Сталин и Гитлер. Кто кого обманул

Дело, видимо, в том, что упоминать, а тем более цитировать эти «сообщения» по архивным фондам, а не через донесение Гелена и мемуары Хильгера, для Хоффмана нежелательно. Сразу отпадает нужда в «авторитетных свидетелях» и раскрывается кухня с двойной бухгалтерией. Кроме того, у кого-то может возникнуть желание проверить, насколько объективно оценивают эти «сообщения» все те же Гелен, Хильгер, а также Риббентроп, утверждающие в один голос: «сообщения» совпадают (Хильгер даже заявляет: они совпадают «почти дословно»), что затем в своих работах повторяет и Хоффман.

Но то-то и оно, что они не совпадают. Совпадения есть лишь в «сообщениях» двух офицеров (назовем, наконец, их имена)— генерал-майора Наумова и майора Евстифеева, в то время как «сообщение» майора Писменя (или Писменно- го) явно противоречит им. Но и «сообщения» Наумова и Евстифеева различаются по своему характеру: первое действительно похоже на сообщение военнопленного, тогда как второе напоминает скорее памфлет или даже фельетон. Причем возникает впечатление, что «сообщение» Евстифеева — это литературная обработка наиболее ценной, с точки зрения немцев, части показаний Наумова, предназначавшаяся для публикации в пропагандистских целях. Отметим в этой связи, что в том разделе фонда пятого политического отдела гер- майского министерства иностранных дел, в котором хранятся интересующие нас «сообщения», собраны как раз материалы военной пропаганды. Видимо, и у этих документов было чисто военно-пропагандистское предназначение.

Мы не будем подробно анализировать содержание «сообщений» Наумова и Евстифеева. Читатель может сделать это самостоятельно, сравнив их между собой, а также с «краткой записью» речи Сталина и его выступлений на банкете. Укажем лишь на некоторые формальные моменты, которые порождают дополнительные сомнения в достоверности содержащейся в документах информации и в возможности их использования в качестве источника для выяснения внешнеполитических намерений СССР весной — в начале лета 1941 г.

Во-первых, бросается в глаза нехарактерное для немецкого военного делопроизводства оформление этих «сообщений». Материалы допросов военнопленных содержат обычно в своей вводной части, как в этом можно убедиться, ознакомившись с германскими архивными фондами, подробные сведения о военнопленном: его фамилию, имя и отчество, год и место рождения, воинское звание, должность, последнее место службы [270] , дату и место взятия в плен, дату и место дачи показаний, а также фамилию германского офицера или должностного лица, снимавшего допрос, проводившего беседу либо получившего от военнопленного сообщение [271] . В данном случае практически вся эта информация отсутствует, правила оформления документов полностью нарушены. И это тем более странно, поскольку речь идет о документах, которые подавались на самый верх, в том числе Гитлеру.

270

Должность и последнее место службы указано только в «сообщении» майора Писменя — начальник штаба 345-й стрелковой дивизии. Из текста «сообщения» майора Евстифеева следует, что накануне войны он занимал должность начальника штаба 41-й бригады легких танков Закавказского военного округа.

271

См., например: PA АА: Handakten Etzdorf Vertr. АА beim ОКН. RuBland 24 (R 27359), Bl. 305076 ff., 305172 ff., 305261 ff.

Во-вторых, в «сообщении» Наумова, отдельные положения начальной части которого можно считать достоверными, прослеживается явное смещение акцентов. Центральное место в нем занимает не изложение довольно продолжительной речи Сталина на заседании — Сталин говорил почти сорок минут, а пересказ нескольких его тостов на банкете, раскрывавших якобы некие устремления СССР к насильственному расширению своих границ и антигерманскую направленность его политики. В этом отчетливо проявляется заданный характер «сообщения», что, в свою очередь, вызывает подозрение, что кое-какие «мысли» могли быть внесены в него сотрудниками германской военной разведки либо вписаны под их диктовку. Не будем забывать, что информации о том, кто такой генерал-майор Наумов, документ не содержит [272] , равно как не известно, где, когда и как было составлено данное «сообщение».

