Сталин

"В двухдневный срок судить, приговорить к расстрелу и привести приговор в исполнение, оповестив об этом полк.

И. Сталин"618.

Замечу, однако, что в ряде случаев Сталин реагировал иначе, соглашаясь с пересмотром тех или иных дел. Так, Ворошилов несколькими месяцами раньше обратился к Сталину с просьбой освободить из тюрьмы бывшего начальника штаба ВВС 1-й армии Володина и оставить в силе ранее сделанное представление к награждению его орденом Ленина за руководство действиями авиации в боях у озера Хасан. В этом случае Сталин "мягок":

"Тов. Ворошилову.

Согласен.

11.02.1939 г.

И. Сталин".

Эти примеры, а их можно было бы привести значительно больше, свидетельствуют о том, что Сталин считал совершенно естественным решать без суда судьбы людей, заниматься делами, которые не должны были быть его прерогативой. Единодержец приучил окружающих, политических, государственных и военных деятелей к тому, что все более или менее значимые вопросы должны быть освящены его волей и мыслью. И здесь мы сталкиваемся с парадоксом. Как заметил в свое время Фрэнсис Бэкон, человек, бесконтрольно властвуя над другими, сам утрачивает собственную свободу. В данном случае Сталин, не встречая противодействия, постепенно стал пленником своего характера, своей самоуверенности и непогрешимости. Внешне это выглядело как непреклонность и твердость. А в действительности неограниченная власть создавала иллюзию "возможности невозможного". К началу войны иллюзия о непогрешимости Сталина буквально ослепляла людей, в том числе и все советское военное руководство. Для того чтобы развеять ее, потребовался лишь один июньский день 1941-го ...

Осуществив известные нам дипломатические шаги по предотвращению войны и допустив в этом плане явные политические просчеты и ошибки, Сталин все время испытывал внутренние противоречия. С одной стороны, действуют соглашения с Германией, которые, как он полагал, немцам более выгодны, чем СССР. Ведь с их помощью Гитлер избежал войны на два фронта, и поэтому он будет соблюдать их положения. Таковой была логика рассуждений "вождя" и его окружения.

С другой стороны, Гитлер, будучи по своей натуре авантюристом (а в этом Сталин был убежден), не обязательно будет следовать обычной логике. Вся его импульсивная стратегия построена на учете кратковременных факторов: внезапности, коварства, непредсказуемости. Поэтому Сталин с глубоким опасением следил за всеми военно-политическими шагами Гитлера, ходом "молниеносной" войны на Западе. Не случайно Сталин дал указание Тимошенко лично убедиться в реальной боеготовности и боеспособности войск.

В течение 1940 года нарком посетил все западные военные округа, поднял несколько соединений по тревоге, присутствовал на ряде учений и маневров. Посещение наркомом обороны учений и тактических занятий в Московском, Западном, Киевском военных округах, его выступления на разборах освещались в центральной печати. Также сообщалось, например, об участии Маршала Советского Союза С.М. Буденного в учениях в Закавказском военном округе, а наркома Военно-Морского Флота Н.Г. Кузнецова в учениях на Балтийском флоте. Несколько ранее секретарь ЦК ВКП(б) А.А. Жданов принял участие в большом морском походе, завершившемся его выступлением перед личным составом линкора "Октябрьская революция".

В ходе этих инспекционных поездок выявились многочисленные серьезные упущения. Командный и политический состав, не обладавший должным опытом, медленно осваивал качественно новые элементы боевой подготовки. Основные компоненты боевой мощи не достигли должной кондиции. Об этом свидетельствуют документы. Нарком обороны в своей директиве "О результатах проверки боевой подготовки за зимний период 1941 года и указания на летний период", подписанной 17 мая 1941 года, констатировал: "Требования приказа No 30 в зимний период 1941 года значительным количеством соединений и частей не выполнены". В директиве отмечается множество недостатков в боевой подготовке личного состава, штабов и даже родов войск. Например, об авиации сказано: "Боевая подготовка ВВС Красной Армии проходила неудовлетворительно"619.

Анализ многочисленных архивных документов, воспоминания очевидцев тех событий дают возможность сделать вывод, что Сталин в последние два года судорожно пытался добиться не только количественного роста Красной Армии и Флота, но и качественного улучшения всей военной машины. Однако сроки этой реорганизации и совершенствования исходили из ошибочной посылки: войну удастся предотвратить или, по крайней мере, существенно отодвинуть. Как пишет К.М. Симонов, воспроизводя записи своих бесед с Г.К. Жуковым, у Сталина "была уверенность, что именно он обведет Гитлера вокруг пальца в результате заключения пакта. Хотя потом все вышло как раз наоборот". В то время, вспоминал Жуков, "большинство окружавших Сталина людей поддерживали его в тех политических оценках, которые сложились у него перед войной, и прежде всего в уверенности, что если мы не дадим себя спровоцировать, не совершим какого-нибудь ложного шага, то Гитлер не решится разорвать пакт и напасть на нас"620.

