Сталин и Мао(Два вождя)

Сталину пришлось положить телефонную трубку. [139]

Мао Цзэдун намеренно не желал вступать в прямые переговоры со Сталиным. Из-за его позиции в первые дни его пребывания в Москве советско-китайские переговоры так и не начались.

Сталин оказался в положении, когда Мао Цзэдун, с точки зрения советской стороны, с точки зрения, казалось бы, общепринятой логики, вел себя совершенно нелогично. По сути дела, у сторон было много проблем, требовавших решения. Однако начать их обсуждение не удавалось. Мао Цзэдун не желал выступать в роли просителя и не ставил перед Сталиным никаких вопросов, не просил оказать помощь новорожденному государству, то есть Китайской Народной Республике. Мао Цзэдун на протяжении нескольких дней давал понять, что он ни в чем не зависит от Сталина.

139

Лю Цзечэн… С. 40.

Скорее всего Мао Цзэдун хотел показать Сталину насколько изменилась ситуация. Ведь Мао Цзэдун находился в Москве, то есть как бы в руках у Сталина; оказалось, однако, что Сталин не мог у себя в столице оказать никакого давления на Мао Цзэдуна.

Со своей стороны Мао Цзэдун исходил из нескольких соображений. Он желал показать всем, что приехал в Советский Союз прежде всего с той целью, чтобы проявить уважение и вежливость, приехал, чтобы поздравить Сталина с 70-летием. Наряду с этим он выражал желание немного отдохнуть в СССР, а также установить со Сталиным хорошие личные отношения.

Мао Цзэдун своими действиями и высказываниями подчеркивал, что в основном он приехал именно в вышеуказанных целях.

Что же до переговоров между двумя партиями, двумя государствами о разного рода соглашениях и договоре, то тут Мао Цзэдун доводил до советских собеседников мысль о том, что в соответствии с решением Политбюро ЦК КПК этим должен был заниматься премьер Государственного административного совета и по совместительству министр иностранных дел КНР Чжоу Эньлай. Сам же Мао Цзэдун, выступая в качестве как бы главнокомандующего всеми силами своей нации, в качестве ее вождя, желал ограничиться только тем, чтобы взирать на переговоры с высот стратегии, охватывая взглядом обстановку в целом; он ни в коем случае не желал вникать в то, как вели конкретные дела его помощники и подчиненные; Мао Цзэдун тем более не желал лично вступать в переговоры со Сталиным по конкретным проблемам, договору и соглашениям. При этом Мао Цзэдун исходил, в частности, из того, что Сталин бывает по временам весьма субъективен, то есть не желает принимать во внимание интересы партнера, а упрямо умеет настоять на своем, а потому если бы Мао Цзэдун вступил в прямые переговоры со Сталиным, то это могло обернуться не в пользу Мао Цзэдуна, Ведь Мао Цзэдун хорошо понимал, что ведение дипломатических переговоров — это не его конек. Здесь Мао Цзэдун уступал Чжоу Эньлаю. С другой стороны, вполне могло случиться и так, что между Сталиным и Мао Цзэдуном могли бы возникнуть споры и разногласия по каким-либо конкретным вопросам, что могло повлечь за собой осложнения в двусторонних межпартийных и межгосударственных отношениях. По всем этим причинам Мао Цзэдун и уходил от неоднократных предложений Сталина вступить в непосредственные переговоры, так сказать, с глазу на таз. Сталин, напротив, предпочитал именно такой характер и такую форму переговоров, так как был уверен, что в этих условиях сумеет добиться для себя наилучших результатов.

Здесь играло роль и еще одно обстоятельство. Мао Цзэдун хотел, чтобы Сталин сам предложил со своей стороны помощь Китайской Народной Республике. В этом случае у Мао Цзэдуна руки оказывались развязаны. Он имел бы тогда возможность, если бы счел это необходимым, во-первых, утверждать, что не он просил о помощи, а Сталин сам предложил (или навязал) эту помощь. Во-вторых, поведение Сталина, в зависимости от обстоятельств, в дальнейшем Мао Цзэдун мог бы трактовать как проявление советской стороной искреннего или неискреннего отношения к Китаю. Одним словом, Мао Цзэдун не желал бы выступать в роли просителя, но, напротив, стремился занять трон китайского властителя, принимающего дань или должное от иностранцев. Мао Цзэдун имел в виду и такое развитие событий, при котором Сталин так и не дал бы распоряжение начать переговоры с Чжоу Эньлаем и не предложил бы Китаю помощь; в этом случае (который, пожалуй, был совершенно невероятным, но который в своих мыслях мог иметь в виду Мао Цзэдун) у Мао Цзэдуна появлялись бы возможность и предлог говорить своим коллегам, что Сталин неискренен по отношению к Китаю. Одним словом, Мао Цзэдун строил свои расчеты, исходя из желания иметь возможность в будущем давать любую (от положительной до крайне отрицательной) оценку действиям Сталина в момент образования КНР.

