СТАЛИНИАДА

— Я хотел бы принимать на работу только тех, кого сочту нужным, и назначать зарплату по своему усмотрению. Контроль за расходованием средств должен сводиться к одному: не злоупотребляю ли я деньгами в личных целях. В остальном я должен ими распоряжаться по своему усмотрению, в интересах дела.

Сталин согласился, и Капица получил в свое распоряжение институт. Деятельность директора началась с такого эпизода. Войдя во двор института и увидев кучу мусора, Капица вызвал начальника отдела кадров.

— Сколько у нас дворников?

— Три.

— Сколько они получают?

— По пятьдесят рублей.

— Позовите одного из дворников.

Пришел пожилой человек и представился дворником. Капица спросил:

— Если вам определят зарплату в 120 рублей, будет чисто? — Да.

— Тогда договорились.

Так началась работа института.

Для улучшения научной работы

Устав Российской академии наук содержал пункты, неудобные для Сталина. Самостоятельное, без участия "широкой общественности" и вмешательства инстанций выдвижение и выборы кандидатов и членов академии. Издание трудов АН без цензуры. Бесплатное и беспрепятственное отправление за рубеж материалов и изданий, а также любых грузов. Самостоятельная беспошлинная закупка зарубежных приборов и книг. Освобож дение от таможенного досмотра на границе. Сталин лишил академию всех этих вольностей.

Под нажимом властей академия избрала новых академиков, многие из которых, хотя и были широко образованными людьми, но не имели прямого отношения к академической науке (А. Деборин, Н. Лукин, В. Фриче, Г. Кржижановский, А. Луначарский, Н. Бухарин и т. д.). В подобных акциях Сталину было важно не столько возвысить этих деятелей, — некоторых из них он вскоре уничтожит или отстранит от активной работы, — сколько унизить и подчинить академию. Вскоре утратившая независимость академия станет пополнять свои ряды людьми, совершенно лишенными научных достоинств (Т. Д. Лысенко, Г. Ф. Александров, А. М. Еголин, М. Б. Митин и другие).

СТАЛИН, ГОРЬКИЙ И ДРУГИЕ

Опасная вакансия

Ленин настаивал на отъезде Горького за границу. "Он больше года с поразительным упрямством настаивал, чтобы я уехал из России", — это сказано в очерке Горького о Ленине. Забота о больном? Вероятно, однако есть еще и другой аспект! Крупный писатель — всегда беспокойство для власти. Горький приносил ей немало хлопот своим заступничеством за арестованных интеллигентов, просьбами о помощи деятелям культуры, несвоевременными мыслями. Борис Пастернак писал:

Напрасно в дни великого совета,Где высшей власти розданы места,Оставлена вакансия поэта,Она опасна, если не пуста.

Горький уехал на Капри. Потом вернулся, и встала та же проблема.

Быть может, Сталин решил её по-своему. Сталин обвинил в смерти писателя своего верного холуя Ягоду и врачей. Это почти саморазоблачение перед лицом истории.

Возвращение Горького

Горький вернулся на родину из долгой эмиграции.

Высказывая ранее "несвоевременные мысли", он осуждал террор и жестокость революции и расценивал убийство Урицкого и Володарского как возмездие палачам. Как же он решился вернуться в сталинскую Россию? Кроме ностальгии должны были существовать другие причины. Прежде всего, временное смягчение жестокости режима или по крайней мере уменьшение информационного потока на эту тему. Некоторую роль в возвращении Горького могли играть материальные дела. Основным источником доходов Горького были публикации в России, а в случае продолжения эмиграции эти публикации могли прекратиться. Нажимал на отца и Максим, которого приезжавшие из Москвы гости уговаривали вернуться и сулили подарить автомобиль. Возвращение предполагалось не окончательным, пробным, и лишь через несколько лет пребывания в Москве выяснилось, что путь назад отрезан.

Существовала ещё одна неизвестная и важная деталь, о которой независимо друг от друга, что повышает ее достоверность, рассказывали Юрий Карлович Олеша и Корней Иванович Чуковский: Сталин предложил Горькому, а тот согласился, — соправление. Горький возвращался как соправитель России! И действительно, подчеркнутое уважение к Горькому как к основоположнику новой культуры и литературы, привлечение его к решению кардинальных вопросов, приемы в его особняке создавали реальное поле его власти, которое постепенно сужалось и в конце концов дошло до нуля и даже отрицательной величины — до домашнего ареста, осуществляемого с помощью особо полномочного секретаря Крючкова. Однако на первых порах Сталин очень льстил Горькому. Однажды он был в гостях у писателя. Застолье затянулось за полночь. Выхватив из книжного шкафа книгу Горького, Сталин с сильным грузинским акцентом стал декламировать поэму "Девушка и смерть". Горький сконфузился и попросил: "Не читайте эту ученическую вещь". Однако Сталин упрямо продолжал выразительное чтение. А закончив, написал на книге: "Эта штука сильнее, чем «Фауст» Гете. Любовь побеждает смерть". Перед «чем» он забыл поставить запятую и, кажется, написал «любовь» без мягкого знака. К этой похвале даже во времена культа личности относились без особого доверия: плоскую по мысли вещь Горького нелепо сравнивать с шедевром мировой классики.

Безмерно завышенная оценка поэмы Горького отражала и уровень художественных вкусов Сталина и политические игры вождя с авторитетным писателем, попытку его «купить». И всё же Горький не стал писать очерк о Сталине. Отказался делать это и Михаил Кольцов, по словам Олеши, понимавший, что Сталин этого не простит. Так и оказалось — Кольцов был арестован и погиб. Видимо, Сталин не простил отказа прославить его и Горькому. Пролетарский вождь боялся пролетарского писателя. Фигура Горького становилась неудобной для Сталина, ибо мешала фальсификации истории в пользу Сталина и таила опасность протеста против расширяющейся кампании большого террора. Горький умер накануне 1937-го. Не случайна версия убийства его Ягодой и врачами.

Встречи с интеллигенцией начала 30-х

В начале 30-х годов литературовед Юлиан Григорьевич Оксман оказался в гостях у Горького, когда там был Сталин. Горький, только что приехавший из-за границы, считал нужным проявлять общественную активность и говорил Сталину о необходимости коллективного руководства страной. Оксман понял, что Горькому ничего не будет за эти слова, а ему, Оксману — их свидетелю, — не поздоровится. И в самом деле его посадили.

Общение

Валерий Яковлевич Кирпотин рассказывал.

В доме Горького с писателями Сталин был любезен и обходителен, а с Бухариным суров и груб. Хватая его за бороду, Сталин спрашивал, как он относится к тем или иным вещам, и заставлял произносить угодный ему ответ. Только что была арестована группа близких Бухарину людей: Стеклов и другие. Сталин спросил Бухарина, следует ли их наказывать. Бухарин ответил: "Если они виноваты — следует".

Сталин стал спрашивать сидевших за столом писателей: искренне ли говорит Бухарин. Большинство ответило: конечно, искренне.

Авербах и некоторые другие сказали то, что, очевидно, хотел услышать Сталин: нет, не искренне. Ирония судьбы: именно Авербах и другие угодники позже погибли сами.

Один из писателей (автор романа "Бабьи тропы") произнес тост за Сталина. Тот не принял прямой лести, посуровел. Писатель осекся, и всем стало неловко.

Отвергнутая лесть

Сталин не любил откровенной лести. Так, однажды он пресек неумеренное восхваленье со стороны таджикского поэта Абулькасима Лахути.