СССР

– Четыре тыщи человек. Я тебе полтораста миллионов готов был оставить. Свою страну. А ты...

– А у меня своя страна есть. Которой мы с тобой присягали. А присягу дважды не дают.

– Лучше бы ты Волкову помогал, ей-богу.

– Как доказано одним нашим общим знакомым, Волковы приходят и уходят, а советский народ остается.

– Блядь, клиника. Максим, в последний раз: садимся и выруливаем взаимоприемлемым способом. Мы с тобой восемнадцать лет знакомы, давай друг другу в ладошки не срать. Подумай.

– Всеволод Михайлович, я буду думать всю оставшуюся жизнь. Только лучше Союза в ней ведь ничего не будет. Так зачем торт на какашку менять.

– Ты выбрал. Прощай.

– Прощать – твоя компетенция, Сева. Счастливо.

ГЛАВА 8. В КОЛЬЦЕ ВРАГОВ

1

Все изменилося. Ты видел вихорь бури,

Падение всего, союз ума и фурий.

Александр Пушкин

– А вот ни фига, – сказал Сергей. – Если проекция идет на центр консоли, взгляд рассыпается.

– Где он рассыпается? – мрачно уточнил Валенчук.

Сергей, неудобно вывернув голову, внимательно посмотрел на него, мелко погрыз губу в валенчуковском стиле, вернулся в исходную и принялся объяснять на пальцах, ладонях и всём, до чего дотягивался:

– Вот здесь... Здесь... Еще здесь... Так я смотрю вперед, так мне надо считывать показания и чего-то считать, а так еще зеркала. А глаза два.

– А раньше зеркал не было, да? Или глаз больше было?

– Вот. Вот в этом и дело. Нам трудно всё в кучу собрать?

– В смысле? Глаза в кучу?

– Остряки. Приготовьтесь, сейчас будет грустно. Данные все в кучу. На зеркала камеры, с них показания на правый-левый края проекции, из салона зеркало можно хоть убрать, хоть продублировать изображением – и пустить над данными.

– Нормально. И какого размера вся эта радость будет. И главное, где? На руле?

– Зачем? Прямо передо мной. Я же водитель. – Сергей поудобнее перехватил руль и развалился в кресле с совершенно водительским видом, даже локоток в окно выставил.

– Волдырь ты внутри моей головы, – сказал Валенчук. – Сереж, ты если чего сказать хочешь, говори уже.

– Лес стеной впереди, не пускает стена. Вот, дядя Гена. – Он попытался ткнуть пятерней в нижний сектор лобового стекла, достал только кончиками пальцев, не разгибаясь, обвел стекло рукой и принялся рассказывать, чертя фигуры: – Здесь, говорю, левое зеркало, сюда – скорость и тахометр, сюда – расход и остаток, здесь – маршрут с карты, чтобы накладывалось на то, что видим, тут – верхнее зеркало, тут – правое.

– Прямо на стекло, что ли? – враждебно уточнил Валенчук.

– Можно криво, но лучше прямо.

– Бред.

– Ага.

– Не ага, а точно бред. И как ты себе это представляешь?

– Так я же показал, как представляю. Еще раз показать?

– Нет, как ты хочешь делать видимой проекцию на стекле? И куда консоль убирать? И где выставлять проектор? И во сколько это...

– Не-не-не, дядя Гена. Я это делать не хочу и не думаю ничего. Я все, что мог, придумал. Дальше ваша работа – придумывать, контрастить стекло, ставить световоды, убирать, выставлять и все такое.

– Молодец. Самое трудное сделал, эскиз нарисовал, нам осталось до Марса долететь.

– Ну, типа того, – сказал Сергей и принялся выбираться.

– А чего не экран с потолка? – поинтересовался Игорь.

– Летчик, – с уважением отметил Сергей, хотел сесть обратно, но передумал и принялся объяснять, нагибаясь к машине по ходу демонстрации: – Во-первых, все равно взгляд рассыпается, туда-сюда метаться замучишься. Во-вторых, проблема безопасности: это же не самолет, небо – моя обитель, там верхняя консоль висит и висит, и воткнуться башкой в нее можно один раз, и то тогда уже все равно, по большому счету. А нормальный водитель тридцать раз в день вот так – впере-е-е-ед, на-аза-а-ад – головой делает. Дырка будет или в экране, или в голове. Да и если подумать, все эти выносы показаний приборов в сторону – глупость и дань старой нетехнологичной традиции. Мы едем вперед, мы смотрим вперед, нам данные о скорости, заряде и маршруте для езды вперед нужны – и впереди, получается. То есть можно, грубо говоря, сделать снайперу оптический прицел, а сетку прицеливания, дальномер и шкалы поправок сбоку от ствола повесить. Типа, посмотрел так в окуляр, потом на дальномеры, логарифмическую линеечку так взял, посчитал...

– Ладно-ладно, не увлекайся, поняли, – сказал Валенчук.

– Прэлестно. Вы скажете: окуляр так окуляр, вернее, очки, все данные кидаем туда, водитель эти очки надевает – и на Тау-Ките живут в красоте. Но тут возникает проблема верчения головой. Мы из вестибулярных траблов полтора года вылезать будем, я клянусь, потом умучаемся привязывать очковую картинку к реальной дороге. Я уж не говорю, что теряем главное преимущество: цельный офигенный продукт.

– В смысле? – подал голос Паршев.

– В смысле – одно дело, если ты покупаешь машину по двум принципам: первый – все включено, второй – сел и поехал. И совсем другое дело, если тебе надо, когда сядешь, еще очки надевать, калибровать в них что-то, а зрение у всех разное, не забыли? Значит, покупать придется, чтобы с диоптриями. И все такое.

– А пристегиваться не надо? – спросил Валенчук.

– Чего так?

– Ну, сел и поехал. Значит, и заводить не надо, пристегиваться, просто сел и едешь, да?

– Лапидус, – сказал Сергей, уставившись в Валенчука. – Коротко и по существу.

Мир, как положено, спас Игорь, невнимательно вышагивавший вокруг «кипчака».

– А место куда девать? – спросил он.

– Какое место?

– Ну, вокруг водителя. Вот здесь тогда всю эту тумбочку сносим, за руль-колонкой вообще нечего ставить, если все показания на стекло идут. Образуется свободное пространство. Или, как на корабле, будет стоечка со штурвалом из пола?

– Ну это-то как раз... – начал обрадовавшийся перемене темы Валенчук, но Паршев перебил:

– А что, нормально. Много места, все дела. Хоть ногу на ногу, хоть подносик на колени – с кофе там или булками. И рукам простор. На стекло же можно чего угодно кидать – хоть кино. С телками. Подро... то есть, в смысле, подрался если, можно чулки поменять.

– Красавец,– смерив Паршева взглядом, сказала Даша.

– Это я еще не старался.

– Не, в самом деле, – сказал Сергей. – Даш.

– Слушаю, – сказала Даша, опершись о стену.

Кузнецов не поленился подойти к ней, по-белогвардейски дернуть головой и церемонно протянуть руку.

– Дарья Вадимна, позвольте.

– Не позволю, – проворчала Даша, но руку подала.

Кузнецов довел Дашу до раскуроченного «кипчака», как мог пособил вживлению в салон и спросил, не выходя из учтивого поклона: