Сталь от крови пьяна

Уж лучше ей до конца дней прислушиваться к советам господина Гленна. Он хотя бы родственник, дядя её матери, доверенное лицо отца. Он помогал ей разобраться с магической силой, а сейчас даёт ей бесценные советы по управлению замком и землёй. А муж… чужой человек, который переедет в Эори из какого-нибудь захолустного замка и начнёт здесь командовать! Ещё чего!

— Знаете, господин Гленн, — Кристина свернула пергамент в свиток и положила в ящик стола, прикрыв сверху какой-то небольшой книгой, — я, пожалуй, откажу графу Келли. Не могли бы вы мне помочь с составлением письма с отказом?

— Конечно, миледи, — улыбнулся Освальд — широко и абсолютно счастливо.

Примечания:

Филлет — тонкая лента, которую женщины повязывали вокруг головы.

Глава 8

Раненое плечо саднило и ныло, спать на правом боку было невозможно, но гноя или воспаления, слава Богу, не наблюдалось. Просто глубокая рана, которая неохотно заживала, несмотря на все усилия лекарей.

Шла уже вторая седмица с тех пор, как они покинули Клауд и разбили лагерь недалеко от Ледяного моста и замка, который принадлежал вассалу барона Клауда, сиру Лейту. Эти земли пока ещё были захвачены фарелльцами, территория Лейта находилась в оккупации, но сам хозяин, если верить разведке, оставался жив. О причинах такого милосердия со стороны врага можно было лишь догадываться.

Впрочем, планов по освобождению Лейта бьёльнцы пока не строили. От разведки дошли сведения, что к фарелльцам таки подоспело подкрепление, а насчёт своей армии у Генриха иллюзий не было: после двух выматывающих битв и многочисленных мелких сражений с фуражирами она знатно истрепалась. Поэтому он ждал подмоги от лорда Джеймса, который не так давно написал ему, что уже вот-вот повернёт на юго-восток, выполнив свою первую миссию. Не стоило сбрасывать со счетов и восточных союзников: барон Клаус Остхен тоже прислал хорошие вести о том, что все острова Серебряного залива взяты, осталась лишь одна решающая битва — за побережье.

Что ж, на этой войне они сражались буквально за каждый клочок земли, за каждую башенку, за каждый лесок и за каждый островок. Иного выхода не было.

От мыслей о грядущих битвах Генриха отвлекала боль в плече.

Лекарь приходил к нему каждый день, делал перевязки и накладывал мази, иногда приносил также успокаивающие, обезболивающие настойки, но это почему-то не сильно помогало. Генрих, впрочем, и сам умел перевязывать и обрабатывать раны — научился как-то в юности, — но делать это с собственным плечом было не очень удобно. Он то и дело просил лекаря не тратить время и средства на него, раненого совершенно легко.

— У нас есть люди с гниющими конечностями и перебитыми позвоночниками, — говорил он, — а вы не можете отвязаться от моего пустякового пореза.

— Он вовсе не пустяковый, — возражал лекарь, — посмотрите, как неохотно заживает.

— Да, но раздробленные кости позвоночника явно будут заживать ещё менее охотно, — усмехнулся Генрих и тут же поморщился от очередного приступа боли, сковавшего плечо вплоть до локтя. — Уделите внимание тем солдатам, чьё состояние оставляет желать лучшего. А ко мне на перевязки отправьте свою помощницу.

Генрих даже удивился, когда на следующий день к нему вместо лекаря пришла Гвен. Она быстро училась и уже ловко и тщательно меняла повязки, варила всякие зелья и наносила мази. Генрих то и дело видел её в лагере: растрёпанные, непослушные чёрные волосы, окровавленный фартук, сумка, полная каких-то трав и цветков… Гвен без дела не сидела, но на усталость никогда не жаловалась. В конце концов она сама об этом просила и теперь делала то, чего так хотела.

