«Сталинский питомец» - Николай Ежов

Примерно через год, в мае 1924 года, Ежов был избран делегатом XIII съезда партии в Москве {65} . В следующем месяце он переводится в Оренбург и возглавляет орготдел Киргизского обкома партии, что, скорее, выглядит понижением в должности, если бы в ноябре того же года он не стал секретарем Киргизского обкома {66} . И здесь он также имел отрицательный опыт работы с местными функционерами. Как позже вспоминал один из бывших заключенных ГУЛАГа, Ежов был настолько неспособен справиться с сильной местной троцкистской оппозицией, что прятался от нее на вокзале в салон-вагоне {67} . В апреле 1925 года Киргизская республика была переименована в Казахскую, а столица перенесена в Кзыл-Орду. Этим же летом Ежов стал заместителем ответственного секретаря Казахстанского крайкома партии и заведующим орготделом. Как указывает Фадеев, он проявил себя непримиримым противником концессий иностранных капиталистов, таких, как британский бизнесмен Лесли Уркарт. Тогда же он самостоятельно изучал марксизм-ленинизм. Фадеев отмечает: «С присущей ему исключительной работоспособностью он ночами сидел над книгами, овладевая теорией Маркса-Ленина-Сталина» {68} . В 1924 году в анкете Ежов указал, что знает основную марксистскую литературу. Кроме того, имеются свидетельства, что в течение двух месяцев два раза в неделю по вечерам он посещал занятия кружка марксистского самообразования {69} .

65

Тринадцатый съезд РКП(б): Стенографический отчет. М. 1963. С. 722.

66

РГАНИ. Ф. 5. Оп. 98. Д. 148732. Л. 8.

67

Гнедин Е. Выход из лабиринта. М., 1994. С. 59.

68

Фадеев А. Николай Иванович Ежов… Л. 77.

69

РГАНИ. Ф. 5. Оп. 98. Д. 148732. Л. 8.

Карьера Ежова продолжалась. В декабре 1925 года он был избран делегатом XIV съезда партии в Москве, завершившего свою работу 31 декабря, а 18 января 1926 года секретариат ЦК известил Казахский обком, что Ежов направляется на годичные курсы марксизма-ленинизма при Коммунистической академии (комакадемии), где готовили профессиональных партийных функционеров. Ежов вернулся в Кзыл-Орду после съезда и 25 января отбыл в Москву, где перед ним открывались новые перспективы для продвижения {70} . Среди тех, с кем он вместе учился, были его будущий ближайший сотрудник Е.Г. Евдокимов и будущий глава Политического управления Красной Армии Л. 3. Мехлис {71} . После того как Ежов завершил обучение в начале 1927 года, в наших сведениях о его деятельности в первой половине этого года появляется пробел. Его российские биографы указывают, что в феврале 1927 года он был назначен инструктором орграспредотдела ЦК ВКП(б) {72} . Возможно и то, что в первой половине 1927 года он продолжил свою учебу, или же, как это было после окончания работы в Марийской области, — пассивно ожидал нового назначения, находясь в распоряжении ЦК ВКП(б).

70

Там же. Л. 44, 53.

71

ЦА ФСБ. Ф. 3-ос. Оп. 6. Д. 3. Л. 81; Рубцов Ю. Alter ego Сталина: Страницы политической биографии Л. 3. Мехлиса. М., 1999. С. 53.

72

Брюханов Б. Б., Шошков Е.Н. Оправданию не подлежит… С. 160.

Но точно известно, что в начале июля 1927 года, когда он проходил курс лечения кумысом в санатории в Шафраново неподалеку от Уфы на Урале, орграспредотдел стал разыскивать его в связи с вопросом о его назначении помощником заведующего {73} . [10] Только 13 июля он дал о себе знать, объяснив задержку операцией, которую ему сделали в Уфе. Хотя лечение должно было закончиться лишь 1 августа, он уехал в Москву на следующий день — 14 июля {74} . Оргбюро подтвердило это назначение 15 июля {75} . Назначение на должность произошло необычно быстро. Как сообщает Лев Разгон, именно Иван Михайлович Москвин, заведующий орграспредотделом ЦК с февраля 1926 года {76} , «нашел, достал, вырастил и выпестовал» Ежова: он вызвал «скромного и исполнительного секретаря отдаленного окружкома» в Москву и сделал его последовательно инструктором орграспредотдела, а затем своим помощником и, наконец, своим заместителем {77} . Возможно, Москвин действительно сыграл решающую роль в выдвижении Ежова. Хотя не стоит забывать, что прежде чем получить назначение в орграспредотдел, Ежов был направлен в Москву, как минимум, на годичное обучение. И нет никаких сомнений, что накануне важного назначения он уже был знаком со Сталиным, так как последний считал необходимым хорошо знать своих аппаратчиков, особенно такого уровня.

73

РГАНИ. Ф. 5. Оп. 98. Д. 148732. Л. 49–50.

10

Во время лечения он познакомился с Галиной Егоровой, женой будущего Маршала Советского Союза А.И. Егорова (ЦА ФСБ. Ф. 3-ос. Оп.6. Д. 1. Л.321).