272

He исключено, что это генерал-майор А. 3. Наумов, командир 13-й стрелковой дивизии, дислоцировавшейся накануне 22 июня 1941 г. в районе Вельска на так называемом белостокском выступе. Дивизия была разгромлена немцами. Ее остатки были окружены и пленены вместе с другими частями советских 3-й и 10-й армий в начале июля 1941 г.

Еще более сомнительным по своему содержанию является «сообщение» майора Евстифеева, единственной темой которого является изложение тостов и выступлений Сталина на банкете. Мы не комментируем этот документ, предоставляя читателю возможность самому оценить его стиль. Укажем лишь, что история, рассказанная Евстифеевым в части его «сообщения», которую мы не публикуем, о том, как он попал на банкет, совершенно неправдоподобна. Вряд ли можно поверить в то, что майор из Закавказского военного округа, приехавший в Москву за запчастями для своей танковой бригады, смог запросто оказаться на банкете в Кремле, причем на свободном месте в Георгиевском зале невдалеке от Сталина [273] .

273

Прием в Кремле 5 мая 1941 г. проводился в обстановке повышенных мер безопасности. Списки участников мероприятия (свыше полутора тысяч человек) были составлены и утверждены задолго до 5 мая. Банкет, состоявшийся после заседания, проходил в нескольких залах Кремля: в Георгиевском зале были накрыты столы для политического, военного руководства и генералитета, в других залах — для выпускников академий. Выступления и тосты транслировались в залы по радио. Приглашенных на банкет офицеров рассаживали за столы по двадцать человек. За каждым столом был старший, отвечавший за порядок, и представитель службы безопасности в штатском (см. Besymenski LOp. cit., S. 242—243). В описании организационной стороны банкета в Кремле «сообщение» майора Евстифеева недостоверно. То, о чем рассказывает Евстифеев (столики на четверых, алкоголь без меры, бессвязные пьяные речи и т.п.), передает скорее атмосферу немецкого офицерского казино времен войны, а не правительственного приема в Кремле.

Нельзя не задать также вопрос: коль скоро майору Ев- стифееву, как говорится в «сообщении», очень хотелось «услышать Сталина или его соратников и их оценку сложившегося положения», то почему он не пошел на заседание, где Сталин совершенно точно должен был выступить, а отправился лишь на банкет? Могло ведь случиться такое, что на банкете Сталин вообще не взял бы слово или ограничился одним- двумя тостами самого общего содержания. Остается только предположить, что майор Евстифеев был исключительно проницательным человеком, догадавшимся, что «самое главное» будет сказано Сталиным не на заседании, а на банкете, и потому решившим не тратить время попусту и поучаствовать лишь в «главной части» мероприятия. Все это выглядит очень странно. Объяснение этим странностям, как нам кажется, может быть одно — либо рукою майора Евстифеева водили германские спецслужбы, либо интересующее нас «сообщение» вообще было подготовлено ими, а именем «майора Евстифеева» они прикрыли продукт своего творчества.

Разбирая вопрос о достоверности «сообщений» Наумова и Евстифеева, отметим также следующее. «Краткая запись» выступления Сталина перед военными в Кремле, а также дневниковые записи заместителя председателя Совета Народных Комиссаров СССР В. А. Малышева и генерального секретаря Исполкома Коминтерна Г. Димитрова о выступлениях Сталина 5 мая 1941 г. (см. Приложение) свидетельствуют: в одном из тостов он говорил о необходимости, укрепив и реорганизовав вооруженные силы, «перейти от обороны к наступлению», «к мирной, оборонной политике с наступлением», о том, что «проводя оборону» страны, следует «действовать наступательным образом», «от обороны перейти к военной политике наступательных действий» и соответствующим образом перестроить агитацию и пропаганду, что Красная Армия, коль скоро она считает себя современной армией, должна быть армией наступательной. Тост Сталина имел самый общий характер и отражал представления советского руководства об образе действий СССР и его вооруженных сил в случае войны.

Никаких призывов к нанесению удара по Германии, к захвату новых территорий и экспорту революции, как о том сообщают Наумов и Евстифеев, ни этот, ни другие тосты Сталина, ни его выступление на заседании, предшествовавшем банкету, не содержали. Наивно было бы вообще предполагать, что в планы такого рода, если бы они даже существовали, руководитель советского государства решился бы посвятить такой широкий круг лиц. Не исключалась возможность утечки информации, а это могло иметь для СССР самые серьезные международные последствия.

«Сообщение» майора Писменя отличается как по форме, так и по содержанию от «сообщений» Наумова и Евстифеева. Ни о каких тостах Сталина и его призывах к «расширению социалистического фронта силой оружия» и к территориальным захватам речи в нем не ведется. Писмень приписал Сталину другой призыв— к нанесению некоего «упреждающего удара» по Германии, который якобы должен был являться также «местью» и «реваншем» СССР за оккупацию немцами Болгарии и посылку германских войск в Финляндию.

В том, что «сообщение» Писменя недостоверно, легко убедиться, ознакомившись с его текстом. Этот текст глубоко противоречив и не выдерживает критики. Из него следует, во-первых, что Сталин в своей речи 5 мая 1941 г., призывая якобы к военному наступлению против Германии, отмечал, что Красная Армия к войне с Германией не готова, поскольку еще плохо вооружена и недостаточно обучена. Отметим, что само по себе намерение начать войну с крайне опасным противником в условиях неготовности к ней собственных вооруженных сил явно противоречит здравому смыслу. Во- вторых, если верить «сообщению» Писменя, Сталин собирался начать войну против Германии, не будучи твердо уверенным в том, что добьется успеха. Он якобы исходил из того, что противник на начальном этапе войны будет побеждать, что сама война приобретет затяжной характер, а преимущества СССР начнут проявляться только к концу первого года войны в результате истощения сырьевых и людских ресурсов Германии и «отдаления германской армии от баз снабжения», т.е. ее продвижения далеко в глубь советской территории. Если руководствоваться «сообщением» Писменя, то получается, что Сталин в своем выступлении перед военными в Кремле по сути дела предрекал тяжелейшие поражения Красной Армии на начальном этапе войны и огромные людские, материальные и территориальные потери Советского Союза, которые поставят его на грань катастрофы. Вся эта «информация» явно не стыкуется с тем, что известно о военном планировании РККА и взглядах советского политического руководства на ход возможной войны с Германией накануне 22 июня 1941 г.

Определить, откуда майор Писмень почерпнул некоторые мысли, изложенные в его «сообщении», не составляет труда. Они действительно взяты из выступлений Сталина, но не 5 мая, а 3 июля и 6 ноября 1941 г. и из его приказов как наркома обороны СССР от 23 февраля и 1 мая 1942 г. Именно там можно найти и высказывания о недостаточной подготовленности Красной Армии к войне, и мысль о том, что на начальном ее этапе Германия может добиться частичного успеха, что, однако, не ставит под сомнение неизбежность ко- нечной победы Советского Союза, и рассуждения об ожидаемом в скором времени переломе в ходе боевых действий в пользу СССР, который будет обусловлен превосходством Советского Союза над Германией в сырьевых и людских ресурсах, а также отрывом германской армии от баз снабжения. Там же присутствует оценка советско-германского договора о ненападении, которую Писмень в своеобразной форме также передал в своем «сообщении». Оттуда же взяты рассуждения о Версальском договоре, о причинах побед вермахта на начальном этапе Второй мировой войны, а также о том, можно ли победить Германию [274] .

274

См.: Внешняя политика Советского Союза в период Отечественной войны: Документы и материалы. Т. 1. М., 1944. С. 25-59

Под видом сообщения о речи Сталина 5 мая 1941 г. Писмень изложил те его высказывания, которые он имел возможность прочесть в советских газетах начального периода войны, а также факты, характеризовавшие вооружение и уровень подготовки Красной Армии, которые были известны ему как военному. От себя Писмень вложил в уста Сталина призыв к войне против Германии. Добавление получилось крайне неуклюжим. Сделал ли его Писмень по собственной воле или ему кое-что «подсказали» или даже кое-что «помогли дописать» те сотрудники германской военной разведки, которые «работали» с ним, — об этом мы, видимо, уже никогда не узнаем. Но это и не важно. Важно другое — то, что в данном случае мы с полным основанием можем сказать: перед нами документ, который не может быть использован как источник для изучения речи Сталина 5 мая 1941 г.