Сталин и Военно-Морской Флот в годы Великой Отечественной Войны

Серьезным достижением Н.Г. Кузнецова и его команды, безусловно, стала разработка системы боевых готовностей для ВМФ, о которой мы уже писали выше. Что касается Сталина, то нововведение Кузнецова у него никаких нареканий не вызвало. При этом Сталин, почему-то, не перенес флотскую систему оперативных готовностей руководству РККА. Возможно, потому, что сам до конца не понял ее новаторства, возможно, просто не дошли руки, возможно, понадеялся, что генералы сами поймут, что к чему. В результате флот, в отличие от других видов Вооруженных Сил СССР, оказался наиболее подготовленным к внезапному началу Великой Отечественной войны.

Ну, а вот что о деятельности Сталина по повышению боеготовности ВМФ в предвоенный период писал в своих воспоминаниях Н.Г. Кузнецов: «С осени 1939 года, когда немцы напали на Польшу и война уже фактически стояла у дверей, разговоров об усилении Вооруженных Сил и приведении их в полную боевую готовность было много, но все они ограничивались крупными планами, а к делу от слов переходили плохо. У нас не существовало специального государственного органа, который бы занимался подготовкой страны к войне. Генеральный штаб, считавшийся высшим оперативным органом, занимался главным образом вопросами Наркомата обороны, подготовкой же всей страны к войне почти не занимался. Самостоятельно разработкой планов он также не мог заниматься и ждал указаний свыше, а это «свыше» заключалось уже в те дни в одном лице – Сталине. Флотскими вопросами Генштаб совсем не занимался, если не считать некоторых вопросов мобилизации и призывников. Сначала я пытался все вопросы согласовывать с наркомом обороны или Генштабом. Но получал ответы, что они этим заниматься не могут, пока не получат указаний Сталина. Рекомендовали обращаться туда. Попытки втянуть наркома обороны в морские дела успехом не увенчались. С.К. Тимошенко уклонялся от всех моих приглашений на заседание Главного военного совета ВМФ по тем вопросам, которые, как мне казалось, касались его, как старшего военного начальника, не меньше, чем меня. Г.К. Жуков после первого грубого разговора отбил у меня охоту вести с ним деловые разговоры. Оставалась одна возможность – докладывать все флотские оперативные вопросы Сталину. В предвоенный период это были вопросы повышения боевой готовности флотов, базирования кораблей и разработки ряда документов на случай войны. То, что эти вопросы как-то проходили мимо Генштаба, особенно бросилось в глаза потому, что я как нарком Военно-Морского Флота ожидал, что буду в известной степени привлекаться к разработке всех военных проблем в части, касающейся флота, но постепенно я разочаровался, а потом и совсем убедился, что решения возникают и принимаются где-то вверху и без предварительной проработки их с соответствующими органами. Может быть, это будут отрицать армейские товарищи и лица, возглавлявшие в то время Генеральный штаб, но то, что касается флотских дел, я могу с полной уверенностью заявить – это было так. В Генеральном штабе тогда не было ни одного флотского представителя, который мог бы что-либо грамотно посоветовать по морским вопросам, а меня и Главный морской штаб никто не спрашивал. Специалистов по флотским вопросам из армейских товарищей, которые знали бы нашу обстановку, я тоже не могу назвать. Значит, остается признать, что флотским вопросам не придавалось большого значения и с моряками не только не советовались, но они даже не информировались как следует. Как могло произойти, что наступление наших войск на Польшу и переход границы после нападения немцев на Польшу в сентябре 1939 года произошли даже без извещения меня об этом, хотя Пинская флотилия должна была участвовать в этой операции? Я с возмущением заявил об этом Молотову, сказав, что если мне не доверяют, то я не могу быть на этой должности. Он в ответ предложил мне читать сообщения ТАСС, которые приказал посылать мне с этого дня. Но разве это дело – наркому Военно-Морского Флота узнавать о крупных военных и политических (особенно военных) событиях, которые его касаются, из иностранных источников?!»

