Сталин
Шрифт:
Вот такое положение в литературе. Сейчас она нуждается в боевом, конкретном лозунге, который мобилизовал бы писателей. Помогите, товарищ Сталин, этот лозунг выдвинуть.
А. Щербаков"1075.
К разряду "законов" диктатуры относится и выделение главных элементов своей опоры. Знакомство с архивом, фондом документов, перепиской Сталина показывает, что начиная, по крайней мере, с середины 30-х годов основное свое внимание он обращает на НКВД, НКГБ, армию. Значительно больше, чем на дела в Центральном Комитете; постепенно там всем стал заправлять Маленков, в соответствии, разумеется, с указаниями "вождя". В личном фонде и переписке больше всего документов, направленных Сталину Берией, Абакумовым, Кругловым, Меркуловым, Серовым, другими руководителями ведомств, на которые он опирался, которые поддерживал,
"Государственный Комитет Обороны
товарищу Сталину И.В.
20 дек. 1944 г.
За период Отечественной войны военизированная охрана исправительно-трудовых лагерей и колоний НКВД успешно справлялась с задачей изоляции и охраны заключенных, содержащихся в лагерях и колониях НКВД. Ходатайствую о награждении орденами и медалями Союза ССР работников охраны ГУЛАГа НКВД СССР, особо проявивших себя в работе..."1076 Далее следуют сотни фамилий "особо проявивших себя в работе", представленных к награждению орденами боевого Красного Знамени, Отечественной войны I и II степени, Красной Звезды, другими боевыми наградами.
Сталин щедро одаривал высокими чинами свою внутреннюю опору. Не только Берия, став Маршалом Советского Союза, был удостоен высоких воинских званий. 7 июля 1945 года Сталин поддерживает представление Берии и подписывает Постановление СНК СССР, по которому сразу семи (!) руководящим работникам НКВД и НКГБ присваивалось звание генерал-полковника: B.C. Абакумову, С.Н. Круглову, И.А. Серову, Б.З. Кобулову, В.В. Чернышеву, С.А. Гоглидзе, К.А. Павлову1077. Боевые генералы, отличившиеся на фронтах Великой Отечественной войны, ни разу не удостаивались такой "массированной" любви Председателя ГКО.
Еще одним из неписаных "законов" диктатуры являлось поддержание в высших звеньях аппарата постоянного напряжения. Эпизодически, но достаточно регулярно, он смещал то одного, то другого руководителя центрального или регионального масштаба, благо поводов для этого всегда было предостаточно: не выполнен план, не разоблачили вовремя "орудовавшую в области шайку вредителей", потакали "низкопробным произведениям культуры", допустили "грубую политическую ошибку" в книге, статье и т.д. Никто не мог быть уверен, что державная рука завтра или позже не смахнет с высокого поста наркома, первого секретаря обкома, маршала, руководителя какого-либо ведомства. Поэтому многие работали самоотверженно, находясь в постоянном напряжении, непрерывно поглядывая наверх и не щадя подчиненных.
Сталин полагал, что власть всегда должна внушать не только уважение, но и страх. Как полновластный диктатор, он ввел неофициальные "правила поведения" и в среде своих соратников. Они, например, не имели права несанкционированно собираться вместе (двое, трое или тем более - несколько человек) у кого-либо из них в кабинете, на квартире, на даче. Это считалось подозрительным и не одобрялось. Исключение делалось лишь для Берии, который был близок с Маленковым и часто ездил с ним в одной машине на дачу или обратно. Все вместе могли собираться только у самого Сталина (если он, естественно, приглашал). Это выглядит несколько странным, но "вождь" не любил долгие часы одиночества на работе. Часто он вызывал Молотова, Берию, Кагановича, Маленкова, Жданова, причем нередко они находились у него часами. Тему разговора, а чаще монолога, всегда определял сам "Хозяин". Было похоже, что, размышляя вслух, он не очень рассчитывал на какие-то предложения, возражения, исключая, возможно, Молотова и Вознесенского, но обязательно нуждался в подобострастной поддержке, единодушном согласии, одобрении, выражении восхищения идеями "товарища Сталина". Для него это был своеобразный "аппаратный антураж", психологический допинг, к которому он привык, как к какому-то обряду, ритуалу выработки решения.
Сталинизм как форма руководства и управления опирался прежде всего на многочисленные доклады и справки, которые готовились разными людьми и организациями по заданию "вождя". Но больше всего таких справок готовили, естественно, в НКВД и НКГБ.