По случаю приезда Мао Цзэдуна Сталин, конечно же, устроил прием в честь Мао Цзэдуна, так сказать, попытался приобщить его к традиционным уже тогда застольям у Сталина членов высшего руководства партии и государства. Кремлевское угощение было обильным. На столе перед каждым прибором были поставлены карточки с именами гостей. Перед местом Мао Цзэдуна на карточке значилось: «Господин Мао Цзэдун».

Стол был, как обычно у Сталина, продолговатым. В торце размещался сам Сталин. По одну сторону стола сидели Мао Цзэдун и Ши Чжэ, а по другую сторону стола — советские руководители: Молотов, Маленков, Берия, Булганин, Каганович, Вышинский. Переводчиком Сталину служил Н. Т. Федоренко.

Примечательно, что Сталин выдвинул в качестве второго лица при встречах с Мао Цзэдуном в Москве Молотова. Микоян, которого Сталин посылал в Китай перед образованием КНР для проведения переговоров с Мао Цзэдуном, даже не присутствовал при этих встречах с Мао Цзэдуном в Кремле.

Банкет начался с того, что Сталин предложил выпить за здоровье Мао Цзэдуна, сказав: «Вы одержали великую победу. За ваше дальнейшее движение вперед!» Так Сталин еще раз подчеркнул, что образование КНР он воспринимает как великую победу, но в то же время выражает пожелание, чтобы Мао Цзэдун двигался вперед, очевидно, к дальнейшему сближению с ним, Сталиным.

Во время банкета беседу вели только Сталин и Мао Цзэдун. Остальные ограничивались отдельными репликами. В разговоре Сталин и Мао Цзэдун затрагивали различные темы. Они говорили о действиях на фронтах сражений во время войн, о проблемах экономического строительства, о заготовках зерна, о земельной реформе, о методах работы в массах. Однако больше всего речь шла об истории борьбы китайских коммунистов и об истории революции в Китае; именно эти вопросы оказались в центре внимания в ходе этой беседы.

Сталин вел себя при этом крайне осторожно. Он не высказывал своего мнения, не давал своей оценки, а как бы прислушивался и присматривался к тому, что говорил Мао Цзэдун, проявляя при этом большой такт.

И в то же время в ходе всего приема в воздухе как бы витал дух взаимной подозрительности собеседников. Каждый из них был настороже и все время ждал подвоха со стороны партнера.

Это находило свое проявление даже в мелочах. Вот Мао Цзэдун, который также внимательно следил за каждым словом и жестом Сталина, стараясь поскорее сформировать свое собственное представление о нем, приметил, что Сталин смешал в стакане красное и белое вино и выпил эту смесь. Мао Цзэдун тут же, как бы в частном порядке, поинтересовался у Н. Т. Федоренко, почему Сталин смешал красное и белое вино.

Н. Т. Федоренко не нашелся, что ответить, и хотел было обратиться за разъяснением к самому Сталину, но Мао Цзэдун не желал даже в такой мелочи выступать в роли просителя, да и просто человека, задающего вопрос, показывающего, что ему что-то не ясно, а потому воспрепятствовал тому, чтобы Н. Т. Федоренко спросил об этом у Сталина.

Однако Сталин был начеку, он ни на секунду не выпускал Мао Цзэдуна из поля зрения. Увидев, что его переводчик шушукается с Мао Цзэдуном, Сталин грозно спросил: «О чем это вы там шепчетесь тайком? У кого это за спиной?»

Н. Т. Федоренко тут же вскочил и тихо доложил Сталину о вопросе Мао Цзэдуна.

Мао Цзэдуну стало не по себе от такой подозрительности Сталина, но ему оставалось только затянуться сигаретой и отмалчиваться.

Сталин продолжал наседать на переводчика: «А почему вы прямо не спросили у меня?»

Переводчик оправдывался: «Простите, этого мне не разрешил сделать товарищ Мао Цзэдун. Он полагает, что спрашивать вас об этом было бы невежливо».

Сталин понял ситуацию и пошутил. Он спросил у Н. Т. Федоренко: «А кого в таком случае ты как переводчик должен слушаться?»

Н. Т. Федоренко мгновенно вытянулся в струнку и отрапортовал: «Конечно, вас, товарищ Сталин!»

Сталин засмеялся и сказал, обращаясь к Мао Цзэдуну: «Знаете что? Эта привычка у меня с молодых лет. Я обычно пью белое виноградное вино. Но у меня есть своего рода вера в красное виноградное вино. Дело в том, что, будучи в ссылке, я как-то простудился, а добрый доктор тайком дал мне немного красного вина и таким образом спас меня от смерти, когда я находился на волосок от гибели. Вот с тех пор я и поверил в то, что красное вино имеет лечебное значение, оно полезно для здоровья!»