Сталин. Том II

Хозяйство оживилось, появился небольшой избыток. Он, естественно, сосредоточился в городах, притом в распоряжении правящего слоя. Оживились театры, рестораны, всякие другие увеселительные заведения. Сотни тысяч людей разных профессий, которые в трагические и суровые годы гражданской войны были повергнуты в небытие, теперь ожили, расправили члены и приняли участие в восстановлении нормальной жизни. Все они были на стороне противников перманентной революции. Все они хотели покоя, роста и укрепления крестьянства и роста увеселительных заведений в городах.

Трудно, да и нет надобности подвергать теоретической оценке тот поток литературы против троцкизма, который, несмотря на недостаток бумаги, в буквальном смысле слова заливает Советский Союз. Сталин сам никогда не переиздавал в последствии того, что он писал и говорил, примерно с 1923 до 1929 г.г., до такой степени все это противоречиво и полностью опровергнуто всем тем, что Сталин говорил и делал в течение последнего десятилетия. Воспроизводить здесь, хотя бы и в выдержках, этот политический хлам было бы совершенно излишне. Достаточно для нашей задачи выделить те важнейшие новые идеи, которые постепенно выкристаллизовались, выросли и получили решающее значение по мере того, как инициаторы борьбы против троцкизма прощупывали отклик в рядах руководящего советского слоя. Таких руководящих идей было три, причем они лишь постепенно дополняли и отчасти сменяли друг друга. Тройка начала с защиты интересов крестьян против программы индустриализации, которую в интересах полемики называли «сверхиндустриализацией». Ход рассуждения был таков: быстрая индустриализация возможна только за счет крестьян, поэтому надо двигаться вперед черепашьим шагом, вопросы темпа индустриализации не имеют значения и пр. На самом деле бюрократия не хотела тревожить те слои населения, которые начали накоплять, т. е. верхи нэповской мелкой буржуазии. Это был ее первый серьезный союзник в борьбе против троцкизма.

На втором этапе, в течение 1924 г., выдвигается борьба против теории перманентной революции. Политическое содержание этой борьбы сводилось к тому, что мы заинтересованы не в международной революции, а в собственной безопасности для развития нашего хозяйства. Бюрократия все больше боялась ставить свои позиции в зависимости от риска, связанного с международной революционной политикой. Борьба против перманентной революции, лишенная сама по себе какой бы то ни было теоретической ценности, служила выражением этому консервативному национальному уклону. Содержание идей раскрывалось лишь постепенно. Из борьбы против перманентной революции выросла теория социализма в отдельной стране. Только тогда Зиновьев и Каменев поняли смысл той борьбы, в которой они сами участвовали, которая подготовила и дала идеологическое вооружение термидора.

Третьей руководящей идеей бюрократии в борьбе против троцкизма была борьба против уравниловки, т. е. против равенства. Теоретическая сторона этой борьбы имеет характер курьеза. В письме Маркса по поводу Готской программы германской социал-демократии Сталин нашел фразу о том, что в первый период социализма сохранится еще неравенство или, как он выражался, буржуазное право в области распределения продуктов. Маркс имел в виду не создание нового неравенства, а лишь постепенное, т. е. не мгновенное отмирание старого неравенства в области заработной платы. Неправильно истолкованная цитата была превращена в декларацию прав и привилегий бюрократа. Не для того бюрократия отделила судьбу Советского Союза от судьбы международного пролетариата, чтобы позволить сравнять себя в смысле благосостояния и власти с массами рабочего класса. Социализм в отдельной стране имел для нее смысл лишь поскольку он обеспечивал ей господство и довольство. Отсюда бешеная и неистовая борьба против уравнения.

В пьесе советского драматурга Афиногенова «Страх», 1931 года, один из героев говорит: «Общим стимулом поведения 80 % всех обследуемых является страх», остальные 20 % обследуемых это выдвиженцы, им нечего бояться, они хозяева страны. Сам Афиногенов попал в опалу. Самым могущественным орудием в руках Сталина явилось обвинение против оппозиции в том, что она хочет ввести немедленное равенство. 20 % выдвиженцев услышали в нем голос своего вождя, а 80 % испуганных не посмели поднять голос.

Еще 31 октября 1920 г. особый приказ под заглавием «Больше равенства!» гласил: «Не ставя себе невыполнимой задачи немедленного устранения всех и всяких преимуществ в армии, систематически стремиться к тому, чтобы эти преимущества были сведены к действительно необходимому минимуму. Устранить в возможно короткий срок все те преимущества, которые отнюдь не вытекают из потребности военного дела и неизбежно оскорбляют чувства равенства и товарищества в красноармейцах».