— Как ты? — поинтересовался Генрих, распуская шнуровку серой рубашки. Гвен стояла, отвернувшись — кажется, смутилась…

— Для меня большая честь знать, что вы так обо мне беспокоитесь, милорд, — пролепетала она. Кажется, в день их первой встречи она была чуть смелее. Впрочем, тогда рядом находился Хельмут, а ему Гвен явно доверяла безоговорочно — он всё-таки спас её от смерти или даже от судьбы похуже смерти. — Со мной всё хорошо. Лекарь, который учит меня своему делу, заметил, что я… что я ещё не отошла…

Генрих понимающе кивнул — попробуй не заметь… Поначалу Гвен боялась громких звуков и вся сжималась, если рядом с ней оказывался хотя бы один человек мужского пола. Лишь лекари её не пугали — их серые мантии всем и всегда внушали доверие.

Но со временем она оправилась, к солдатам подходила без боязни, перевязывала им раны и приносила обезболивающее питьё, отвечала на их улыбки и благодарности.

— Он дал мне несколько разных настоек, — продолжила она, — и я до сих пор их пью. Некоторые из них уже сама делать научилась. Так и сплю лучше, и воспоминания… почти не тревожат. — Гвен нервно сглотнула.

— Это хорошо, — улыбнулся Генрих и стянул рубашку. Девушка снова отвернулась, и он сдержанно хохотнул. — Продолжай их пить, но давай сейчас займёмся моей раной.

Тогда ей всё же пришлось подойти к нему, хотя она то и дело норовила спрятать взгляд. Генриха это смешило: Гвен казалась ему уже довольно взрослой, на вид ей было не меньше двадцати, и всё равно вид полураздетого мужчины внушал ей смущение. Она села на накрытую коричневым плащом лежанку, чуть трясущимися руками сняла с него вчерашние бинты и достала из сумки новые. Перевязывала она очень осторожно и медленно, боясь, видимо, из-за небольшого опыта сделать что-то не так. Иногда её пальцы случайно касались его кожи, и она тут же вздрагивала, а Генрих лишь улыбался — такие невинные, случайные прикосновения не могли вызывать в нём каких-то сильных чувств, а вот смущение Гвен почему-то умиляло.

На следующий день случилось то, чего они все так долго ждали. Лагерь наполнился шумом, ржанием коней, смехом; погода стояла тихая, тёплая, но сейчас каждый как будто ощутил дыхание ледяного северного ветра. Новые палатки словно вырастали из-под земли, и в воздухе запахло грибной похлёбкой и жареный зайчатиной.

С севера вернулся лорд Джеймс Коллинз.

Его армия понесла не столь большие потери, а потому присоединение нолдийцев к бьёльнскому войску предрекало скорую победу.

Генрих, наскоро набросив камзол, вышел из шатра и тут же обнаружил, как его бывший учитель спешивается с помощью оруженосца. В длинных густых волосах лорда Коллинза теперь блестело больше седины, чем каштана. На лице виднелась поблескивающая серебром щетина, не покрывающая лишь тонкий розовый шрам на левом щеке. Край чёрного дорожного плаща истрепался и ухлестался грязью. Тем не менее лорд Джеймс выглядел величественно и гордо, как и надлежало истинному полководцу-победителю.

Генрих поклонился, а то, что лорд Коллинз поклонился ему в ответ, до сих пор казалось непривычным. Хотя они уже давно были равными друг другу властителями аллодов, а не оруженосцем и наставником.

Лорд Джеймс улыбался, и это заставило Генриха выдохнуть с облегчением: он, словно ему до сих пор было восемнадцать, ожидал нагоняя за проигранную битву. Он тоже улыбнулся, и улыбка вышла самой искренней, хоть он и пытался быть сдержанным. Но глупо скрывать свою радость по поводу долгожданной встречи с бывшим учителем, особенно когда тот великолепно справился со своей миссией и остался цел и невредим.