Сталинский 37-й. Лабиринты заговоров
Шрифт:
– Везде не мешает нажать, - прозвучал голос с места.
– Мы подсчитали, - продолжил Конторин, - на человек 400-500 не мешало бы нам лимит получить. Это помогло бы нам подготовиться к выборам…». То были те же репрессивные методы, та же философия радикализма.
Тему продолжил и руководитель Горьковского обкома Ю.М. Каганович:
«- Надо сказать, что с мая посажено довольно большое количество врагов -троцкистов, бухаринцев, шпионов, вредителей, диверсантов - 1225 человек, в том числе орудовавших на Автозаводе, на 21-м заводе, на 92-м; на Горьгэс…
Взято 2860 человек. Еще больше взято кулацко-белогвардейских, повстанческих элементов, среди которых нашлись такие типы, которые хранили до сих пор знамя Союза русского народа…»
О национал-фашистах говорил 1-й
Лишь в выступлении бывшего председателя Калининского облисполкома Пескарева, только в июне назначенного первым секретарем Курского обкома партии, прозвучало несколько обособленное мнение:
«- Мы должны будем найти тех избирателей, у которых имеются неважные настроения, у которых имеются обиды, и подчас законные обиды на Советскую власть, причиненные им отдельными представителями Советской власти из мерзавцев, вредителей, бывших у нас в аппарате, или из-за головотяпов, которые у нас еще имеются…
В связи с тем, что в руководстве областной прокуратурой и облсуда долгое время орудовали мерзавцы, вредители, враги народа, так же как и в других руководящих областных организациях, то оказалось, что они центр карательной политики перенесли на ни в чем не повинных людей, главным образом на колхозный и сельский актив. Так, за три года (с 1935 г.
– К. Р.) со дня организации области было осуждено у нас 87 тысяч человек, из них 18 тысяч колхозного и сельского актива…
Судили по пустякам, судили незаконно, и когда мы, выявив это, поставили вопрос в Центральном комитете, товарищ Сталин и товарищ Молотов крепко нам помогли, направив для пересмотра всех этих дел бригаду из работников Верхсуда и прокуратуры. В результате за три недели работы этой бригады по шестнадцати районам отменено 56% приговоров как незаконно вынесенных».
Понять взгляд Сталина на практику демократизации выборов позволяет диалог, возникший при выступлении первого секретаря Краснодарского крайкома Кравцова. Секретарь крайкома простодушно проговорился о методах партийного руководства регионов в подборе только своих кандидатов в депутаты.
«Мы, - разоткровенничался Кравцов, - выдвинули в состав Верховного Совета наших кандидатов … Членов партии восемь человек, беспартийных и членов ВЛКСМ два человека… По роду работы эти товарищи распределяются так: партработники четверо, советских работников двое, председатель колхоза один, комбайнер один, тракторист один, нефтяник один…
– Кто еще, кроме комбайнеров?
– спросил Сталин.
Кравцов: В десятку входят Яковлев [член ЦК], первый секретарь крайкома, председатель крайисполкома.
Сталин : Кто это вам подсказал?
Кравцов : Я вам, товарищ Сталин, должен сказать, что подсказали это здесь, в аппарате ЦК.
Сталин : Кто?
Кравцов : По вызову мы командировали в ЦК нашего председателя крайисполкома товарища Симочкина, который и согласовал это в аппарате ЦК.
Сталин : Кто?
Кравцов : Я не скажу, я не знаю.
Сталин : Вот жаль, что не скажете. Неправильно сказано было».
Это настойчивое сталинское «Кто?», прозвучавшее как поднимавшийся гнев и завершившийся выводом - «неправильно сказано было», говорили о многом. Обнародованный факт, что четверо кандидатов оказались партфункционерами, а двое - советскими чиновниками, возмутил Сталина.
Уловки партократии нарушали принципы, с целью которых проводилась реформа избирательного закона и самой Конституции. Эти игры сводили на нет его идею о полной демократизации выборов в верховный законодательный орган власти страны. Партократия осложняла его намерения провести альтернативные выборы.
Впрочем,
своеобразный естественный отбор уже произошел. Выступив по второму пункту повестки дня, Сталин сухо сообщил: «За период после июньского пленума до настоящего пленума у нас выбыло и арестовано несколько членов ЦК: Зеленский… Лебедь, Носов, Пятницкий, Хатаевич, Икрамов, Криницкий, Варейкис - 8 человек… Из кандидатов в члены ЦК за этот же период выбыло, арестовано - шестнадцать человек».Напомним, что названные функционеры, участники «съезда победителей», первые секретари обкомов: Харьковского - Мендель Хатаевич, Саратовского - Александр Криницкий, Дальневосточного крайкома - Иосиф Варейкис и председатель Центросоюза - Исаак Зеленский, являлись безжалостными организаторами репрессий в годы коллективизации. Это им, людям с левацкими убеждениями, была адресрвана статья Сталина «Головокружение от успехов». К числу таких же партийных ястребов относились: заведующий политико-административным отделом Осип Пятницкий (Иосель Ориолович Таршис), первый секретарь ЦК КП(б) Узбекистана Акмаль Икрамов и заместитель председателя СНК СССР Дмитрий Лебедь, руководитель ЦКК Арон Сольц.
То, что в январе 1938 года они станут фигурантами на процессе по делу об «антисоветском правотроцкистском центре», стало своеобразным возмездием за совершенные ими преступления. Но хотя к осени агрессивно-воинственная когорта партийных функционеров поредела, она еще не утратила своих позиций. 29 октября должность наркома земледелия занял сторонник самых жестких мер по отношению к крестьянству латыш Р. Эйхе. Правда, ненадолго.
Конечно, не Сталин выводил всех этих бывших «старых большевиков», происходящих в основной своей массе из некоренных национальностей страны, на судебные подмостки. Эти люди с невысоким образованием, но обостренными амбициями продолжали мыслить категориями Гражданской войны. Не щадя никого, они продолжали расправляться «с маленькими людьми». В своей радикальной философии они отстали от времени и сами уже «стали в сущности ненужными и даже вредными ». В последнем слове на процессе Исаак Зелинский заявит: «Мои преступления перед партией, перед страной, перед революционным народом велики. Именно поэтому я не вижу никаких оснований искать обстоятельства, смягчающие мое преступление и вину».
Конечно, Сталин не был в стороне от проходивших арестов. Но мог ли он не доверять информации, поступавшей из НКВД? Она проходила через множество рук, и для сомнений в ней у него не было оснований. Однако, руководствуясь собственной логикой, нередко он противился чекистской логике.
Особенно неохотно он соглашался на аресты людей, которые представляли ценность для государства. Когда НКВД представил ему материалы, обвиняющие работника оборонной промышленности И.Т. Тевосяна в том, что он был «завербован в Германии», Сталин возразил. Пригласив Молотова, Микояна и Ежова, он вынес решение: «Не надо арестовывать Тевосяна, он очень хороший работник».
Но поступившую информацию нельзя было оставить без внимания. И, по словам Микояна, он предложил членам Политбюро поговорить с Тевосяном от имени ЦК: «Скажите, что ЦК известно, что он завербован… как немецкий агент. Все понимают, что человек против воли попадает в капкан, а потом за это цепляются, человека втягивают, хотя он не хочет. Если он честно и откровенно признается и даст слово, что будет работать по совести, ЦК простит ему, ничего не будет делать, не будет наказывать».
Но хотя очная ставка и разговор Молотова, Микояна и Ежова с шокированным обвинениями Тевосяном не дали убедительных доказательств его невиновности, Сталин не согласился на его арест. Для руководства огромной страной ему нужны были помощники, их не хватало в ближайшем окружении. И даже допуская определенную обоснованность обвинений, он не желал терять инициативных и работоспособных людей. В октябре 1937 года 36-летний Иван Тевдарович был назначен на должность 1-го заместителя наркома оборонной промышленности, а впоследствии назначался наркомом судостроительной промышленности, наркомом черной металлургии, министром металлургической промышленности СССР.