74

Там же. Л. 24.

75

Советское руководство. Переписка. 1928–1941 гг. М., 1999. С. 31, 477.

76

Разгон Л. Непридуманное. С. 14.

77

РГАНИ. Ф. 5. Оп. 98. Д. 148732. Л. 69.

Ежов стал заместителем заведующего орграспредотделом в ноябре 1927 года {78} . В этом важном качестве он был посвящен в тонкости кадровой политики партии. Его отдел занимался подбором и расстановкой номенклатурных кадров по всей стране и во всех отраслях (сферах деятельности); более того, он осуществлял проверку деятельности партийных организаций на местах. В новой должности он стал делегатом XV съезда партии (декабрь 1927 г.) и XVI партийной конференции (апрель 1929 г.) {79} . Авторитет его настолько возрос, что секретарь Татарского обкома партии М.М. Хатаевич летом 1928 года обратился с просьбой, чтобы Ежов заменил его в этой должности: «Есть у вас, в ЦК, крепкий парень Николай Ежов, он наведет порядок у татар…». И хотя в ЦК, вероятно, были согласны с просьбой Хатаевича, по тем или иным причинам новое назначение не состоялось {80} .

78

Там же. Л. 52.

79

Пятнадацатый съезд ВКП(б): Стенографический отчет. М., 1962. Т. 2. С. 1522; Шестнадцатая конференция ВКП(б): Стенографический отчет. М., 1962. С. 697.

80

Брюханов Б. Б., Шошков Е.Н. Оправданию не подлежит… С. 32.

В центральной прессе имя Ежова появилось в августе 1929 года как одного из трех авторов — наряду со Львом Мехлисом и Петром Поспеловым — статьи в теоретическом журнале партии «Большевик» под названием «Правый уклон в практической работе и партийное болото». На примере так называемого «астраханского дела», когда «морально-бытовое разложение» партийной верхушки в Астрахани способствовало «усилению частного капитала в рыбной промышленности» и «капиталистические элементы мирно врастали» в систему советского аппарата, авторы доказывали, что «партийное болото» на данном этапе «больше всего переплетается с правым уклоном». Это означает, что наряду с явными правыми уклонистами в партии имелись и скрытые правые уклонисты — «партийное болото». Авторы статьи призывали вести борьбу с характерными проявлениями «партийного болота» — местничеством, делячеством и аполитичностью {81} .

81

Ежов Н., Мехлис Л., Поспелов П. Правый уклон в практической работе и партийное болото // Большевик. 1929. № 16. С. 39–62.

В декабре 1929 года Ежов перешел из орграспредотдела на новую должность — заместителя народного комиссара (наркома) земледелия по кадрам {82} . Наркомом земледелия был Яков Яковлев. Здесь впервые в жизни Ежову пришлось иметь дело с настоящими массовыми репрессиями. Когда в феврале 1930 года служба государственной безопасности — ОГПУ начала аресты и высылки сотен тысяч крестьян, названных «кулаками», то и наркомат земледелия не остался в стороне. В июне-июле 1930 года партийная организация наркомата земледелия выдвинула Ежова делегатом XVI съезда партии {83} .

82

РГАНИ. Ф. 5. Оп. 98. Д. 148732. Л. 25.

83

XVI съезд Всесоюзной Коммунистической Партии (б): Стенографический отчет. М., 1930. С. 771.

В нескольких статьях этого периода Ежов подтвердил свой радикализм. В марте 1930 года он опубликовал статью «Город — на помощь деревне» о мобилизации ноябрьским (1929) пленумом ЦК ВКП(б) 25 тысяч рабочих для коллективизации сельского хозяйства — демонстрации, как он указывал, помощи рабочего класса колхозному движению {84} . Другая статья, вышедшая осенью того же года, «Кондратьевщина в борьбе за кадры», была выдержана в духе борьбы с «вредительством в земельных органах» и сельскохозяйственной науке. Отметив недавние заслуги ГПУ в разоблачении вредительской организации в сельском хозяйстве, Ежов призвал бороться со старыми специалистами, в большинстве своем, по мнению автора статьи, — реакционерами. И даже привел любопытные выкладки распределения настроений в профессорско-преподавательском составе сельскохозяйственных учебных заведений. «Советски» настроенных среди них насчитывалось около 30%, аполитичных или нейтральных было 25–30% — их Ежов назвал полюбившимся ему словом «болото», остальные принадлежали к «реакционным группировкам, враждебно настроенным, к советской власти». В статье Ежов утверждал, что необходимо принять серьезные меры к усилению пролетарской прослойки путем «социально-классового подбора» кадров в управленческих и земельных органах, в профессорско-преподавательском составе и среди обучающихся в сельскохозяйственных вузах. По его мнению, в этих организациях оставалось еще немало выходцев из «духовенства, купечества и дворянства». Ежов посчитал одним из методов вредительства проводившуюся старыми спецами линию на универсальное сельскохозяйственное образование, отметив, что именно поэтому «реакционная часть профессуры» выступила против «узкой специализации» вузов, их дробления и передачи в различные ведомства {85} .