В 1925 г. в словах бюрократии вопрос о равенстве приобретает исключительное значение. В литературе он поднят был статьей Зиновьева «Философия эпохи». В этой статье Зиновьев выдвигает, что сейчас широкие массы трудящихся охвачены одним стремлением: больше равенства. Статья послужила яблоком раздора в среде правящей тогда бюрократической группы. Теснейшая братия Сталина объявила, что положение Зиновьева в корне противоречит марксизму, т. к. при социалистическом строе, по учению Маркса и Ленина, полного равенства быть не может: здесь еще господствует принцип, каждый получает в зависимости от выполненного им труда. Совершенно правильно, что Маркс признавал неизбежность этого буржуазного, как он подчеркивал, принципа в первый период социалистического общества, когда оно еще не достигло достаточной высоты, чтобы иметь возможность удовлетворять все потребности своих граждан. Зиновьев вовсе и не думал оспаривать этот тезис, необходимость дифференцированной заработной платы для разных категорий труда была ясна ему. Он считал, что крайние полюсы этой таблицы должны быть ближе; и в первую голову его осторожная критика направлялась против привилегированного положения и излишеств бюрократии. Чего, конечно, ни Маркс, ни Ленин не предусмотрели, что бюрократия прятала свои материальные интересы за интересы прилежного крестьянина и квалифицированного рабочего. Она изобразила дело так, будто левая оппозиция покушается на лучшую оплату квалифицированного труда. Это был маневр того же типа, который обычно в ходу, когда крупные капиталисты и помещики прячут свои корыстные интересы за мнимую заботу об интересах мелких ремесленников, торговцев и крестьян. Надо признать, что это был мастерский маневр. Сталин опирался здесь на аппетиты очень широкого и все более привилегированного слоя чиновников, которые впервые со всей ясностью увидели в нем своего признанного вождя. Снова равенство было объявлено, как это ни чудовищно, мелкобуржуазным предрассудком. Было объявлено, что оппозиция покушается на марксизм, на заветы Ленина, на заработок более прилежного квалифицированного рабочего, на скромные доходы усердного крестьянина, на марксизм, на наши дачи, на наши автомобили, на наши благоприобретенные права. «За что боролись» – эта ироническая фраза приобрела в тот период большую популярность.

Равенство было объявлено мелкобуржуазным предрассудком. Сталин выступил на защиту неравенства, на защиту права верхов бюрократии – жизни крупных буржуа, а средний слой бюрократии – жизни средних буржуа и т. д. Остальные разногласия, проблемы, вопросы организации сразу отступили на десятый план. Каждый бюрократ знал из-за чего идет борьба и тянул за собою свою канцелярию, ибо все, несмотря на резкую иерархию, поднимались над массой.

Гражданская война, как и война с Польшей, были в прошлом, самые ужасные последствия голода были преодолены. Новая Экономическая Политика произвела живительное движение в народном хозяйстве. Сталин в этот период выступает все больше как организатор и воспитатель бюрократии, главное: как распределитель земных благ. Он подбирает людей по признаку их враждебности по отношению к противникам. Он учит своих ставленников на местах, как организовать власть, как подбирать сотрудников, как пользоваться их слабостями, как противопоставлять их друг другу.

Более оседлая и уравновешенная жизнь бюрократии порождает потребность к комфорту. Сталин, сам продолжающий жить сравнительно скромно, по крайней мере с наружной стороны, овладевает этим движением к комфорту, он распределяет наиболее выгодные посты, он подбирает верных людей, награждает их, он помогает им увеличивать свое привилегированное положение. Каждый вопрос интересует его прежде всего с точки зрения подбора кадров, одушевление аппарата, обеспечения своего личного руководства. Так, не порывая формально с прошлым, он из революционера рабочей партии становится вождем нового привилегированного слоя.

В более слабом виде и в более мягких формах та же реакция против войны происходила и в буржуазных демократических странах. Ллойд-Джордж в Англии, Клемансо во Франции, несмотря на официальные признания, оказались политически изолированными. Вильсон в Соединенных Штатах утратил популярность. Сталин, роль которого в гражданской войне была второстепенной, стал теперь в первом ряду тех, которые устали от гражданской войны, от ее испытаний и терроризма и требовали перехода на мирное положение. Тем самым возродилась и оживилась классовая борьба между верхними слоями мелкой буржуазии и рабочими. Государственная власть выступала в качестве регулятора этой классовой борьбы и тем самым улучшала независимость от рабочих организаций. Такова основа термидорианского перерождения государственного аппарата. Вернее, не основа, а исходная причина и первая глава этого перерождения.

Борьба против троцкизма велась под углом зрения защиты интересов крестьянства, как самостоятельных производителей и продавцов. Во имя ограждения интересов крестьянства, как мелкой буржуазии, произведен был сдвиг государственной власти путем нейтрализации и устранения наиболее последовательного революционного пролетарского крыла. Первыми мерами после политической победы над троцкизмом были законы, легализировавшие аренду земли и применение наемной рабочей силы в сельском хозяйстве. Обе эти меры шли неизмеримо дальше первоначальных замыслов НЭПа. В то же время, что особенно важно, они сопровождались сдвигом власти слева направо. Революционно-пролетарская партия делала уступки крестьянству, необходимые для сохранения пролетарской диктатуры. В термидоре не могло быть об этом и речи, поскольку изменялся политический состав власти в целях большого приспособления к крестьянству и увеличения уступок.

Каковы условия реакции и контрреволюции? Мы много, и по разным поводам занимались вопросом о том, каковы условия революции, и победоносной революции в частности. Гораздо меньше нам приходилось исследовать вопрос о том, каковы условия контрреволюции и реакции, как термидорианской реакции, как вступления в контрреволюцию. Совершенно очевидно, что обе эти проблемы тесно связаны одна с другой. Во время контрреволюции фильм как бы начинает развертываться в обратном порядке. Он никогда не доходит до конца. Часть завоеваний революции всегда сохраняется.