное, районного исполкома? Ведь, насколько я понимаю, наша юннатская станция территориально принадлежит не городу, а прилежащему Иркутскому району? Или у вас финансы пойдут по линии Управления культуры? Так вот, хотелось бы, чтобы человек был не зашоренный, мобильный и способный осознать рабочие процессы, не пытаясь втянуть коллектив станции в мартышкин труд, который никому кроме этого куратора не будет интересен.

Евгения Семёновна гневно раздула ноздри и повернулась к председателю, изо всех сил меня не замечая:

— Я даже не знаю, Вячеслав Егорович. От горшка два вершка, а туда же. Какие-то претензии…

Я слегка разозлилась:

— Если вам нужны были отписки и показуха, зачем вы вообще нас пригласили? Мы занимаемся только реальными делами.

Вячеслав Егорыч смотрел поочерёдно то на меня, то на эту даму, и выражение лица у него было странное. И тут, волшебным образом, открылась дверь и какая-то девушка сказала:

— Евгения Семёновна, там из дворца пионеров приехали, и комсомольцы ждут, день защиты детей согласовать надо…

— Иду! — демонстративно поднялась мадам. — И вы, Вячеслав Егорыч, заканчивали бы здесь…

— Я вас понял, Евгения Семёновна. Сейчас отпущу девочку.

От торжествующего цоканья каблуков меня спасла только ковровая дорожка. Дверь тоже закрылась, как полагается двери в начальственный кабинет — неторопливо и приглушённо.

Я откинулась на спинку стула:

— С ней работать не будем.

Вячеслав Егорыч хмыкнул:

— Значит, понравилась идея?

Я пожала плечами:

— Идея хорошая, требует подхода с погружением, и я ни за какие деньги не стану участвовать в её опошлении.

— Даже так?

— Именно.

Он соединил руки в замок, пошевелил большими пальцами:

— А что там насчёт земли?

— В непосредственной близости от нашего хозяйства находится пустой участок, относящийся к иркутскому лесничеству. Гектар сорок, думаю, будет достаточно.

— Сколько? — поразился дядя.

— А что, вы настолько далеки от народа, что не знаете про правило?

Теперь он тоже откинулся в кресле:

— Какое правило?

— Проси в два раза больше, чем нужно. Тогда, возможно, получишь необходимое.

— Хм! — кажется, я его забавляла и озадачивала.

Ладно, потрачу время на пояснения.

— Ну, смотрите. Во-первых, сам традиционный двор уже большой. Потом нужно отдельно, как самостоятельные объекты, поставить мельницу и кузню, а также все тематические павильоны, про которые мы говорили — глина там и прочее. Допустим, в виде куска улицы из изб. Площадка для мероприятий типа Масленицы. Потом, нам нужно показать старинный способ хозяйствования — это значит кусок поля-огорода. И, конечно же, покос.

Покос я хотела застолбить под наши собственные нужды, если честно — чтоб не бояться каждый раз, что внезапно явится лесничий и начнёт предъявлять претензии.

— И к четвергу будет готов план?

— К пятнице. Черновой.

— М-хм… — Вячеслав Егорыч выпятил губу. — Что ж, давайте попробуем встретиться в пятницу.

ПРОЖЕКТ

Да, возможно тётенька с губами в ниточку перевесит меня своим авторитетом, но мне хотелось посеять семена идей. Ну, в самом деле, почему скандинавы смогли, а мы — нет? Имеется в виду, сделать свою старинную деревню-музей. Если не срастётся у нас, глядишь, через несколько лет кто-нибудь придумает нечто подобное, выдав идею за свою — да и Бог с ним, лишь бы сделали.

Оставшиеся до пятницы три с половиной дня я убила на составление бумажного плана. Привлекла в советчики Вову с его опытом реконструкторства, знанием подобных проектов и шкурным интересом. Хуже того — припрягла его чертить схемки и планы. А вечером в четверг выступила с ультиматумом:

— Ты, Вова, как хочешь, а я без тебя не справлюсь. Сидят они там, все такие толстые и важные, губы кривят.

Муж к моей душевной слабости отнёсся с пониманием.

— Значит, поедем вместе.

Вот это я понимаю — рыцарь. Я-то знаю, как он не любит высокие кабинеты…

— Давай тогда сразу речь срепетируем.

— То есть, мне ещё и говорить придётся?

— Ну Во-ва-а-а-а!..

— Ну, ладно, ладно…

23 мая 1986

В пятницу мы поехали в эту культуру вдвоём. Сели на уникальный Вовкин велик и помчались, только пыль завихрилась. В рюкзаке у Вовки лежала папка с идеей сибирского подворья (в виде текста, схем и картинок), а приложением к ней — список предполагаемых работников. Касательно этого списка у меня появился некий дополнительный интерес, и теперь я намеревалась всерьёз отстаивать свою задумку. Почему — позже расскажу, а то вдруг не выгорит.