Сталин в жизни

Сталин сказал, что правительство и иностранные посольства надо эвакуировать в Куйбышев, а наркоматы — в другие города. Он предложил Молотову и мне вызвать немедленно всех наркомов, объяснить им, что немедленно, в течение суток необходимо организовать эвакуацию всех наркоматов.

Мы согласились с предложением Сталина. Обстановка требовала немедленно принять меры. Только, видимо, надо было это делать раньше и спокойнее, но мы не могли всего предвидеть. Тут же я вышел в комнату Поскребышева и позвонил управляющему делами Совнаркома СССР, чтобы тот вызвал всех наркомов. По нашим расчетам, через 15 минут они должны были уже быть.

Сталин предложил всем членам Политбюро и ГКО выехать сегодня же. «Я выеду завтра утром», — сказал он. Я не утерпел и по своей вспыльчивости спросил: «Почему, если ты можешь ехать завтра, мы должны ехать сегодня? Мы тоже можем поехать завтра. А, например, Щербаков (секретарь МК партии) и Берия (НКВД) вообще должны организовать подпольное сопротивление и только после этого покинуть город». И добавил твердо: «Я остаюсь и завтра поеду вместе с тобой». Другие молчали. Вообще, постановка этого вопроса была так неожиданна, что не вызвала никаких других мнений.

Микоян А. С. 417–418

…Едем к Молотову в Ильинское с Шотой Ивановичем Кванталиани (при Сталине — ответственный работник ЦК партии Грузии. — Е. Г.) и Александром Евгеньевичем Головановым (бывшим в войну Главным маршалом авиации).

День выдался теплый. Голованов высоченный, в темной куртке, без шапки, Шота среднего роста, широкий, тоже без шапки.

Мы сели в усовскую электричку. Я достал свежий номер «Комсомолки» — интервью с Г. К. Жуковым.Корреспондент В. Песков задает вопрос: «Не было ли опасным держать управление решающим сражением так близко от фронта?» Речь идет о штабе Западного фронта в деревне Перхушково во время Московской битвы. Жуков отвечает: «Риск был. Ставка мне говорила об этом. Да и сам я разве не понимал? Но я хорошо понимал и другое: оттяни штаб фронта — вслед за ним оттянутся штабы армейские, дивизионные. А этого допустить было нельзя».

— Врет! — резко сказал Голованов и отбросил газету на скамейку электрички. — Он ставил перед Сталиным вопрос о том, чтобы перенести штаб Западного фронта из Перхушкова за восточную окраину Москвы, в район Арзамаса. Это означало сдачу Москвы противнику. Я был свидетелем телефонного разговора Сталина с членом Военного совета ВВС Западного фронта генералом Степановым — тот поставил этот вопрос перед Сталиным по поручению командования фронтом. Сталин ответил: «Возьмите лопаты и копайте себе могилы. Штаб Западного фронта останется в Перхушково, а я останусь в Москве. До свидания». Кроме Степанова об этом знают Василевский и Штеменко. Жуков есть Жуков, но факт есть факт. А при встрече скажет, что, либо такого не было, либо корреспондент не так написал, — усмехнулся Голованов.

Чуев Ф. С. 504–505

Вопрос: Действительно ли Сталин собирался эвакуироваться из Москвы осенью 1941 г.?

А.Е. Голованов: Отвечая на этот вопрос, расскажу вам один эпизод. В октябре 1941 г. когда враг стоял у стен столицы, положение наше в военном отношении было чрезвычайно напряженным. А вы знаете, что в каждом коллективе, когда создается серьезное, напряженное положение, есть товарищи, которые твердо держатся на ногах, а есть и такие, которые колеблются.

В один из дней этого месяца Ставка Верховного Главнокомандования послала в Перхушково, в штаб Западного фронта армейского комиссара Степанова для выяснения положения на фронте. Мне довелось в это время быть в Ставке ВГК у Сталина. Армейский комиссар Степанов, ознакомившись с положением дел, звонит в Ставку. Телефоны у Верховного были усиленные, и он не прикладывал трубку к уху, а держал на достаточно большом расстоянии. Все было слышно.

Степанов докладывает Сталину, что он посоветовался с местным руководством и руководство считает, что штаб фронта надо уводить на восток за Москву, видимо, в Арзамас, а командный пункт организовать на восточных окраинах Москвы. В это время как раз шла интенсивная эвакуация населения и промышленности из города.

Наступило длительное молчание... После этого длительного молчания, весьма неудобного, Сталин задает вопрос Степанову: «Товарищ Степанов, узнайте у товарищей, есть ли у них лопаты?» — Опять какое-то неудобное молчание...

— Что, товарищ Сталин?

— Лопаты есть у товарищей?

Слышно, как Степанов кого-то спрашивает. Товарищи задают ему вопрос: какие лопаты, саперные или обыкновенные? Степанов вновь спрашивает Сталина:

— Товарищ Сталин, а какие лопаты: саперные или какие-то другие?

Сталин говорит:

— Все равно какие.

В трубке слышно, как раздаются бодрые, даже радостные голоса: «Да, да, есть!»

И Степанов почти с воодушевлением докладывает:

— Товарищ Сталин, есть лопаты! А что с ними делать?

И Сталин отвечает очень спокойно:

— Товарищ Степанов, передайте вашим товарищам, путь берут лопаты и копают себе могилы. Мы не уйдем из Москвы. Ставка остается в Москве. А они никуда не уйдут из Перхушково.

А. Голованов (Главный маршал авиации с 1944 г.).

Цит. по: Куманев Г. С. 272

Голованов сказал так (привожу запись из своего дневника):

— Жуков написал, что 6 октября 1941 года Сталин у него спрашивал, отстоим ли Москву, и Жуков твердо ответил: «Отстоим!» А ведь было так, что он прислал генерала Соколовского к Василевскому (Александр Михайлович это должен помнить), чтобы тот в Генштабе принял узел связи для Западного фронта. Василевский с недоумением позвонил об этом Сталину, и тот дал нагоняй Жукову. Жуков предлагал сдать Москву, и так оно и было бы, если бы не Сталин.

— Но это надо подтвердить документально, — сказал я.

— Как подтвердишь? — ответил Голованов. — Большинство документов, показывающих истинную роль Сталина в войне, сожгли при Хрущеве. Так были уничтожены три тома моей переписки со Сталиным. Умрет Василевский, умрет Голованов, умрет Штеменко, и никто не узнает истинную правду. А ведь этот факт нисколько не принижает роли Жукова, а показывает, сколько было сомнений и какими усилиями советского народа была достигнута победа под Москвой!

Но и сравнивать в этом деле Жукова с Кутузовым тоже нельзя, ибо сдача Москвы в 1941 году значила для нас куда больше, чем в 1812-м, когда она не была столицей. Жуков мог не знать того, что знал Сталин и что стало всем нам известно значительно позже: с падением Москвы против нас на востоке выступала Япония, и воевать в то время сразу на два фронта...

Рассказанное Головановым подтверждается выступлением перед читателями генерала армии С. М. Штеменко. Вот отрывок из стенограммы:

«Командный пункт Жукова в период угрожающего положения находился ближе к линии обороны. Жуков обратился к Сталину с просьбой о разрешении перевода своего командного пункта подальше от линии обороны, к Белорусскому вокзалу. Сталин ответил, что если Жуков перейдет к Белорусскому вокзалу, то он займет его место».