Так, например, вскоре после войны Сталин заинтересовался Академией наук. Берия доложил, что, мол, президент Академии часто болеет, невысока эффективность
его исследований, стоит присмотреться и к другим академикам. Сталин потребовал справку с краткими характеристиками ученых. Вскоре она была у него на столе. Интересно, что готовили ее не в президиуме Академии или парткоме, а в одном из управлений НКГБ... Приведу выдержки из характеристик академиков, умышленно опуская в ряде случаев фамилии."Академик Б.
– крупный специалист в области черной металлургии. Мало общается с коллегами вследствие чрезмерной жадности его жены;
Академик Вавилов С.И.
– физик. В расцвете сил. Брат Вавилов Н.И. генетик, арестованный в 1940 году за вредительство в сельском хозяйстве, осужден на 15 лет, умер в Саратовской тюрьме;
Академик В.
– имеет авторитет только среди математиков. Холостяк, употребляет в значительных дозах алкоголь;
Академик Волгин В.П.
– вице-президент. На Волгина есть свыше 20 показаний (Стецкий и др.) как на троцкиста. До сих пор не награжден и не является лауреатом Сталинской премии;
Академик Н.
– директор института горючих ископаемых; по данным агентуры, институтом руководит слабо, часто болеет;
Академик З.
– по показаниям врагов народа, является участником антисоветской организации. В области изыскания руд проводил вредительскую работу. Много внимания уделяет личному благополучию;
Академик Лысенко Т.Д.
– беспартийный, директор института генетики. Президент Академии сельхознаук, дважды лауреат Сталинской премии. (Далее следуют слова, с которыми нельзя не согласиться.
– Прим. Д.В.) Академик Лысенко авторитетом не пользуется, в т.ч. и президента Комарова. Все считают, что из-за него арестован Вавилов Н.И. ..."1078
Список длинен. Вот по таким справкам из ведомства Берии Сталин решал серьезные вопросы. Подобные "документы" были определяющими при принятии любых решений. Можно видеть, как далеко простиралась власть любимых Сталиным ведомств; они давали оценку компетентности даже академикам.
Окружение, похоже, даже в мыслях не подвергало сомнению целесообразность любых решений "вождя". Основная идея "научного" комментаторства трудов и выводов диктатора заключалась в том, чтобы утверждать: Сталин - гениальный мыслитель, теоретик и практик; он лучше, чем кто-либо другой, осмыслил глубинные потребности общественного развития, и все его действия являются проявлениями исторических законов. Утверждалось, что Сталина позвала сама эпоха, что он, и только он, выражает чаяния трудящихся, всего общественного прогресса. Молотов по этому поводу прямо писал: "Если после Ленина советский народ победоносно решал свои внутренние и внешние стратегические и тактические задачи и сделал свое государство таким могучим и вместе с тем таким духовно близким трудящимся всего мира, - то в этом величайшая историческая заслуга прежде всего великого вождя нашей партии - товарища Сталина..."
В сталинизме как теории и практике тоталитаризма явно просматривались такие мотивы, как автоматизм работы истории на социализм, изначальная справедливость всех его шагов, предопределенность торжества коммунистических идеалов. Сталин очень много внимания уделял отрицанию: капиталистического способа производства, эксплуатации, ликвидации классов и всех партий, кроме большевистской, любых взглядов, кроме марксистских, а одновременно и всех ленинских соратников и потенциальных оппонентов. Да, без отрицания отжившего в жизни ничего не бывает. Но значит ли, что только на этом пути можно добиться воплощения идеалов марксизма? Достаточно ли индустриализации, я уже не говорю о коллективизации, ликвидации кулаков, достижения всеобщей грамотности, чтобы сказать: вот он, социализм, к которому мы стремились?
Бинарное мышление Сталина, признававшего только белые и черные цвета в бесконечно богатой гамме действительности, выпустило из поля зрения нечто очень важное, главное, основополагающее - человека. Сталинизм отвел человеку роль инструмента, средства, а не цели. Дежурные фразы о советском человеке, которому "жить стало лучше, жить стало веселее", не могли скрыть положения, которое мы, оглядываясь, видим в прошлом: индивидуальность подавлялась, абсолютизировался коллективизм в ущерб гармоническому развитию личности, господствовала концепция силового воспитания "нового человека".