В утверждении этой точки зрения особенно велика была роль Молотова, который после своей поездки в Берлин в ноябре 1940 года продолжал настаивать на том, что Гитлер не нападет на СССТ. А Сталин считал Молотова весьма компетентным в международных делах. Ошибочная политическая посылка о конкретных намерениях и сроках нападения Гитлера наложила свой негативный отпечаток на весь процесс военного строительства, исходившего из вероятности войны в более отдаленном будущем. Гипноз сталинского постулата питался догматизмом, сковавшим общественное сознание большевизированной страны...

Арсенал обороны_______________________________________

В середине ноября 1940 года "Известия" опубликовали коммюнике о поездке Председателя Совнаркома и народного комиссара иностранных дел В.М. Молотова и о переговорах с германскими руководителями. Сообщалось, что "в рамках дружественных отношений, существующих между двумя странами, в атмосфере взаимного доверия" состоялся обмен мнениями между В.М Молотовым и рейхсканцлером А. Гитлером, министром иностранных дел И. Риббентропом, а также рейхсмаршалом Г. Герингом и заместителем Гитлера по НСДАП Р. Гессом. Но в действительности никакого "взаимного доверия" как раз не было. Молотов, прибывший 12 ноября на Ангальтский вокзал Берлина, выглядел настороженным. С каждым часом настороженность и недоверие к "друзьям" росли. Когда Молотова проводили в кабинет Гитлера, он поразился его величине - огромное мрачноватое помещение, похожее на банкетный зал. Фюрер в своем зеленовато-мышином френче в углу кабинета был едва виден. Протягивая мягкую потную ладонь, Гитлер немигающими глазами внимательно оглядывал советского наркома.

Без обиняков фюрер приступил к излюбленной теме: страны "оси" накануне своего триумфа. Скоро Британская империя будет продана с молотка. Нужно решить, каким должен быть мир после утверждения "нового порядка". В этом заинтересованы Германия и, как он, фюрер, надеется, Россия. С подчеркнутым цинизмом нацистский диктатор, взмахивая рукой с красной повязкой со свастикой в центре, вел речь о разделе сфер влияния в мире. Молотов с невозмутимым каменным лицом слушал фюрера, не перебивая. Но когда Гитлер иссяк и обратился к высокому советскому представителю, надеясь услышать его мнение о немецких проектах будущего мира, тот холодно заметил, что, по его мнению, нет смысла обсуждать подобные комбинации. Острый нос Гитлера вздернулся еще выше. А Молотов, не обращая внимания на обескураженность фашистского лидера, негромким голосом стал задавать неприятные вопросы: что делает немецкая военная миссия в Румынии, почему германские войска направляются в Финляндию...

Гитлер как-то сразу потерял интерес к переговорам и предложил их продолжить завтра. Партнеры из большевистского и фашистского лагерей опасались друг друга. Дух глухого недоверия витал в кабинетах Гитлера и Риббентропа, когда туда приходил Молотов. Стороны уже понимали, что заключенные год назад соглашения - мертворожденные. Они были нужны каждой из сторон для своих целей. Германии - ввести в заблуждение СССР, развязав тем самым себе руки. Советскому Союзу - выиграть время. Шла большая игра. Каждая из сторон считала, что она выигрывает. Молотов, возвращаясь ночью в берлинский отель "Бельвю", чувствовал неуверенность гитлеровских бонз. Постарался успокоить себя старым доводом: немцы не могут позволить себе повторения ошибки первой мировой войны - вести войну на два фронта.

И, судя по всему, успокоил. Потому что и после визита в Берлин Молотов по-прежнему считал, что немецкая сторона будет пока соблюдать подписанные в 1939 году советско-германские соглашения. У Сталина же подспудно начало расти недоверие к германской политике. Он еще не знал, что почти в то же самое время, когда Молотов находился в имперской канцелярии, генерал-полковник Ф. Гальдер, начальник генштаба сухопутных войск, докладывал главнокомандующему сухопутными войсками вермахта генерал-фельдмаршалу В. Браухичу последний вариант Директивы No 21 (план "Барбаросса") о нападении на Советский Союз. Вероломные правители рейха, расточая улыбки на переговорах, форсировали военные приготовления, которые вступили в решающую фазу. Гитлер, слушая доклад Браухича и Гальдера о завершении подготовки плана, который он подпишет в декабре, заявил: