Сталин. По ту сторону добра и зла
Шрифт:
Но... слово было сказано, и так или иначе Тухачевский попал под подозрение. Надо полагать, Сталин никогда не строил никаких иллюзий в отношении Тухачевского. Еще со времен Гражданской войны. Да и как мог относиться к нему выкормыш Троцкого, который обвинил его в потере Варшавы во время советско-польской войны 1920 года. И что бы ему ни говорили о военных талантах Тухачевского, для Сталина он навсегда остался неведомо как затесавшимся в его славную рабоче-крестьянскую армию «бывшим», а значит, недобитым дворянчиком. И для полного успокоения души ему оставалось этого дворянчика только добить. А заодно с ним и остальных...
Но Сталин не был бы самим собой, если бы бросился в бой с открытым забралом. И прежде чем расправиться с
Думается, что даже сам Ворошилов не представлял себе размаха чистки, потому и говорил делегатам пленума: «... Я думаю, что к великому счастью, пока что вскрыто не очень много врагов народа... Говорю — к счастью, надеясь, что в Красной Армии врагов вообще немного. Так оно должно и быть, ибо в армию партия посылает лучшие свои кадры; страна выделяет самых здоровых и крепких людей».
Однако Сталин думал иначе, что и озвучил Молотов, который в своем выступлении о военном ведомстве, заявил, что «если у нас во всех отраслях хозяйства есть вредители, можем ли мы себе представить, что только там нет вредителей».
Конечно, ничего подобного представить себе было уже нельзя, потому и последовало грозное предупреждение, что проверяться это самое военное ведомство будет «очень крепко». «Пока, — закончил свое выступление Молотов, — там обнаружены небольшие симптомы вредительской работы, шпионско-диверсионно-троцкистской работы. Но, я думаю, что и здесь, если внимательнее подойти, должно быть больше».
Ворошилов не стал, подобно Орджоникидзе, защищать честь своего мундира и тут же отметил, что в армии «имеется еще немало невыявленных, нераскрытых шпионов, диверсантов и террористов». Ничего удивительного не было в том, что после столь судьбоносного пленума репрессии против командных кадров увеличились. Уже с 1 апреля по 11 июня из РККА было уволено 4370 человек.
В апреле—мае начальник Особого отдела НКВД Леплевский каждый день посылал Ворошилову и Гамарнику списки командиров и политработников, которых надлежало арестовать. И те подписывали их сотнями.
Как вспоминал тот же Кривицкий, уже ни для кого не было секретом, что судьба Тухачевского и многих других высших генералов предрешена. Окружение отреагировало на эти слухи самым что ни на есть достойным образом. И так как считалось опасным даже разговаривать с ними, все «они остались в одиночестве, окруженные зоной молчания».
Видимо, опасаясь, что Тухачевский может бежать, Сталин в самый последний момент отменил его визит на коронацию английского короля. В целях... его же собственной безопасности, поскольку некий «зарубежный источник» сообщил о готовящемся на маршала террористическом акте. При этом Сталин не смог отказать себе в возможности поиграть и написал на записке Ежова: «Как это ни печально, придется согласиться с предложением т. Ежова».
А в то же время в подвалах Лубянки следователи выбили наконец-то показания у бывшего начальника Особого отдела НКВД Гая и бывшего заместителя наркома внутренних дел Прокофьева о заговорщических связях Тухачевского и других генералов с Ягодой. Да и как не выбить, если сам Ежов потребовал отнестись к делам Гая и Прокофьева как к «сталинскому спецзаказу».
Ну а чтобы и остальным служба не казалась медом, на обеде у Ворошилова 1 мая вождь порадовал собравшихся высших военачальников тем, что «враги будут разоблачены и партия их сотрет в порошок». Затем предложил выпить за тех, «кто, оставаясь верным, займет достойное свое место за славным столом в Октябрьскую годовщину». Иными словами, Сталин предложил им задуматься над собственными судьбами и сделать окончательный выбор.
Через несколько дней
Сталин провел через Политбюро решение о ликвидации единоначалия в армии и учреждении Военных советов, что лишало боевых командиров отдавать приказы без санкции снова появившихся полит-комиссаров. 6 мая был арестован начальник управления ПВО Медведев, что и послужило сигналом к большой чистке. Поскольку именно он по требованию Фриновского, зама Ежова, «развернул картину о большом и глубоком заговоре в Красной Армии».Тогда же стал признаваться в совершенных преступлениях и Примаков, который поведал о своей «троцкистской» работе и назвал своим главным соучастником Якира. Он настолько увлекся, что уже через два дня дал исчерпывающие показания и о военном заговоре, во главе которого стоял Тухачевский.
Другое дело, что наряду с нелепейшими показаниями о «сговоре с фашистами» Примаков рассказал и о тех «не совсем сталинских настроениях», которые и на самом деле имели место среди многих высших и средних командиров. И прежде всего это было недовольство насильственной коллективизацией, полным непониманием деревни правителями страны и невнятной деятельностью Ворошилова на посту военного министра. О нем Н.В. Куйбышев выразился так: «Ворошилову нужны либо холуи, вроде Хмельницкого, либо дураки, вроде Кулика, либо же согласные старики-исполнители, вроде Шапошникова».
Неожиданно для всех разговорился и Путна, который поведал следователям о том, как после передачи письма Троцкого Тухачевскому маршал якобы сказал: «Троцкий может на меня рассчитывать!»
Да и как не разговориться, если ко всем арестованным, по свидетельству их же палачей, применялись зверские, жестокие методы допроса. Ну а затем наступила очередь Корка, Фельдмана, Эйдмана, Якира, Уборевича и многих-многих других.
Догадывался ли Тухачевский об уготованной ему судьбе? Судя по всему, да. «Чувствовалось, — вспоминал генерал-лейтенант П.А. Ермолин, видевший маршала на партийной конференции Приволжского военного округа, — что Михаилу Николаевичу не по себе. Сидя неподалеку от него за столом президиума, я украдкой приглядывался к нему. Виски поседели, глаза припухли... Голова опущена, пальцы непроизвольно перебирают карандаши... Мне доводилось наблюдать Тухачевского в различных обстоятельствах... но таким я не видел его никогда». После получения признательных показаний Корка и Фельдмана о подготовке военного переворота 22 мая 1937 года Сталин вместе с Молотовым, Кагановичем и Ворошиловым дал санкцию на арест Тухачевского.
А еще через два дня Политбюро приняло постановление о «заговоре в РККА», в котором упоминалось послание Бенеша и сообщалось, что заговорщики планировали «во взаимодействии с германским генеральным штабом и гестапо в результате военного переворота свергнуть Сталина и Советское правительство, а также все органы партии и советской власти и установить военную диктатуру».
Надо ли говорить, что «заговорщики» были исключены из партии и приговорены к смерти, за исключением лишь «запутавшегося в своих связях с антисоветскими элементами» Гамарника, который в страхе перед неминуемым разоблачением покончил жизнь самоубийством.
1 июня 1937 года открылось расширенное заседание Военного Совета при наркоме обороны с участием всех членов Политбюро. И в этот день огромная страна с изумлением (а может быть, уже и без него) узнала о разоблачении «военно-фашистского» заговора против советского правительства, который возглавляли Троцкий, Рыков, Бухарин, Енукидзе, Ягода и... арестованные и уже признавшиеся в своих мерзких преступлениях генералы.
На следующий день на Совете с большой и не вполне внятной речью выступил сам Сталин, главное внимание обратив на те внешние политические причины, которые якобы и породили «заговор генералов», поскольку внутренних причин для недовольства у них уже просто не могло быть. Ведь во всех областях народного хозяйства были достигнуты необычайные успехи, а сельское хозяйство процветало.