СТАЛИНИАДА

Сталин ответил, что такая серьезная организация, как НКВД, может обыскать кого хочет, даже его, Сталина. Тогда Серго застрелился.

Его убили пришедшие с обыском, или заходивший помощник, или шофер.

После телефонного разговора со Сталиным у Орджоникидзе не осталось сомнений в том, что Сталин узурпатор. Схватив револьвер, Орджоникидзе пошел расправляться с ним и был убит.

Версия смерти от сердечного приступа не заслуживает серьезного внимания.

Ловись, рыбка, большая и маленькая

Однажды Сталин сказал о старом партийце Алиханове: эта рыба, как щука — зубастая. Узнав об этой характеристике, Алиханов подтвердил: да, я рыбка не из аквариума. Все это стоило Алиханову жизни.

Какой должна быть окончательная версия?

После того как Хрущев официально сообщил, что Орджоникидзе покончил с собой, к нему стали стекаться сведения (от Гинзбурга, от семьи Орджоникидзе) о том, что Орджоникидзе был убит Сталиным. Хрущев отказался внести поправку в информацию: неудобно, недавно сказали, что Орджоникидзе застрелился, а теперь станем утверждать, что его убили — нас не поймут.

Переименования

Город Владикавказ был основан в 1784 году как крепость, охраняющая Военно-Грузинскую дорогу. В 1931 году город был переименован в Орджоникидзе. В 1944 году Сталин перепереименовал его в Дзауджикау. После смерти Сталина, в 1954 году городу было возвращено имя Орджоникидзе. История этих переименований бросает отсветы и на характер отношения Сталина к Орджоникидзе, и на обстоятельства его гибели.

Все сокрыто

Сталинская империя была полна тайн. Даже знаменитый полярник академик Отто Юльевич Шмидт неоднократно общавшийся со Сталиным и его соратниками в 30-40-х годах, по словам его сына Сигурда Оттовича, лишь после XX съезда узнал, что Орджоникидзе умер не от болезни.

Последние часы на свободе

Наталья Рыкова — дочь известного партийного деятеля, погибшего в конце 30-х годов, просидела 17 лет и в свои 43 года выглядела старше. Она рассказывала, что её отец в последние годы жизни приходил домой мрачный. После одного из заседаний, на котором уже отстраненный от большой власти Рыков (он был теперь "наркомпочтелем") подвергся усиленной проработке, к нему приехал Серго Орджоникидзе и жизнерадостно прокричал:

— Не расстраивайся! Мы тебя в обиду не дадим! Я поговорю с Климом, с Анастасом, мы все за тебя заступимся, и все будет в порядке.

На следующем заседании Политбюро Сталин резко выступил против Рыкова, обвиняя его в том, что он неразоружившийся правый. Орджоникидзе горячо заступился за Рыкова и обратился за поддержкой к Ворошилову, Микояну и другим членам Политбюро, но они, потупя взор, молчали.

Увидев разногласия в оценке Рыкова, Сталин объявил этот вопрос неподготовленным и несозревшим. Обсуждение было перенесено.

Орджоникидзе вновь успокаивал Рыкова: "Мы не дадим тебя в обиду!" Однако Орджоникидзе умер якобы по причине сердечной недостаточности. Рыков сказал: "Серго нет. Я погиб".

Вскоре на заседании Политбюро Сталин опять поставил вопрос о правотроцкистском уклоне Рыкова, и за него уже никто не заступался.

Рыков вернулся домой почти невменяемым. Он молча ходил по комнате, хватался за голову, произносил что-то невнятное.

Жена Рыкова позвонила Сталину. Подошел Поскребышев. Она сказала, что ее муж в отчаянии, он хочет честно работать, и она просит товарища Сталина принять его, чтобы он мог объясниться и рассеять недоразумение. Поскребышев попросил подождать и отошел узнать мнение Сталина. Через несколько минут вернулся к телефону и сказал:

— Товарищ Сталин примет товарища Рыкова. Машина послана. Через полчаса пришла машина. Рыков уехал к Сталину. Семья больше никогда его не видела. Вскоре и жену, и дочь Рыкова арестовали.

Новый Моисей

Карл Радек сказал: "Моисей вывел евреев из Египта, а Сталин — из Политбюро".

Впрочем, одного оставил: Лазаря Моисеевича Кагановича — абсолютно своего человека. В связи с этим вспоминается мысль Гейне: хороший еврей лучше самого хорошего христианина, плохой еврей хуже самого плохого христианина. Не знаю, насколько верна эта общая характеристика, но по отношению к плохому еврею Кагановичу она более чем справедлива.

О том, как Радек доказывал, что он не верблюд

В 1936 году в связи с делом Каменева и Зиновьева на партсобрании в редакции «Известий» прорабатывали Радека.

Зачитали написанное им письмо, клеймившее "убийц и предателей" Каменева и Зиновьева, осуждавшее троцкизм. Руководство «Известий» получило от Сталина предписание не принимать раскаяния Радека и осудить его как двурушника, поэтому сразу же после чтения письма выступил секретарь парторганизации и сказал, что Радек не разоружился перед партией, его письмо неискренне и собрание не может принять его. Радек стал спорить:

— Почему неискренне? Я искренне осуждаю врагов народа, осуждаю троцкизм и критикую себя за прежние ошибки.

Секретарь партбюро возразил:

— Ваши заявления неискренни, мы не можем им поверить. Правильно, товарищи?

Большинство сидело опустив глаза. Некоторые выкрикивали:

"Правильно! Неискренен! Не разоружился перед партией!" Радек вновь взял слово:

— Товарищи. Я же не рядовой член оппозиции. Я был вторым человеком после Троцкого. Я не мальчик, и если я отмежевываюсь от чего-то и осуждаю что-то, то я делаю это ответственно. Какие у вас основания не верить мне?

Секретарь партбюро вновь возразил:

— Вы неискренни, вы не разоружились перед партией. Радек настаивал:

— Я еще раз повторяю: я не рядовой член оппозиции. Если вы не принимаете мое письмо, понимаете ли вы, на что вы меня обрекаете? Ну вот ты, товарищ Селих, разве ты мне не веришь?

— Понимаешь, Карл, все-таки…

— Но ты лично мне веришь?

Не смея ослушаться Сталина, Яков Селих пробормотал:

— Все-таки…

Радек махнул рукой, поняв бессмысленность своих препирательств. Партсобрание заклеймило его как двурушника и неразоружившегося троцкиста. Вскоре он был арестован, осужден (в отличие от всех, "всего лишь" к десяти годам) и погиб, как все.

Неравный обмен

Радек говорил: "Я Сталину — цитату, а он мне — ссылку".

Последнее знакомство

Посадили в камеру трех человек. Они знакомятся, спрашивая друг друга: за что сидишь?

— Я за то, что ругал видного партийного деятеля Радека.

— А я за то, что поддерживал Радека.

— А я — Радек.

Последний анекдот

Предание утверждает, что автором анекдотов о Сталине был Радек. На пороге небытия, в безысходно трагической ситуации он создал свой последний анекдот: на скамье подсудимых Радек признался, что он и другие подсудимые лживыми показаниями, запирательствами и обманами мучили самоотверженных следователей НКВД, этих исполнителей воли партии, защитников народа от его врагов, чутких и гуманных друзей арестованных.