Сталин. По ту сторону добра и зла
Шрифт:
— А как же Ялта? — не скрывая иронии, спросил Мао у Сталина.
— К черту Ялту! — последовал короткий и четкий ответ.
Почему Сталин не выдержал и не укротил, по своему обыкновению, строптивого? Только потому, что он прекрасно понимал ту огромную роль, какую Китай уже очень скоро будет играть на Востоке, и очень опасался, что отвергнутый и обиженный им Мао пойдет на сближение с Западом. И страстное желание той же Великобритании установить с Китаем дипломатические отношения для него уже не было секретом. Да и с перебравшимся на Тайвань Чан Кайши тоже все было ясно. Какие бы он ни выдвигал лозунги, Америка без особого сожаления сдала его, а для Сталина это было пока еще главным...
14 февраля 1950 года Чжоу Эньлай и Вышинский в присутствии
Что же касается самих переговоров, то они были мучительными, и, по словам Н. Федоренко, комната, где они велись, напоминала «сцену из какого-то демонического спектакля».
Мао настаивал на том, чтобы СССР помог Китаю в случае нападения на него США. Сталин соглашался, но, в свою очередь, требовал включить в этот параграф следующее условие: «В случае объявления сторонами состояния войны». Но больше всего Мао вывело из себя желание Сталина получить привилегии в Синьцзяне и Маньчжурии. Но как бы там ни было, отправившийся домой Мао был доволен: под новое положение Китая в мире подведен прочный фундамент.
Разгадал ли Мао Сталин? Да кто его знает, может, и разгадал, и отныне он стал для него кем-то вроде китайского Емельяна Пугачева. А вот сам Мао жаловался своим ближайшим сподвижникам: «Он не поверил нам. Он решил, что наша революция — фикция».
Вполне возможно, что китайская революция и была для Сталина «фикцией», но то, что новый договор между СССР и Китаем оказал заметное влияние на политический климат и заставил сторонников «холодной войны» задуматься, несомненно...
Что же касается самого договора, то он производил двойственное впечатление. С одной стороны, КНР обязана была помогать СССР в случае незаконного применения против него силы Японией или «любым другим государством, которое, прямо или косвенно, объединится с Японией в актах агрессии». С другой — Китай не получил никакой гарантии советской помощи в случае поддержанного американцами нападения на него Чан Кайши.
Тем не менее и Сталину пришлось пойти на уступки, которые выразились в согласии Москвы передать Пекину советскую часть собственности Маньчжурской железной дороги после заключения мирного договора с Японией не позже 1952 года. То же самое касалось Порт-Артура и Дайрена.
Конечно, Сталин отдавал эти принадлежавшие Российской империи территории и снова отошедшие к СССР после победы над Японией, стиснув зубы. Но за окнами стоял не 1943 год, и даже Сталин начинал понимать, что с Китаем нельзя обходиться так, как он поступил с Югославией. Словно издеваясь над Сталиным, Мао попросил дать ему политического советника, которого он так никогда и не дождался.
Как это ни печально для «великого друга всех китайцев», но Сталин тогда не понял, что именно успехи Мао ослабили такие колониальные страны, как Англия, Франция и Голландия, и что благодаря именно ему они могут распространить свое влияние в Азии.
Во многом это происходило все из-за той же догматической приверженности Марксу и Ленину, и вместе со всем своим далеко не самым умным окружением Сталин весьма скептически относился к коммунистам страны, где не было рабочего класса. Возможно, именно поэтому Сталин до самого последнего момента рассматривал китайскую революцию только как национально-освободительное движение и движение за аграрную реформу и не верил ни в какую революцию. Хотя при желании мог вспомнить слова теперь уже не так им любимого Ленина о том, что «дело не в состоянии экономического и социального развития страны, а в революционном потенциале и революционной ситуации».