Разумеется, говорить о том, что в предвоенный период не было допущено ошибок в деле подготовки СССР к войне нельзя. Ошибки были и ошибки серьезные. Но только ли один Сталин во всем виноват? Почему Кузнецов не смог наладить деловые отношения с наркоматом обороны? Сталин что ли должен был водить его туда за руку? Скорее всего, красные маршалы не слишком считались с Кузнецовым, считая его выскочкой и сопляком. Но надо было проявлять характер и доказывать обратное! Кузнецов пишет, что после первого словесного отпора он принял решение вообще не общаться с начальником Генерального штаба! Надо понимать, обиделся. Но ведь, в результате его обиды, в конечном итоге, пострадало дело! Да, Жуков был известным хамом, но ведь и ты целый нарком! К сожалению, у Кузнецова в руководстве предвоенной РККА нормальных отношений так и не сложилось. Совершенно непонятно, почему Кузнецов не добился (или хотя бы поставил вопрос!) назначения представителя ВМФ в Генштаб, ведь проблема, не весть, какая сложная! Ну, а то, что в наркомате ВМФ полностью отсутствовала система информации сверху, то тут уж вина не Сталина с Молотовым, а самого Кузнецова. Если тебе нужна информация, то ты не сиди у окошка в ее ожидании, а налаживай систему ее доставки! Вообще Кузнецов довольно странно оценивает Сталина. Все заслуги (создание новых флотов и флотилий, освоение новых военно-морских баз, ввод в строй новых кораблей и т. д.) он скромно приписывает себе. А Сталина же обвиняет, прежде всего, в невнимании к своей особе. Что ж, мертвого льва пнуть может даже бывший любимый нарком…

Из посмертных воспоминаний Н.Г. Кузнецова «Крутые повороты»: «Польша к середине сентября была фактически оккупирована. Что следовало ждать, за этим? Подобный вопрос волновал, конечно, всех, а нас, военных, особенно. 16 сентября мне позвонил ответственный работник НКВД И.И. Масленников, ведавший пограничными войсками:

– Прошу срочно принять меня, есть важное дело. Полчаса спустя Масленников сидел в моем кабинете. Он сообщил, что пограничники получили приказ продвигаться на запад Белоруссии и Украины. В связи с этим его интересовали действия Днепровской военной флотилии в пограничном районе.

Что я мог сказать? Не хотелось признаваться, что я даже не осведомлен о выступлении наших частей. Обещал разобраться и немедленно поставить пограничников в известность.

Едва закрылась дверь за Масленниковым, я позвонил Председателю Совнаркома В.М. Молотову и попросил о приеме.

– Ну что ж, приезжайте, – ответил он. Я спросил Молотова, почему наш наркомат даже не поставили в известность, что Днепровская военная флотилия должна участвовать в операции.

Ясного ответа не получил. Я понимал, что оперативными вопросами он не занимался. Поэтому хотелось поговорить о создавшемся положении со Сталиным, но попасть в те крайне напряженные дни к нему не удалось. Несколько позднее я пожаловался ему, что нас не информируют о военных мероприятиях. Сталин спокойно ответил:

– Когда надо будет, поставят в известность и вас.

На Днепровскую военную флотилию был спешно послан заместитель начальника Главного морского штаба контр-адмирал В.А. Алафузов.

– Решайте все вопросы на месте, и докладывайте в наркомат, – сказал я».

Что здесь сказать? Идут боевые действия, проходит масштабная операция, в которой ВМФ практически не задействован и всем поэтому не до претензий Кузнецова. Сталин с Молотовым решают вопросы мировой важности. Поэтому Сталин совершенно справедливо ставит Кузнецова на место. К тому же, как оказывается, наркому надо было просто послать куратора на Днепровскую флотилию, который вполне успешно и решил на месте вопросы взаимодействия. Неужели Кузнецов не понимал, когда лез к нему с расспросами о своей флотилии, что у Сталина совсем другой масштаб дел, чтобы заниматься еще и вопросами чисто наркомовской компетенции. Судя по всему, ни просто не понимал этого в 1939 году, но так и не понял впоследствии.

Еще одна выдержка из посмертных воспоминаний Н.Г. Кузнецова «Крутые повороты»: «По мере знакомства со Сталиным и его системой руководства наркоматами, меня удивляло отсутствие четкой организации. Мне всегда казалось, что у Сталина не было системы в деле руководства, что помогало бы ему все охватывать и как бы равномерно следить за всем. В практической жизни приходилось наблюдать, как командир корабля или его старший помощник не справлялся с делом, если пытался все делать только сам, лишая инициативы подчиненных. Масштабы другие, но законы те же, когда речь идет о государственных делах. Именно это непонимание значения организации во всех звеньях государственного аппарата привело к излишним жертвам во время финской войны и тяжелому начальному периоду Великой Отечественной войны. Как мог политик, и государственный деятель не интересоваться, с какой военной организацией мы собираемся начать войну с финнами? Поэтому она и руководилась распорядительным порядком из кабинета Сталина… Ответственность расплылась и потонула в различных инстанциях центра. Опыт финской войны впрок не прошел. Отсутствие системы мы прочувствовали с особой остротой в первые дни Великой Отечественной войны. Государственная машина, направленная по рельсам невероятности нападения Гитлера, вынуждена была остановиться, пережить период растерянности и потом повернуть на 180 градусов. Последствия этого пришлось исправлять на ходу ценою больших жертв. В этой области я могу привести параллели с вопросами технического порядка, где, как я уже сказал, у руководства и лично у Сталина были большие планы, но реализация их происходила плохо и не организовано. О том, что нужно строить большой флот, было сказано, а кому этим надлежит повседневно заниматься, указано не было, и при переходе к практическому разрешению этак вопросов все повисло в воздухе.

По оперативным вопросам и вопросам боеготовности Вооруженных Сил были какие-то планы у руководства и у Сталина, но было очень мало сделано в практическом проведении намеченных или имевшихся в голове планов. Была кинокартина «Если завтра война», которую Сталин любил смотреть и показывать заграничным гостям даже после войны. Но, как показал опыт, поставить кинокартину – это одно, а на деле подготовиться к тому, чтобы «ни одного вершка своей земли не отдать никому», – это другое и значительно более трудное и кропотливое дело».

Не берусь судить о том, сам ли Н.Г. Кузнецов писал данные строки в изданных после его смерти мемуарах, или же вместо него и от его имени все это написали его наследники, но обвинения автора в адрес Сталина бездоказательны, хотя и сдобрены нескрываемой желчью. Чего стоит только, более чем некорректное, сравнение огромной державы с порядком на корабле. При этом сам автор понимает всю глупость этого сравнения, извиняясь перед читателем в следующей фразе. Но ведь все равно сравнивает!

Поэтому обратимся к фактам. Разберемся, что именно делал Сталин по укреплению наших морских границ в предвоенное время? Насколько правильны и своевременны были принятые им меры?

Глава вторая Последние приготовления

Начать в данном случае следует с самого опасного для СССР морского направления – с Балтики. Именно там СССР был как нигде в другом месте близок с Германией и в случае начала войны мощный германский флот мог уже на следующий день обрушиться на нас всею своей мощью. Именно поэтому создание военно-морского щита на Балтике являлась для Сталина приоритетной.

Главное внимание в данном случае Сталин уделил расширению системы базирования Балтийского флота. Зажатый в Финском заливе, не контролируя даже выход оттуда, Балтийский флот был обречен более полугода простаивать во льдах, не имея возможности заниматься полноценной боевой подготовкой. Единственная военно-морская база Кронштадт не могла обеспечить не то что господства советского флота на Балтике, но даже его полноценного присутствия там. Поэтому Сталину нужные были новые, выдвинутые на запад незамерзающие военно-морские базы. Это давало возможность улучшить оперативные возможности Балтийского флота, повысить его боеспособность. В сентябре 1939 года СССР заключил пакт взаимопомощи с Эстонией, затем с Литвой и Латвией. После этого Сталин немедленно поднял вопрос о базировании Балтийского флота в портах этих прибалтийских государств. Для переговоров по данному вопросу была отправлена военно-морская делегация, во главе с командующим Балтийским флотом флагманом 2 ранга В.Ф. Трибуцем. Переговоры прошли успешно и уже вскоре Балтийский флот начал осваивать сразу четыре новых базы – Таллин, Палдиски, Ригу и Либаву (Лиепаю). При этом, если Таллин, Палдиски и отчасти Рига все равно замерзали зимой, хоть и не на столь долгий период, как Кронштадт, то выдвинутая далеко на запад Либава, являлась уже полностью незамерзающей базой, со всеми вытекающими отсюда преимуществами. Тогда же, для улучшения управления флотом, штаб Балтийского флота был переведен из Кронштадта в Таллин, а Либава стала передовой базой флота.

В конце ноября 1939 года, в связи с началом войны с Финляндией и несогласованными действиями Балтийского флота с Ленинградским округом, Сталин приказал Кузнецову наладить это взаимодействие. Выполняя приказ Сталина, нарком ВМФ отправил в Кронштадт своего первого заместителя адмирала И.С. Исакова и начальника Главного Морского штаба адмирала Л.М. Галлера. В ходе войны с Финляндией Балтийский флот активных боевых действий на море не вел. При этом он успешно высадил десанты на островах Гогланд, Сескар, Левенсари, под прикрытием надводных кораблей, подводных лодок и морской авиации.