Стакан крепкого чаю
Шрифт:
Звук закрывшейся в дальнем конце коридора двери прервал размышления Николая: девушка уже поговорила по телефону и вернулась в свою комнату. Как же хочется чаю!
Коля сел за стол, раскрыл тетрадь, дорисовал и подписал черепу голубя носовую кость и принялся за квадратно-скуловую. И вдруг опять у стойки бюро появилась всё та же девушка. На этот раз она подошла незаметно, без цоканья каблучков, так как была уже обута в домашние тапочки. И платье сняла. Не то что бы только сняла, но ещё и переоделась в домашний халат, шелковистый такой, в неярких цветах по зелёному полю. Одна пуговка
Девушка стояла напротив бюро и смотрела в сторону Николая, смотрела на Николая, нет, смотрела куда-то сквозь Николая, словно он был стеклянный или просто пустое место. Стояла молча, неподвижно, словно оцепенев. Лицо бледное, краска вся смыта. Руки подняты до уровня груди, кулачки сжаты. Маленькие такие кулачки, тонкие запястья.
– Вам нужен телефон, Надя? – подал голос из-за своего фортификационного сооружения Николай, и тут же привстал, освобождая место. Привычное уже для него дело, не первый раз за этот вечер.
Девушка, услышав своё имя, даже вздрогнула.
– Надя? Откуда ты знаешь моё имя? Ты кто такой вообще? Мы разве знакомы?
– Ну, вы говорили по телефону, представлялись Надеждой Сергеевной. Я услышал. Мы пока не знакомы.
– Ты подслушивал?
– Нет. Я невольно.
– Невольно. Невольник чести. Пал, оклеветанный молвой. Не слишком ли музыкальный у тебя слух? И нос не слишком ли длинный ты себе отрастил? Сирано!
– Вы не ругайтесь, пожалуйста! А нос вообще тут не причём, просто два раз сломан был раньше.
– Я не ругаюсь. Сирано – это такой герой, литературный. У него был очень длинный нос, как и у тебя. Который он совал в чужие дела, пытался их устраивать. Правда, для него всё хорошо закончилось. А тебе нос, видимо, по заслугам ломали. Имеешь склонность.
– Я знаю эту пьесу Эдмона Ростана. "Сирано Де Бержерак". Я хотел сказать: "Не сердитесь".
– А что мне на тебя сердится? Я тебя даже не знаю. Сердятся на знакомых, на близких. На друзей, на любимых. А ты просто незнакомец, прохожий.
– Проходимец.
– О, как самокритично! Так ты проходимец? Как ты здесь вообще оказался? Почему здесь сидишь? Здесь всегда другой был, интеллигентный парень, в очках.
– Проходимец в хорошем смысле. Ты ведь сама сказала, что я незнакомый прохожий. В старину прохожих называли проходимцами. А я сижу здесь, потому что теперь работаю дежурным администратором.
– Значит, ты теперь местный Буратино с любопытным длинным носом? "Теперь здесь я хозяин!" – так Буратины заявляют о своих правах на каморки под лестницей говорящим сверчкам. А ты почему мне тыкаешь?
– Вы сами мне тыкаете. Я на "вы", а ты на "ты". Вот и я на "ты".
– Ты ещё мальчик. А я старше. К детям можно обращаться на "ты".
– Я ненамного вас младше.
– Ты студент?
– Да.
– На каком ты курсе?
– На первом.
– Вот видишь! А я уже скоро аспирантуру закончу. Диссертация почти написана.
– Я до МГУ учился год в другом университете. Потом в армии служил. Мне уже двадцать лет.
– Вот как? Мальчик, но большой. И
решил, что можешь мне тыкать.– Я не тыкаю. Обычно я обращаюсь к незнакомым людям на "вы", если не ровесники и люди постарше. Могу тебя называть на "вы".
– Слушай, зануда! Ты мне надоел! Меня вообще не надо никак тебе называть. Я пришла поговорить не с тобой, а по телефону, с другим человеком.
– Я так и понял, и место тебе уступил. Извини, Надя, если что-то не так сказал.
– Опять Надя! А тебя как зовут, студент советской армии?
– Коля. Николай.
– Вот что, Коля-Николай, ты давай отойти, а мне надо позвонить.
– Хорошо, я отойду. Только я думаю, что ты напрасно этому Игорю Станиславовичу будешь звонить.
– Ах, ты и про Игоря знаешь! Не любопытный наш!
– Вы ведь громко разговариваете, я слышал все имена. Случайно. Я ведь не могу отойти далеко, это моё рабочее место.
– А слышал, так не лезь в чужие дела!
– Я просто подумал, что заседание кафедры уже закончилось. Ведь уже десять вечера.
– Ты что, издеваешься? Не строй из себя идиота! Какая здесь может быть кафедра, какие заседания? Говорю же, что ты лезешь не в своё дело! У каждого есть жизненное пространство, которое нельзя нарушать. Прайвеси, слышал такое слово?
– Нет, не слышал. Но интуитивно понятно, что оно означает.
– Так запомни его. Ноу треспасинг, понятно?
– Вполне. Я и не нарушаю границ. Просто логично будет сделать умозаключение, что Игорь сильно уже опоздал на заседание кафедры.
– Чтобы делать умозаключения надо располагать умом. Запомни и это!
– Ты, наверное, преподаёшь что-нибудь в свободное от диссертации время. Любишь поучать. Я столько нового узнал от тебя.
– Очередное умозаключение? Конечно, преподаю, это обязанность аспирантов. Веду курс на филфаке. Экзамены принимаю у таких как ты оболтусов. Впрочем, на филфаке оболтусов мало, у нас матриархат.
– А у нас на биофаке фифти-фифти. В половом отношении. Вернее, равное соотношение парней и девушек.
– Так ты биолог. Биолух, как видно.
– А Игорь Станиславович, он тоже филолог?
– Не твоё дело.
– Я бы на его месте пришёл бы сегодня обязательно.
– Почему?
– Ты красивая девушка. А он, наверное, старше тебя. Для него ты вообще подарок. Я бы на его месте даже через забор к тебе полез.
– Через какой ещё забор?
– Вокруг ГЗ ведь полно заборов. Через любой из них. Вдруг бы охрана его не пустила, пришлось бы перелезать. Я вот вчера перелезал тут внизу через какие-то ворота. Очень высокие.
– Тоже к подарку стремился? У тебя здесь пассия?
– Нет, я расстояние сокращал. Чтобы не обходить. Шёл после тренировки и подумал: "Дай, перелезу!"
– И что, штурмовал как ворота Зимнего Дворца? Будёновку свою не потерял?
– Не потерял. То есть, нет у меня никакой будёновки. Не нашёл летом в шкафу. А ворота Зимнего в фильме матросы штурмовали, в бескозырках, а не кавалерия. И на самом деле никакого штурма не было. Я читал об этом не так давно, то ли в "Огоньке", то ли в "Новом мире". Нуйкин, по-моему, писал об этом. Или Солженицын. Не помню точно.