Сталин и Мао(Два вождя)

Сталин помолчал и негромко прокомментировал: «диалектика». А Мао заключил: сейчас две большие горы давят на Китай: феодализм и империализм. [169]

Сталин любил при случае и такого рода философствования. Это было ему по душе, особенно когда рассказывал такие притчи он сам или, на худой конец, кто-то вроде Мао Цзэдуна, то есть политический деятель, с которым приходилось считаться.

Сталин был осторожен в оценке этого рассказа. Он всего- навсего расценил это как проявление диалектики в мышлении.

169

323

Вероятно, он понимал, что, как и обычно, все такого рода истории в устах Мао Цзэдуна имели двойное и тройное дно. Мао Цзэдун в данном случае, конечно же, имел в виду необходимость диалектического подхода к проблемам, но, помимо того, он намекал на то, что кое-кто мнит себя «мудрецом», считая его, Мао Цзэдуна, «туповатой деревенщиной, китайским Пугачевым», причем сильно ошибается в своих оценках. Далее Мао Цзэдун отметил, что он имел в виду борьбу против феодализма и империализма; политике Сталина, по мнению Мао Цзэдуна, в частности, были присущи и черты феодализма, и свойства империализма. Вполне очевидно, что Мао Цзэдун намекал и на то, что он собирается долго и упорно работать с той целью, чтобы проложить себе, своей нации путь на юг, то есть намерен добиться изменения отношений с другими странами, помимо Советского Союза, который находился к северу от Китая; здесь, пожалуй, таилась и мысль Мао Цзэдуна об установлении, несмотря на противодействие Сталина, в конечном счете отношений и с США. Можно предположить и то, что Мао Цзэдун под «двумя горами», которые пока застят свет Китаю, имел в виду Россию (СССР) и США. Согласно мысли Мао Цзэдуна, когда-нибудь настанет такое время, когда китайцы «сроют» эти «две горы» на своем пути. Вполне вероятно, что это еще далеко не все задумки, которые имелись у Мао Цзэдуна тогда, когда он рассказывал Сталину эту притчу.

Д. А. Волкогонов также указывал на то, что 22 января 1950 года в беседе со Сталиным Мао Цзэдун засомневался, что их договоренность «задевает решения Ялтинской конференции»… Сталин же ответил: «Верно, задевает, ну и черт с ним! Раз мы стали на позицию изменения договоров, значит, нужно идти до конца»… [170]

Этот момент во взаимоотношениях Сталина и Мао Цзэдуна представляется весьма любопытным. Ведь тут, по сути дела, Сталин выступает в роли «возмутителя спокойствия» в мире, то есть ради налаживания отношений с Мао Цзэдуном он готов идти и на какое-то обострение отношений с США; в то же время Мао Цзэдун, с одной стороны, выглядит как человек осторожный, советующий Сталину бережно относиться к сохранению баланса сил в мире, но, с другой стороны, позиция Мао Цзэдуна в данном случае, как нам представляется, это не более чем провокация, толкающая Сталина на еще большую «неосторожность» в отношениях с США.

170

324

Спустя два года Сталин в беседах с Чжоу Эньлаем, который посещал его в Москве по поручению Мао Цзэдуна, не раз высказывался на темы мировой политики.

Так, 3 сентября 1952 года Сталин сказал Чжоу Эньлаю: «Хорошо, если бы в Бирме было прокитайское правительство. В бирманском правительстве немало жуликов, изображающих из себя каких-то деятелей»…

Узнав, что Мао Цзэдун подавил восстание в Тибете, Сталин посоветовал Чжоу Эньлаю: «Надо туда строить дорогу. Без дороги трудно поддерживать в Тибете должный порядок. Тибетские ламы продаются кому угодно — и американцам, и англичанам, и индусам, всем, кто больше заплатит»… [171]

171

325

Политический цинизм, в котором Сталин и Мао Цзэдун время от времени как бы стремились перещеголять один другого, был постоянным спутником политики и того и другого из этих вождей. При этом весьма характерно то, что в этих случаях обычно Мао Цзэдун сразу или повременив следовал советам Сталина. Сталин же не получал и не принимал никаких советов такого рода от кого бы то ни было, включая Мао Цзэдуна.

