Сталинский неонеп

Характеризуя социально-политическую сущность фашизма, Димитров подчёркивал, что завоевание им власти представляет «не обыкновенную замену одного буржуазного правительства другим, а смену одной государственной формы классового господства буржуазии, буржуазной демократии, другой его формой — открытой террористической диктатурой» [441]. Рассматривая это как выражение глубокого социального и политического регресса, Димитров указывал, что в настоящее время перед трудящимися капиталистических стран стоит выбор не между пролетарской диктатурой и буржуазной демократией, а между буржуазной демократией и фашизмом. Исходя из этих положений, конгресс провозгласил, что борьба с фашизмом должна вестись не под лозунгом установления диктатуры пролетариата, а под лозунгом защиты и расширения демократических прав и свобод, призванным сплотить самые широкие слои населения капиталистических стран.

Хотя в резолюциях конгресса сохранялись формулы о едином рабочем фронте как «решающем звене подготовки трудящихся к предстоящим великим боям второго тура пролетарских революций» [442], упор был сделан на перерастание единого антифашистского фронта рабочего класса в ещё более широкий народный фронт, призванный сломить фашизм и предотвратить новую мировую войну. Конкретизируя этот лозунг, конгресс призвал к объединению красных (коммунистических) и реформистских профсоюзов там, где их численность приблизительно одинакова, и к вхождению коммунистов в реформистские профсоюзы там, где численность красных профсоюзов относительно невелика. Задачей коммунистов на выборах в органы государственной власти была объявлена борьба за создание правительств народного фронта. Такие правительства были созданы в 1936 году во Франции и Испании, причем в состав испанского правительства, возглавляемого левым социалистом Ларго Кабальеро, вошли и коммунисты.

Хотя установки VII конгресса широко пропагандировались в коммунистической печати, сам Сталин ни разу публично не выразил своего отношения к ним. Естественно, что деятели социал-демократии сомневались в готовности Сталина честно и искренне проводить политику единого фронта. В декабре 1935 года лидер французских социалистов Леон Блюм просил А. Аросева, председателя Всесоюзного общества по культурным связям с заграницей, передать Сталину вопросы, требующие не официального, а товарищеского ответа: действительно ли советские руководители хотят создать единый фронт рабочего движения или они используют этот лозунг только как тактический приём? Нужен Коминтерну единый фронт для дальнейшего раскола рабочего движения или для действительного и длительного сотрудничества? Стремясь убедить Сталина в готовности своей партии к честному соглашению с коммунистами, Блюм заявил об изменении отношения к Советскому Союзу со стороны социалистов, которые теперь считают, что в СССР строится социализм. Это, по словам Блюма, «существенно изменило всю международную ситуацию… и обеспечивает возможность согласия и сотрудничества между II и III Интернационалами» [443].

Такая позиция вождей II Интернационала не была тактическим приёмом. Как замечал Г. Федотов, «под влиянием тяжких поражений, падения демократии в Германии и кризиса, парализующего реформационную работу социалистических партий, европейская социал-демократия… вслед за пролетариатом всё с большим сочувствием и надеждой смотрит на Восток. Не наши методы, но наше дело. Наши товарищи. „Нашим“ можно простить много ошибок и даже преступлений. Быть может, для России их методы самые пригодные. Но победа социализма у них — будет нашей победой здесь, во всём мире. Руки прочь от Советской России. Это ли не победа?» [444]

Такая атмосфера благоприятствовала восприятию в широких слоях рабочего класса формул VII конгресса о безоговорочной поддержке Советского Союза как «великого отечества трудящихся всего мира». Димитров призвал французских коммунистов поддержать дипломатические усилия Москвы и «не позволить реакционным силам во Франции сорвать франко-советское соглашение, защищающее дело мира против агрессии германского фашизма» [445].

В резолюции конгресса по докладу Мануильского «Победа социализма в СССР и её всемирно-историческое значение» указывалось, что «первостепенная обязанность» рабочего класса и трудящихся всего мира состоит в том, чтобы «всеми силами и средствами помогать укреплению СССР» [446].

В решениях конгресса содержались предостережения по поводу недопустимости «механического переноса опыта одной страны на другую». Исполкому Коминтерна рекомендовалось «избегать, как правило, непосредственного вмешательства во внутриорганизационные дела коммунистических партий» [447].

Последовательное проведение таких установок могло бы ослабить сталинский диктат над зарубежными коммунистическими партиями. Однако Сталин, формально согласившийся с этими положениями, как всегда, считал решающим не провозглашение тех или иных лозунгов, а насаждение таких «кадров», которые безоговорочно будут проводить любые его указания. Поэтому он сосредоточил своё основное внимание на формировании руководящих органов Коминтерна. Они оказались заполненными его ставленниками, доказавшими свою «надёжность» многолетним участием в борьбе со всеми оппозициями и уклонами.

Понимая, что его абсолютный контроль над мировым коммунистическим движением обеспечивается прежде всего представителями ВКП(б), Сталин лично составил списки советских членов ИККИ и его Президиума. В первый список вошли Мануильский, Сталин, Жданов, Ежов и Трилиссер (в прошлом ответственный работник ОГПУ, работавший в Коминтерне под фамилией Москвин), во второй — Мануильский, Сталин и Трилиссер. Представители ВКП(б) в руководящих органах Коминтерна были обязаны согласовывать все свои действия со Сталиным, получать его санкцию на все принципиальные решения этих органов и добиваться безоговорочного принятия и проведения этих решений другими коммунистическими партиями.

Сталин одобрил изгнание из руководства Коминтерна некоторых активных проводников прежней сектантской политики, прежде всего Бела Куна. Последний вплоть до 1935 года продолжал защищать тезис о том, что в Венгрии и других европейских странах на смену фашистским и полуфашистским режимам может прийти только диктатура пролетариата, и резко критиковал коммунистов, требовавших пересмотра отношения к социал-демократии. Хотя в выступлении на конгрессе Кун поддержал новый стратегический курс и подверг критике свои прежние взгляды, он не был избран ни в президиум конгресса, ни в Президиум ИККИ. Лишь к концу работы конгресса Мануильский сообщил венгерской делегации, в чём состоят причины такого изменения отношения к Куну. Помимо сектантских ошибок (то есть следования прежней линии Сталина) Кун был обвинён и в более серьёзных, с точки зрения сталинистов, прегрешениях: в том, что он в 1926 году предложил отложить обсуждение вопроса об исключении Троцкого из ИККИ, принял участие во встрече нового года на квартире у Каменева после исключения последнего из партии и т. д. [448] В 1937 году Кун был арестован одним из первых по делу о «троцкистском заговоре в Коминтерне».

Провозглашенная VII конгрессом Коминтерна политика народного фронта была лишена должной гибкости и дальновидности. Руководствуясь ею, коммунисты вскоре допустили серьёзные ошибки в условиях нового революционного подъёма масс, прежде всего во Франции и Испании.

XXXI

«Французская революция началась»

2 мая 1935 года в Париже был подписан договор о взаимной помощи между СССР и Францией. Вслед за этим министр иностранных дел Франции Лаваль прибыл в Москву для переговоров со Сталиным и Молотовым, в ходе которых было закреплено сближение двух стран. Стремясь увязать политику Коминтерна со своими новыми дипломатическими маневрами, Сталин ещё до VII конгресса ориентировал французских коммунистов на расширение рамок единого рабочего фронта до народного фронта, то есть союза не только с социал-демократами, но и с правящей буржуазной партией радикалов, возглавляемой Даладье. После того, как Торез передал это предложение Блюму и Даладье, такой союз стал реальностью. «Коминтерн — конечно, без обсуждений и без обещанного конгресса… совершил самый головоломный поворот за всю свою историю,— комментировал это событие Троцкий.— От теории и практики „третьего периода“ и „социал-фашизма“ он перешёл к перманентной коалиции не только с социал-демократами, но и с радикал-социалистами» [449]. VII конгресс задним числом одобрил эту политику, признав её пригодной и для других капиталистических стран.

Троцкий критиковал Народный фронт — в том виде, как его практиковали Торез и Блюм,— за то, что он ограничивался предвыборными коалициями и не пытался поднять рабочих к непарламентским формам классовой борьбы, приобретавшим всевозрастающее значение в условиях бурной радикализации французского пролетариата. Правильность этой критики была подтверждена революционным кризисом 1936 года, когда политическая линия Народного фронта свела на нет результаты мощного подъёма массового движения трудящихся Франции.

Резкое полевение масс нашло выражение в полумиллионной антифашистской демонстрации в Париже 14 июля 1935 года. На выборах в мае 1936 года кандидаты Народного фронта получили 375 мандатов из 618. При этом социалисты сохранили количество мандатов, полученных на предыдущих выборах, радикалы потеряли треть мест, а коммунисты добились увеличения мандатов с 10 до 72. В результате выборов к власти пришло коалиционное правительство социалистов и радикалов во главе с Блюмом. Коммунисты обязались поддерживать это правительство, не входя в него.