Сталин
Шрифт:
Жданов и Жуков, докладывая из Ленинграда о положении дел, привели факты, когда немецкие войска, атакуя наши позиции, гнали перед собой женщин, детей, стариков, ставя тем самым в исключительно трудное положение обороняющихся. Дети и женщины кричали: "Не стреляйте!", "Мы - свои!", "Мы - свои!". Советские солдаты и офицеры были в замешательстве: что делать? Нетрудно представить, что могли испытывать и несчастные люди, когда в их спины упирались стволы немецких автоматов и впереди тоже могла ждать смерть. Сталин среагировал немедленно. Среагировал в духе своей натуры - предельно жестоко:
"Говорят, что немецкие мерзавцы, идя на Ленинград, посылают впереди своих войск стариков, старух, женщин, детей... Говорят, что среди ленинградских большевиков нашлись люди, которые не считают возможным применить оружие к такого рода делегатам.
Война жестока по своей сути, но здесь жестокость особого рода - жестокость не только к врагу, это еще можно понять, но и к своим соотечественникам. "...Косите врагов, все равно, являются ли они вольными или невольными врагами..." Жуков и Жданов сообщали, что это женщины, старики, дети, а он: "...не сентиментальничать, а бить врага и его пособников... по зубам..." Детей, своих детей - "по зубам" ...из автомата?! Это никогда ни понять, ни объяснить, ни тем более оправдать невозможно... Воистину: "Жестокость человека - отвратительна!" Жестокость по отношению к своим согражданам, к тем, кого гонят впереди себя нравственные ублюдки, как и к тем, кому он доверил высокие посты, - фактическое признание своей вины. Но в этом случае нужно быть жестоким к самому себе. А этого Сталин не мог.
Для того чтобы полнее почувствовать, что и в условиях кошмара тех дней расправа Сталина с генералами не была простым эмоциональным всплеском, а являлась продолжением его произвола конца 30-х годов, приведу лишь два свидетельства. Расстрелянные генералы предстают в этих свидетельствах совсем в ином свете. После войны генерал-майор Б.А. Фомин, бывший работник штаба Западного фронта, писал:
"С августа 1940 года Павловым было проведено пять армейских полевых поездок, одна армейская командно-штабная военная игра на местности, пять корпусных военных игр, одна фронтовая военная игра, одно радиоучение с двумя танковыми корпусами, два дивизионных и одно корпусное учение. Павлов, тщательно следя за дислокацией войск противника, неоднократно возбуждал вопрос перед наркомом обороны о перемещении войск округа из глубины в приграничный район. К началу войны войска округа находились в стадии оргмероприятий. Формировалось пять танковых корпусов воздушно-десантный корпус, три противотанковые бригады и т.д. Все перечисленные соединения не были полностью сформированы и не были обеспечены материальной частью.
О подготовке немцами внезапного нападения Павлов знал и просил разрешения занять полевые укрепления вдоль госграницы. 20 июня шифротелеграммой за подписью заместителя начальника оперуправления Генштаба Василевского Павлову было сообщено, что просьба его была доложена наркому и последний не разрешил занимать полевых укреплений, так как это может вызвать провокацию со стороны немцев.
В действиях и поступках Павлова как в предвоенный период так и во время ведения тяжелой оборонительной операции лично я не усматриваю вредительства, а тем более предательства. Фронт постигла неудача не из-за нераспорядительности Павлова, а из-за ряда причин, важнейшими из которых были: численное превосходство противника, внезапность удара противника, запоздание с занятием рубежей УРов, безграмотное вмешательство Кулика..."737
Вот сообщение генерал-полковника Л.М. Сандалова генералу армии В.В. Курасову. "Что касается командующего 4-й армией генерала Коробкова, то в отношении этого способного командира, отличившегося в боях в Финляндии, где он храбро воевал во главе своей дивизии, совершена вопиющая несправедливость. Генерал Коробков по окончании войны в Финляндии был назначен командиром корпуса и затем, за несколько месяцев до войны, вступил в командование 4-й армией, показал себя храбрым и энергичным командующим армией. Недостаток его заключался в стремлении безоговорочно выполнять любое распоряжение командования войсками округа, в том числе и явно не соответствующее складывающейся обстановке.
