Сталь решает не всё

— Эээ, — начал старейшина, — если ты отказываешься от союза, что нам делать?

— У вас два пути, — сыщик поочерёдно посмотрел каждому старейшине в глаза, — вернуться домой или войти в состав уральцев без всяких условий, как это делали все соседние роды. Вы направите в Бражинск своих детей или внуков, не старше восемнадцати лет, по одному подростку от двух семей, за каждого я заплачу стандартную цену, котелок за девушку и нож за парня. Других условий я предложить не могу, у нас все равны.

Старейшины попросили время для обсуждения и вернулись в гостевой дом, как по привычке называли гостиницу, организованную главой Бражинска для многочисленных приезжих. В двухэтажном здании были восемь двухместных номеров и два люкса, из двух комнат с санузлом. В рекламных целях Белов устроил во всех номерах водопровод, воду в бак заливали пока вручную, в перспективе это должны были делать насосы. К сожалению, некому было работать над насосами, выточенные цилиндры и поршни лежали, ожидая своего мастера. Недалеко от гостиницы стояла общественная баня на десять мест, которая топилась каждый день. После строительства храма, да проведённого снятия проклятий, всю зиму паломники не переставали прибывать в Бражинск. Зима, как известно, самое свободное время у сельского жителя в средней полосе, только охотники работают зимой более напряжённо, стремясь запастись пушниной для обмена на железо и ткани.

Раньше у окрестных племён и родов любимой зимней забавой были кражи лошадей и другого скота у соседей. Белову, с его драконовскими методами, всего за пять лет удалось избавить соседей от зимних набегов, к тому же, он забрал из всех соседних селений большую часть активной молодёжи. Поэтому любимым зимним развлечением стало паломничество в Бражинск, для посещения храма и других развлечений, которые привлекали окрестную молодёжь. Кроме танцев, привлекали лыжные трассы, самодельные коньки напрокат, а карусели и качели выстроили в каждом селении. Чтобы выгуливать лошадей, скотники организовали катание в санях, с горок на санках катались тоже, хоккей с мячом и шайбой, зимний футбол прочно пустили корни в городе, две трети населения которого были моложе двадцати лет. Да и покупки в торговых лавках Бражинска оставались достаточным стимулом для посещения города. По провинциальной привычке, практически все паломники останавливались на ночлег у родни, поэтому в гостинице проживали исключительно купцы, немногочисленные в зимнее время.

Совещались старейшины соек недолго, на следующий день они с утра пришли к Белову и заявили, что просят принять соек уральцами на обычных условиях. После того, как договаривающиеся стороны обсудили все вопросы по доставке и расселению подростков, старейшина Липовки остался со старостой Бражинска наедине.

— Она знает, что у меня две жены, которых я не брошу, — напрямую спросил его сыщик, — знает, что мне больше сорока лет. Чего хочет твоя племянница?

— Эээ, — смутился старейшина, не ожидавший прямого вопроса, — она хочет стать твоей женой, пусть третьей. Это, без твоего согласия мне лучше не возвращаться.

— Я вышел из того возраста, когда мне подбирали жён, — грустно улыбнулся Белов, — да и ты опоздал со своим сватовством, лет на пять раньше надо было. Жениться сейчас я на Иве не буду. Если захочет, пусть переезжает в Бражинск, работает здесь, будем каждый день встречаться, а там видно будет.

— Но она любит тебя, — попытался что-то изменить старейшина, — больше пяти лет она хочет выйти за тебя замуж. Ты погубишь девицу.

— Думать о её замужестве должен не я, а её родители, — резонно возразил уралец, — чем они занимались пять лет? Иве я ничего не обещал, да и не было ничего между нами. Это моё последнее слово, поживём, увидим.

Ничего не ответил старейшина, только качал головой, уходя из дома Белова. Любил свою племянницу староста Липовки, потому и не настоял на сговорном замужестве, как было принято в большинстве семей, где добрые соседи или друзья обговаривали женитьбу своих детей задолго до брачного возраста. Как успел убедиться сыщик, такие браки были достаточно ровными и долговечными. Вечно занятым домашним хозяйством и детьми женщинам не оставалось времени на любовные терзания, да и старели они быстро. У тридцатипятилетней женщины были взрослые дети, внуки, хлопоты по устройству дочерей и сыновей не способствовали любовным переживаниям. Похожая судьба была у их мужей, проводивших большую часть жизни в лесу или на реке, возвращавшихся в родную избу не каждую ночь. Люди не терзались вопросом, в чём смысл жизни, правильно ли живут. Они жили для общества, для рода, и положение рода, его благосостояние и развитие считали главной целью существования.

— Почти как в далёкие семидесятые годы, — вспомнил Белов поведение своих родных, — чтобы всё было, как у людей. Надо или не надо, тогда никого не интересовало, главное, чтобы не было стыдно перед родственниками и соседями, чтобы всё было, как у всех. Купили соседи гарнитур, нам надо такой же. Поступил племянник в московский вуз, значит, своего сына туда надо готовить. Причём тут любовь, если дом — полная чаша? Какие любовные терзания, когда надо картошку убирать, капусту солить, зимой снег огребать и так далее.

От этих воспоминаний защемило сердце, он вышел на улицу городка, сравнивая наезженные санями дороги с разбитым асфальтом своего мира, аккуратно прогребённые дорожки вдоль домов с полузанесёнными снегом и грязью тротуарами родного города, у администрации которого хронически не хватало денег на пешеходов, как, впрочем, и на проезжую часть дороги, тоже. Белову вспомнились жалобы своего приятеля, работавшего в мэрии, который говорил, что из города забирают 89 % собранных налогов, что характерно, даже в советские времена оставалось на городские нужды 40 % собранных в городе налогов. С каждым годом часть налогов, остающаяся в городе, уменьшается на пару процентов.

— Интересно, — отстранённо подумал он, — как там в России? Стала Москва вторым Косово или нет? Вся провинция вымерла или только её русская часть? Кем заселяется Урал, китайцами или чеченцами?

— Нет, в этом мире не будет России, с её пренебрежением к собственным гражданам, как и многих других стран, — ещё раз убедился в правильности своего пути Белов, — я буду работать прогрессором, чтобы паровозы и самолёты появились на тысячу лет раньше, пока население Земли не вырастет до вызывающего ненависть друг к другу количества. Пусть люди не распахивают целинных земель, пуская на ветер плодородную почву, пусть изначально человек бережёт планету, глядишь, и к себе подобным будет относиться по-человечески.

Зайдя к Сурону, сыщик долго беседовал с ним о пути развития человечества и уральцев в частности. Тот с осени готовил два десятка священников-миссионеров для уральских селений, обсудили материальные проблемы, и перешли на духовные тонкости.

— Мне представляется, наши священники должны воспитывать в людях не столько любовь к богам, сколько любовь к своему, уральскому, роду и своей земле, — за кружкой отвара из лесных трав, рассуждал сыщик, встретив в лице Сурона родственную душу, — если мы не приучим людей любить природу, не пройдёт и полсотни лет, все леса вырубят, и в реках вместо рыбы будет одно дерьмо плавать.

— Не может такого случиться, — задумывался собеседник, — сколько поколений наших предков живут здесь и ничего.

— Откуда, по-твоему, пустыни в Египте и Ливии, — поражал его старейшина, — почему наши горы, сплошь поросли лесом, а в Армении и Ромее дерево в горах не найдёшь. Дрова там большая ценность, я не говорю о горах Парфии и Персии. Всё потому, что людей там живёт много, а нас, пока, мало. Но, за пять лет вокруг Бражинска распахали столько полей, что без заботы об их сохранности и сохранении лесов, пустыня будет и здесь.