84

Ежов Н. Город — на помощь деревне // Спутник агитатора (для деревни). 1930. № 8. С. 4–9.

85

Ежов Н.И. Кондратьевщина в борьбе за кадры // Социалистическая реконструкция сельского хозяйства. 1930. № 9–10. С. 1–12.

В статье, опубликованной в «Правде» в марте 1932 года, «Некоторые вопросы подготовки и расстановки кадров» Ежов продолжал высказывать радикальные взгляды на образование. Он с удовлетворением отмечал, что «ушли в прошлое многофакультетные университеты, оторванные от производства», а их место заняли специализированные высшие учебные заведения, подчиненные хозяйственным наркоматам, неразрывно связанные с производством и способные подготовить инженеров по определенным специальностям за три — четыре года. «Несмотря на сопротивление реакционной части профессуры, — как утверждал Ежов, — 40–45% учебного времени студенты стали проводить на предприятиях и, таким образом, лекционная система все больше и больше уступает место активным методам учебы». Обильно цитируя в этой статье Сталина и Кагановича, Ежов писал: «Наши высшие учебные заведения превращены в своеобразные предприятия, выполняющие заказы народного хозяйства на подготовку необходимых ему специалистов» {86} .

86

Ежов Н. Некоторые вопросы подготовки и расстановки кадров // Правда. 1932. 17,20 марта.

Ежов вернулся на работу в партийный аппарат в ноябре 1930 года в качестве главы распредотдела, одного из двух отделов, образовавшихся в результате разделения орграспредотдела {87} . [11] Это была ключевая должность по контролю за подбором и расстановкой партийных кадров. 21 ноября — через неделю после назначения — он был принят Сталиным в Кремле {88} . Тем самым он явно становился допущенным в ближний круг соратников Сталина. Четыре дня спустя по предложению своего непосредственного начальника в аппарате ЦК Лазаря Кагановича Политбюро разрешило ему присутствовать на своих заседаниях и получать все материалы, рассылаемые членам ЦК {89} . Другими словами, Ежов, хотя и не был членом ЦК, получал сведения о государственных и партийных делах наравне с членами Политбюро.

87

РГАНИ. Ф. 5. Оп. 98. Д. 148732. Л. 69.

11

Этот визит продолжался полчаса. 29 ноября он был принят снова, в этот раз уже на полтора часа.

88

См.: Исторический архив 1994. № 6. С. 25.

89

РГАНИ. Ф. 5. Оп. 98. Д. 148732; Сталинское Политбюро в 30-е годы. Сборник документов / Сост. О.В. Хлевнюк, А.К. Квашонкин, Л.П. Кошелева, Л.А. Роговая. М., 1995. С. 20, 178; Хлевнюк О.В. Политбюро. Механизмы политической власти в 30-е годы. М., 1996. С. 200.

9 ноября 1931 года он снова был принят Сталиным вместе с Кагановичем, Молотовым и Ворошиловым; кроме них, также присутствовали заместитель председателя ОГПУ Генрих Ягода, Э.П. Берзин и С.А. Бергавинов {90} . Два дня спустя Сталин подписал постановление Политбюро о добыче золота на Крайнем Севере. Было решено организовать государственный трест «Дальстрой» под непосредственным руководством Берзина и под контролем Ягоды и установить для треста жесткую программу добычи золота. Бергавинов, в качестве первого секретаря Дальневосточного крайкома партии, должен был изучить возможности использования ледоколов. А Ежов, Ягода и другие должны были «разработать льготы, которыми будут пользоваться как заключенные переселенцы, так и добровольцы за хорошую работу на Колыме (сокращение срока наказаний, восстановление в правах гражданства, обеспечение семей добровольно уехавших, повышение оклада и т.д.)» {91} . Так было положено начало печально известной системе принудительного труда на Колыме.

90

Исторический архив 1994. № 6. С. 39–40.

91

Возвращение памяти: Историко-архивный альманах. М» 3. Новосибирск, 1997. С. 166.

После этой встречи произошел характерный инцидент. Когда Ежов выходил из Кремля вместе с Ягодой и Бергавиновым, Ягода предложил сесть в его автомобиль. По пути Ежов, одетый в легкое летнее пальто, очень сильно замерз. Ягода возмутился, что он так легко одет: как он мог так поступить, если на лечение его слабых легких были потрачены такие значительные средства! Ежов отвечал, что зимнего пальто у него нет. Тогда Бергавинов счел, что в таком случае он должен получить мех на зимнее пальто. В течение двух недель-он получил несколько отрезов беличьего меха, причем без всякого счета. По-видимому, Центральная Контрольная комиссия (ЦКК) узнала об этом, и затем Ежов послал объяснительную записку ее председателю Матвею Шкирятову, утверждая, что мех лежит неиспользованным в его квартире, и он готов поделиться им в любое время {92} .

92

РГАСПИ. Ф. 671. Оп. 1. Д. 267. Л. 22–25.