Стадион

Нина вздрогнула. У берега на плотике стоял Владимир Русанов и, сложив ладони рупором, звал девушку.

— Лево руля, — скомандовал Леня и точно выполнил свое приказание.

— Это и есть твой товарищ? — голос Нины дрогнул, она просто не знала, что ей делать.

— Да, Русанов, мы с ним давно знакомы.

Лодка, подгоняемая сильными ударами весел, уже подходила к берегу. Русанов, в трусах и белой шапочке, стоял, ожидая их. На его. большом, уже покрытом легким загаром, теле отчетливо выделялся каждый мускул.

Сначала Русанов не разобрал, кто сидит с Ольгой в лодке, потом понял и даже отшатнулся, но отступать уже было поздно. Пришлось рукою мягко остановить лодку, чтобы она не стукнулась о плотик, и сесть.

— Познакомьтесь, — сказала Ольга, не подозревая о необычайно сложных отношениях между двумя своими пассажирами.

— Мы знакомы, — глядя куда–то на Владимирскую горку, бросила Нина.

Ольга с недоумением посмотрела на них — у обоих был смущенный вид.

Нина и Владимир сидели в лодке, чувствуя себя очень неловко, и злились на себя, на Ольгу, не предупредившую их, на весь свет.

Молчание затянулось.

— Что нового в Москве? — спросил Русанов, чтобы только не молчать.

— Летом будут международные студенческие соревнования. Ты включен в состав сборной баскетбольной команды студентов Советского Союза.

— Я знаю. Ты тоже поедешь?

Нина нахмурилась. Как самоуверенно он произнес «я знаю»!

— Может быть, — ответила Ольга» >— Если не найдется кто–нибудь посильнее.

Они снова помолчали.

— Осторожно, Леня, скутер идет, — сказала Нина.

— Это моторка, — ответил вместо Лени Русанов.

— Нет, скутер.

— Нет, моторка.

— А я говорю — скутер.

— Самая обыкновенная моторка…

Ольга переводила взгляд с одного на другого с таким чувством, какое испытывает немолодой и умудренный опытом человек, наблюдающий сложную и наивную игру двух очень юных влюбленных.

— Это идет скутер, осторожнее, Леня, — судя по серьезности спорящих, вопрос этот уже, без сомнения, приобрел мировое значение.

— Нет, моторка, — настаивал Русанов.

— Скутер! — торжественно заорал Леня. — Скутер!

Маленькая плоская лодочка с сильным мотором пролетела мимо, высоко задрав круглый нос; брызги обдали сидящих в лодке.

Русанов больше не мог усидеть на месте.

— Леня, поворачивай к берегу, я забыл передать товарищам одну очень важную вещь.

— Неужели так спешно? — спросила Ольга, еле удерживаясь от улыбки.

— Да, очень спешно.

Когда Русанов выпрыгнул на берег и помахал им рукой, ответили только Леня и Ольга. Нина смотрела в другую сторону. Они молча проехали вверх по Днепру, нашли небольшой песчаный плес и, причалив, вышли и легли на песок. Леня сразу же полез в воду. Девушки лежали рядом, перебирая сухой белый песок, лившийся между пальцами, как вода.

— Ты его очень любишь? — спросила вдруг Ольга.

— Кого? — У Нины стали такие глаза, будто она готова была вцепиться подруге в горло. — Кого это я, по–твоему, люблю?

Гнев Нины был невероятно забавен и совершенно непонятен Ольге, но на этот раз она не улыбнулась. Ей стало грустно, жаль себя и немного завидно.

— Ты с ума сошла, кого это я люблю? — ершилась Нина.

— Ну хорошо, никого, — поспешила согласиться Ольга.

— Ужасно глупые вопросы ты задаешь, — все еще горячилась Нина. — Да я этого Русанова видеть не могу.

— И он тебя, кажется, тоже.

— Ты не можешь себе представить, какой он… хвастун несчастный!

— Что–то я этого не замечала.

— И напрасно!

Они надолго замолчали, наблюдая за Леней, который учился плавать классическим кролем. Теплые лучи нежили их тела, и золотистая тень загара уже легла на кожу, как отсвет солнца.

Глава тридцать вторая

Один из крупнейших кораблей в мире, океанский лайнер «Куин Мери», плыл из Нью–Йорка в Европу. Высокий пенистый бурун вздымался у форштевня и расходился по сторонам, похожий на огромные белоснежноседые усы. На носу корабля, который быстрее всех пересечет Атлантику, рисуют голубую полосу. Именно такая полоса украшала «Куин Мери».

Водоизмещение этого многопалубного гиганта измерялось несколькими десятками тысяч тонн, и все же океанская волна легко раскачивала его. Вокруг него было только солнце, небо и необъятные водные просторы.

Эрика Штальберг сидела в плетеном кресле на палубе второго класса и смотрела на спокойные отлогие волны. Однообразное движение воды и покачивание корабля убаюкивали ее. Девушка прикрыла глаза, невольно поддаваясь этому приятному покою.

За последнее время произошло много событий. Сначала Шиллинг надолго куда–то исчез, и ей пришлось тренироваться самой по заранее составленной программе. Потом Шиллинг снова появился, и вместе с ним на стадионе и в пансионате «Черный Дракон» появилось множество молодых спортсменов. Среди них Эрика увидела известнейших американских атлетов. Видимо, Шиллинг готовил большую команду для ответственных состязаний, но что это будут за состязания, догадывалась только Эрика. Она узнала об этом из письма Тибора и никому не говорила о своих предположениях.

А потом всем стало известно — готовится команда для участия в международных студенческих соревнованиях. То, что почти все эти спортсмены имели весьма отдаленное отношение к колледжам, нисколько не смущало Шиллинга. Он был достаточно дальновидным, чтобы вовремя объявить Эрику и еще нескольких спортсменов студентами. Об этом даже писали в газетах...

Другое волновало в эти дни Артура Шиллинга. Сможет ли команда выполнить приказ генерала Стенли и затмить своими достижениями спортсменов всех других стран? Тренер отлично знал свое дело и понимал, что люди подобраны хорошо. Но смогут ли они победить всех остальных?

Когда Эрике официально объявили о поездке в Германию, она чуть не заплясала от радости.

Сейчас Эрике бояться нечего — «Куин Мери» идет в Шербур, и Эрика Штальберг сидит на одной из многочисленных палуб в легоньком плетеном кресле. Рядом послышались чьи–то шаги; девушка, чуть приоткрыв глаза, лениво взглянула. Подошла Мери Гарден и опустилась в соседнее кресло. Странная она, эта Мери Гарден, всегда молчит, словно бережет тайну, известную только ей одной. А впрочем, она больше Эрики знает об американском спорте. Может быть, ей есть о чем молчать.

Скрипнуло кресло справа — возле Эрики сел Джон Хивисайд.

— Тоска смертная, — пожаловался он. — Хоть бы скорее переплыть эту лужу.

Джон был одним из лучших бегунов на короткие дистанции — в беге на сто метров он однажды повторил мировой рекорд, но превысить его не смог. В американской команде все считались с ним, даже сам Шиллинг.

— Давно я не был в Берлине, с самой войны, — начал он, не дождавшись ответа от девушек. — Интересно, как он сейчас выглядит. Когда–то мы дали ему жару, не много камней осталось там на своих местах.