14 февраля 1950 года в Кремле состоялась торжественная церемония подписания советско-китайского договора о дружбе, союзе и взаимной помощи.

Сталин и Мао Цзэдун прибыли на церемонию, обменялись рукопожатиями, осведомились взаимно о здоровье друг друга, и торжество началось.

От имени КНР договор подписал премьер Государственного административного совета и по совместительству министр иностранных дел КНР Чжоу Эньлай. От имени СССР под документом поставил свою подпись министр иностранных дел СССР А. Я. Вышинский. Чжоу Эньлай и Вышинский обменялись речами.

В тот день одновременно были подписаны несколько документов: договор о дружбе, союзе и взаимной помощи между СССР и КНР, соглашение о КЧЖД, Порт-Артуре и Дальнем, соглашение о предоставлении кредита Китайской Народной Республике, а также соглашение о предоставлении Советским Союзом помощи КНР в строительстве 50 промышленных объектов.

Первоначально предполагалось подписать также и соглашение о внешней торговле. Однако оно оказалось не готово к подписанию, как утверждали в КНР в литературе, посвященной этим событиям, из-за небрежности, допущенной работниками советской стороны. Когда же Сталин, недоумевая в связи с отсутствием этого документа, осведомился, в чем дело, ему доложили, что «не готов китайский текст».

Ши Чжэ услышал эти слова и перевел их Мао Цзэдуну, который был весьма недоволен и с иронией сказал: «Ну, конечно, как ни крути, а у них во всех ошибках всегда мы виноваты!»

Сталин, не понимая по-китайски, обратил внимание на выражение лица Мао Цзэдуна и поинтересовался: «Что сказал председатель Мао?»

Ши Чжэ уклонился от прямого ответа, сказав лишь, что они с Мао Цзэдуном обменялись мнениями «в частном порядке».

Сталин с сомнением покачал головой, но больше ничего не спросил.

Сталин был чуть ниже ростом, чем Мао Цзэдун. Во время фотографирования участников официальной церемонии подписания советско-китайского договора Сталин чуть подался вперед и поэтому на снимке оказался одного роста с Мао Цзэдуном.

После церемонии Сталин дал банкет в честь Мао Цзэдуна и китайской делегации. Банкет был непродолжительным, но атмосфера была теплой. Сталин предложил тост: «Товарищ Мао Цзэдун, за полный успех Вашего визита к нам!»

Мао Цзэдун осушил рюмку и поблагодарил Сталина за радушный прием и за помощь, пожелал Сталину здоровья.

Молотов, Микоян, Вышинский по поручению Сталина вели конкретные переговоры относительно текста подписанного договора с Чжоу Эньлаем, Ли Фучунем и Ван Цзясяном. В ходе переговоров они лучше узнали друг друга.

Микоян, намекая на дипломатический талант Чжоу Эньлая и поднимая бокал за его здоровье, с юмором сказал: «Теперь я наконец понял, почему Коммунистическая партия Китая пришла к власти».

Чжоу Эньлай в ответ заметил: «Товарищ Микоян, скоро вы сможете увидеть, что Коммунистическая партия Китая способна, руководя народом, построить процветающий Новый Китай».

Прежде чем рассматривать некоторые особенности нового советско-китайского договора, представляется естественным привести здесь его полный текст; тем более что это позволит сопоставлять тексты договоров 1950 года и 1945 года (этот текст включен в монографию автора «Два генералиссимуса Сталин и Чан Кайши»):

«ДОГОВОР

о дружбе, союзе и взаимной помощи

между Союзом Советских Социалистических Республик

и Китайской Народной Республикой

Президиум Верховного Совета Союза Советских Социалистических Республик и Центральное народное правительство Китайской Народной Республики,

исполненные решимости путем укрепления дружбы и сотрудничества между Союзом Советских Социалистических Республик и Китайской Народной Республикой совместно воспрепятствовать возрождению японского империализма и повторению агрессии со стороны Японии или какого-либо другого государства, которое объединилось бы в любой форме с Японией в актах агрессии,