Сталин. Операция «Ринг»

– Можно и прямо, – с ехидцей произнес Рогов, полез в карман гимнастерки, вытащил в несколько раз сложенный листок бумаги и предложил:

– Вот, почитай.

– И что это?

– Читай-читай, там все написано.

Миклашевский развернул лист. В глаза бросился абрис хищного орла, а под ним нечеткий портрет. Он присмотрелся, и кровь схлынула с лица. Нет, это не было обманом зрения. С листовки на него смотрел дядя – Блюменталь-Тамарин. Миклашевский никак не мог сосредоточиться на тексте, буквы плясали перед глазами, и внезапно осипшим голосом произнес:

– Ты к чему это, Вася?

– А к тому, Игореша, пока не поздно, надо рвать когти.

– Какие когти? Куда? Ты че несешь?!

– А то, шо завтра, когда комиссары погонят нас на пулеметы, будет поздно.

– Ты че, предлагаешь податься к фрицам?! – опешил Миклашевский.

– Дурачок ты, Игореша! Я предлагаю спасти себе жизнь. К твоему дядьке податься. Он же пишет, шо у немца житье не хреново.

– Какое житье? О чем ты?!

– Это не я. Это твой дядька. Я-я…

– Пошел он на хрен, – взорвался Миклашевский и ринулся на Рогова.

Тот бросился искать спасения у бойцов взвода. Они с трудом смогли остановить разъяренного Миклашевского и оттащили обоих к командиру роты. Тот был не один, в его землянке находился особист. В происшествии он усмотрел ни много ни мало, а подготовку к измене, не стал вникать, кто прав, кто виноват, и приказал арестовать обоих. Под усиленной охраной Миклашевского и Рогова отправили в особый отдел дивизии. Там за два дня следователь Зацепило, въедливый, словно клещ, измотал Миклашевскому всю душу. Он уже потерял надежду выйти из камеры живым и обреченно ждал очередного суда военного трибунала. На третий день допросы прекратились, и следователь объявил свое решение. Оно стало полной неожиданностью для Миклашевского. С него сняли не только последние, но и прошлые обвинения, полностью реабилитировали и предоставили три дня отпуска, объявленные капитаном Синцовым.

Что касается Рогова, то с ним Миклашевский больше не встречался. Сыграв свою неблагодарную роль в проверочной комбинации контрразведчиков, он уже не вернулся в расположение прожекторной станции отдельного прожекторного батальона 189-го зенитно-артиллерийского полка. Дальнейшую службу Рогов продолжил в составе другого фронта – Волховского.

Из камеры временно задержанных особого отдела дивизии Миклашевский вышел, потеряв в весе несколько килограммов, и поспешил на встречу с семьей. Три дня отпуска для него, жены и сына пролетели как миг. Утром, когда подошло время отправляться в часть, в дверь квартиры постучали, на пороге возникли двое: майор и капитан. Взгляд Миклашевского упал на петлицы, скользнул по шевронам на рукаве гимнастерки, и сердце екнуло. Появление сотрудников НКВД, да еще в ранний час, ничего хорошего не сулило, и он поник.

Майор переглянулся с капитаном и уточнил:

– Вы Игорь Львович Миклашевский?

– Да, – выдавил из себя он.

– Я, Ильин Виктор Николаевич, – назвал себя майор и, кивнув на капитана, представил его: – Маклярский Михаил Борисович.

Миклашевский не знал, что сказать, и растерянно топтался на пороге. Из комнаты выглянула жена и окликнула:

– Игорь, кто там?

– Тут по службе, – он не решался сказать правду.

– Совершенно верно, Игорь Львович, – живо подхватил Ильин и спросил: – Вы позволите войти?

Миклашевский отступил в сторону. Ильин и Маклярский прошли в прихожую. В ней глазу не за что было зацепиться. Мебель сгорела в печке-буржуйке во время зимы, а мужская одежда была обменяна на продукты на блошином рынке. Они проследовали на кухню. Миклашевский захлопнул дверь и потерянно потащился за ними. К нему присоединилась жена. Они ничего не могли понять и с возрастающим изумлением наблюдали за тем, как Маклярский снял с плеча увесистый вещмешок и стал выкладывать на стол продукты: две буханки настоящего ржаного хлеба, кусок сала с толстыми прожилками мяса, отливающую синевой головку сахара и плитку шоколада «Мокко». Недоуменные взгляды Миклашевских сошлись на Ильине.

– Посылка из Москвы, от ваших друзей, – пояснил он.

Жена Миклашевского не смогла сдержаться и разрыдалась. Неподвластный ее воле страх голодной смерти, живший в каждой клеточке изможденного тела, подтолкнул вперед. Она, как лунатик, подошла к столу, и когда руки коснулись хлеба, их свела судорога. Миклашевский обхватил ее за плечи и, пряча глаза от Ильина и Маклярского, проводил в соседнюю комнату. Вернувшись на кухню, он испытующим взглядом прошелся по ним и, обратившись к Ильину, спросил.

– Товарищ майор, если не ошибаюсь, ко мне вас привела не посылка?

– Не ошибаетесь, Игорь Львович, – подтвердил тот и предложил: – Присядем, как говорится, в ногах правды нет, и поговорим.

Они сели за стол.

– Товарищ майор, я так понимаю, разговор будет долгим? – первым затянувшуюся паузу нарушил Миклашевский.

– Все зависит от вас, Игорь Львович. Мы не можем вам приказать, окончательное решение за вами, – пояснил Ильин.

Миклашевский с облечением вздохнул и признался:

– Слава Богу, а то я, грешным делом, решил, что в особом отделе передумали и пришли арестовать меня.

– Не знаю, как у особистов, а по нашей части за вами, Игорь Львович, грехов не водится, – с улыбкой произнес Ильин.

– Но есть один грешник, и ему уж точно гореть синим пламенем в аду, – присоединился к нему Маклярский.

– И спустить его туда предлагается мне? – предположил Миклашевский.

Ильин переглянулся с Маклярским и не удержался от похвалы:

– С вами, Игорь Львович, приятно иметь дело, вы все хватаете на лету.

– Думаю, не ошибусь, если скажу, что оно касается предателя Блюменталь-Тамарина. Закономерный итог эгоиста, который любит только самого себя, – заключил Миклашевский.

Маклярский с Ильиным дружно закивали. В своих прогнозах в отношении Миклашевского они не ошиблись. Он оказался настоящей оперативной находкой, понимал все с полуслова и, выслушав предложение Ильина, без колебаний согласился принять участие в операции по ликвидации предателя. Это решение Миклашевский подтвердил в своем рапорте на имя Судоплатова. В нем была всего одна оговорка: «…B случае моей смерти я очень прошу позаботиться о моей семье».

На следующий день Ильин и Маклярский покинули Ленинград и по прибытии в Москву представили Судоплатову доклад о результатах изучения и проверки Миклашевского. Его готовность выполнить задание Сталина у Павла Анатольевича также не вызывала сомнений. Окончательное решение оставалось за наркомом НКВД Лаврентием Берией.

Глава 3

После проливных дождей, заливавших Москву в начале мая, весна наконец пришла в столицу. С юга подули теплые ветры, небо очистилось от свинцовых туч, и под лучами яркого, весеннего солнца природа принялась стремительно наверстывать упущенное. В считаные дни сады и скверы оделись в нежно-зеленый наряд, берега Москвы-реки окутала золотистая пелена распустившейся вербы, а кроны могучих лип загудели от гомона птиц. Молодая трава бинтами-повязками бережно перевязала раны, нанесенные земле бомбежками люфтваффе.