И по сей день неизвестно, обсуждал ли Сталин с Мао свои взгляды на коммунистическое будущее Азии. А вот думать об этом, конечно же, думал. Поскольку вряд ли можно поверить
в такое совпадение, как признание Москвой 8 января правительства Хо Ши Мина, который тоже был в Москве по случаю великих празднеств.Тем не менее признавать КНР официально Сталин не спешил. Хотел увидеть, чем закончится Гражданская война в Китае. Добавил ему забот и третий азиатский лидер, который оказался в Москве по случаю юбилея Сталина: глава Северной Кореи — Ким Ир Сен. После войны с Японией дислокация советских и американских войск в Корее предопределила создание в ней двух разных политических структур, и корейская нация была в угоду большим политикам разделена надвое.
Но как только советские и американские войск ушли, Ким Ир Сен принялся вынашивать планы установления своего господства над всей страной.
И корейский лидер воспользовался удобным случаем, чтобы заручиться согласием Сталина на организованное коммунистами восстание в Южной Корее и свержение проамериканского правительства Ли Сын Мана.
Сталин с обещаниями не спешил и попросил Ким Ир Сена еще раз обдумать все «за» и «против» американского вмешательства в корейские дела. Вряд ли горевшему желанием побыстрее начать войну Ким Ир Сену понравилось столь прохладное отношение Сталина к его затее, и он обратился за советом к Мао, заверив его, что вся операция пройдет очень быстро и американцы просто-напросто не успеют вмешаться. Тот обещал помочь. И отнюдь не потому, что горел желанием помочь своим азиатским братьям. В какой-то степени его успокоило сделанное 12 января 1950 года заявление государственного секретаря США Ачесона, исключившего район Тихого океана из сферы американских обязательств. И Мао полагал, что американцы расценят войну как внутренние дела самих корейцев.
В конце концов, Сталин тоже попадется на эту удочку, но пока он весьма сдержанно отнесся к идее Ким Ир Сена, поскольку очень опасался возможного конфликта с американцами. В отличие от того же Мао Цзэдуна, которого совершенно не смущало наличие у США ядерного оружия и для которого эта страна так и осталась «бумажным тигром».
А вообще же, откровенно говоря, создается впечатление, что никто из видных политиков того времени так толком и не понимал, что же происходит в мире и чем может закончиться даже самый небольшой конфликт. Общим же для всех было только одно: их полнейшее нежелание снова воевать... И тем не менее воевать пришлось. 25 июня 1950 года в 4 часа 40 минут утра вооруженные и обученные советскими инструкторами северокорейские войска начали свое победоносное наступление на Сеул. Началась корейская война.
Как поговаривали знающие люди, успокоенный заявлением Ачесона, Сталин все же дал Ким Ир Сену согласие на проведение военной операции с целью объединить полуостров. Правда, через Молотова и с условием прежде всего заручиться поддержкой Мао. «Если ты получишь по зубам, — якобы сказал ему в Москве Сталин, — то я и пальцем не пошевелю!»
Прибывший в конце апреля в Пекин Ким Ир Сен и не подумал ставить своего китайского «друга» в известность. Мао задумался. В случае чего, выручать корейского лидера из беды пришлось бы ему. Он попросил Сталина подтвердить его согласие на открытие военных действий. Москва так и сделала, но в своей ответной телеграмме Сталин подчеркнул: «Окончательное решение этого вопроса должно быть принято корейскими и китайскими товарищами совместно».
Мао попал в сложное положение. Он готовил вторжение на Тайвань и не имел никакого желания распылять свои силы. Но в то же время отказ поддержать Ким Ир Сена сорвал бы все его планы. Да и как он мог ответить отказом, если в Маньчжурии вместе с его бойцами сражалось 100 тысяч корейских солдат...
Тем временем северокорейские войска заняли Сеул. Несмотря на победу, сам Мао никакой эйфории не испытывал: северокорейская армия была очень растянута, а значит, уязвима. И Мао очень опасался, что этим воспользуются американцы, а их возможная победа разогреет их аппетит. Он предупредил о возможной катастрофе Ким Ир Сена. Однако тот, как и сам Сталин, не обратил на его опасения никакого внимания.