Почему был арестован и предан суду именно командующий 4А Коробков, армия которого хотя и понесла громадные потери,
но все же продолжала существовать и не теряла связи с штабом фронта? К концу июня 1941 года был предназначен по разверстке (заметьте, "по разверстке"!– Прим. Д.В.) для придания суду от Западного фронта один командарм а налицо был только командарм 4-й армией. Командующие 1-й и 10-й армиями находились в эти дни неизвестно где, и с ними связи не было. Это и определило судьбу Коробкова. В лице генерала Коробкова мы потеряли тогда хорошего командарма, который, я полагаю, стал бы впоследствии в шеренгу лучших командармов Красной Армии..."738
Таких, кто мог стать, но не стал, было немало. Очень многие погибли на поле брани. Немало было и таких генералов, которые, исчерпав все возможности борьбы и не желая попасть в плен или на сталинскую расправу, кончали с собой. Архивы сохранили немало донесений о подобных случаях. Вот командир 17-го мотомехкорпуса генерал-майор М.П. Петров сообщает маршалу Тимошенко о том, что 23 июня покончил с собой его заместитель Кожохин Николай Викторович... Кончил жизнь самоубийством командующий ВВС Западного особого военного округа Копец Иван Иванович... Начальник Управления политической пропаганды ЗапОВО Д.А. Лестев в донесении объясняет самоубийство Копеца "малодушием вследствие частных неудач и сравнительно больших потерь авиации..."739. Тогда представлялось (а может быть, просто боязнь прослыть паникером?), что неудачи "частные", а потери - "сравнительно большие"...
У некоторых генералов, попавших в водоворот трагических событий, судьба сложилась еще горше.
В августе 1941 года органы госбезопасности доложили Сталину, что два генерала сдались добровольно в плен немцам и работают на них. Один - бывший командующий 28-й армией генерал-лейтенант В.Я. Качалов, другой - командующий 12-й армией генерал-майор П.Г. Понеделин. Сталин наложил резолюцию: "Судить". Не все приказы, далеко не все, касающиеся фронтовых дел, особенно в первый период войны, пунктуально выполнялись. Если бы выполнялись, не оказались бы немцы осенью у стен Москвы. А вот такие приказы, как "судить", исполнялись непременно. Два генерала в октябре 1941 года были заочно осуждены по ст. 265 УПК РСФСР и приговорены к расстрелу "с конфискацией лично им принадлежащего имущества и ходатайством о лишении наград - орденов Советского Союза"740.
Незадачливым и циничным осведомителям было невдомек, что Владимир Яковлевич Качалов погиб 4 августа 1941 года от прямого попадания снаряда. Но до 1956 года члены его семьи, кто остался жив, носили клеймо родственников "предателя Родины". Еще более драматична судьба Павла Григорьевича Понеделина. В августе 1941 года, уже будучи в окружении, он был тяжело ранен и в бессознательном состоянии попал в плен. Долгие четыре года гитлеровских лагерей не сломили генерала, он достойно нес свой крест. Поддерживал павших духом, категорически отказался от сотрудничества с фашистами. После освобождения и репатриации в 1945 году Понеделин был арестован и пробыл теперь уже в советском лагере пять лет, хотя еще в 1941 году был приговорен заочно к смерти. После ходатайства Понеделина, направленного лично Сталину, его вторично судили 25 августа 1950 года и еще раз приговорили к расстрелу. Дважды приговоренный к смерти, перенесший ужас гитлеровских и сталинских лагерей, генерал-майор Понеделин был расстрелян только потому, что имел несчастье в бессознательном состоянии попасть в плен...
Жестокое время, жестокие люди... Сталин с началом войны, едва придя в себя от парализующего психологического шока, для выправления положения прибег к своему испытанному средству репрессиям и нагнетанию страха. Тысячи, сотни тысяч людей гибли на фронте, еще больше - попадали в плен. Вышедшие из окружения, вырвавшиеся из плена оказывались в "спецлагерях по проверке". Есть целый ряд донесений Берии о функционировании этих лагерей. Часть военнослужащих после проверки направлялась в формируемые новые подразделения, других расстреливали на месте, высылали на долгие годы в лагеря741. Их доля была особенно горька: позор, бесчестие им и их семьям. Конечно, были среди них и те, кто сознательно изменил Родине или, проявив малодушие, не исполнил свой воинский долг. Не о них речь. Жестокость Сталина, проявленную в начале войны по отношению к советским людям мы связывали обычно лишь с именами Павлова и генералов его штаба. Но мало кто знает, что в это же время Сталин санкционировал арест большой группы командиров. Среди них: