Сталинский СМЕРШ. Лучшие спецоперации военной контрразведки
Шрифт:
Внимательно оглядев Сумцова, Володин протянул ему паспорт.
— Вклеим фотографию, и ты Елкин Владимир Степанович. А еще у меня документ — твое освобождение от военной службы. По состоянию здоровья. Так вот, Елкин-Палкин, — закончил он насмешливо, но, встретив недобрый взгляд Сумцова, осекся. Понял, с таким шутить не надо.
Через день Гурнов уехал, и Сумцов остался с Володиным. До своего отъезда Гурнов передал Сумцову, ставшему Елкиным, «машинистку» — источник секретной информации.
Сумцову Марк не понравился. Вражеский агент и не мог вызвать у чекиста симпатии, но Константин вида не подал. Ему нужно было постичь его сущность.
— Перекинемся в картишки? — предложил Марк.
—
— Ну, не в очко, в дурачка…
— Бери книги — читай.
Сумцов, применяя различные приемы и уловки, пытался узнать об агенте как можно больше. Тот же отмалчивался. Ходил по комнате, напевал, то «В парке Чаир распускаются розы…», то «Утомленное солнце нежно с морем прощалось. В этот час ты призналась…».
— Эх, был бы аккордеон, сыграл бы «Розу-Мунде».
«Музыкант», — окрестил Сумцов вражеского агента.
Шли дни. Сумцов собирал «сведения», могущие заинтересовать немцев, Марк передавал их в центр.
Получив очередное сообщение от немцев, Марк сказал:
— Нам скоро предстоит перебазироваться туда, куда отбыл Гурнов. Речь идет об активной борьбе с большевиками в их глубоком тылу.
«Стало быть, в Молотов? «Цеппелин» накапливает там силы…» — подумал Сумцов.
— Надоело мне здесь, — заговорил Марк. — Рутинная работа. А я взрывать хочу! Знатный фейерверк сделаю. И чтобы людишек побольше в небеса вознеслось.
— Людей не жалко? — Сумцов осуждающе посмотрел на агента.
— Чего? — удивился Володин. — Их как клопов давить надо, и чем больше, тем лучше.
«Опасный субъект, террорист. Его необходимо окоротить. И поскорее», — решил Сумцов, спросил:
— Со взрывчаткой обращаться умеешь?
— А то!
«Откуда он такой? Как появился в нашем обществе этот моральный урод?» — задумался Сумцов.
Слова Марка Володина покоробили Константина. От них Сумцову стало не по себе. Однако… В интересах дела приходится терпеть рядом и такого подонка… Но вида Константин не подал. Ни один мускул не дрогнул на его лице. Владеть собой он умеет. Готовясь к деятельности зафронтового разведчика, многому научился. Все время, даже наедине с самим собой веди себя так, если бы за тобой наблюдали враги. За выражением своего лица следи тоже. Научись владеть лицом. Это очень важно. Тогда ты ни глазами, ни мускулами не выдашь своих мыслей и чувств.
В очередной радиограмме «Цеппелина» было: «Марку Володину необходимо познакомиться с источником информации…»
— С чего бы это? — озадаченно произнес Сумцов.
— На всякий случай. Может быть, тебя отправят вслед за Гурновым… Я один останусь… — рассуждал Марк.
— Раз надо, стало быть, надо. И приказы не обсуждают, их выполняют, — Сумцов высказал свое отношение к указанию центра.
Чекисты предусмотрели всевозможные ситуации, мыслимые и немыслимые, и источник информации — «машинистка воинской части» — была наготове.
На следующий день Сумцов, демонстрируя все меры предосторожности, повел Марка знакомиться с машинисткой.
— На чем ее удалось захомутать? — спросил Марк по пути к машинистке.
— Деньги любит.
— Ясно.
Роль «машинистки» прекрасно сыграла Марина Евсеева. Миловидная молодая женщина. Крупная, высокого роста.
— Нда-а, — протянул Марк, глядя снизу вверх на рослую женщину. Бесцеремонно стал ее рассматривать.
— Ну чего уставился! — посмотрев сверху вниз на тщедушного Марика, осадила Марина. — Говорите о делах.
Сумцов показал на Володина, сказал:
— Возможно, он вместо меня будет приходить к тебе, Мариша. Условия прежние.
— Усекла.
Вот и весь разговор. Сумцов и Володин ушли. Обратной дорогой Марк выплеснул из себя впечатления от встречи с Мариной Евсеевой.
— Машинистка! Это целый машинист. Как она только своими грабками по машинке бацает…
— По-твоему, машинистки — такие воздушные создания, молоденькие девочки, кисейные барышни…
— Ну
уж эта слишком крупногабаритная! Жадная!— С чего ты взял?
— На ней рыжья [28] сколько!
— Чего?
— Золота. Рыжие бока. Часы… Три обруча на пальцах. Рыжие… Золотые.
— У тебя же и словечки.
— Элементарная феня [29] . Я ведь по фене ботаю [30] .
— И долго чалился [31] ?
— До звонка. Смыться не удалось.
Уголовник, понял Сумцов. О своем же прошлом Марик не стал распространяться.
28
Рыжье — золото.
29
Феня — воровской жаргон.
30
По фене ботать — говорить на воровском жаргоне.
31
Чалился — отбывал срок наказания.
Федор Нимцов из-под Новороссийска — картежник и мошенник — перед войной был осужден за кражу. В пересыльной тюрьме Федьку проиграли в карты. Проигравший должен был его задушить. Посчитали его за фраера… Но ему все же повезло, разобрались — свой — вор. Смертельная опасность для Нимцова не прошла бесследно. Ожесточился до крайности. Нимцов возненавидел весь мир. Из мест, где отбывал наказание, Нимцов освободился, по его мнению, не вовремя — шла война. Ему бы пересидеть ее в тюрьме… Больше месяца он прятался у бабушки в погребе, но дальше сидеть в темноте все же не выдержал. Выбрался на белый свет и вскоре был призван в действующую армию. Оказавшись на передовой, перебежал к немцам. После тщательной проверки Нимцова, — а немцы проверять умели, — они убедились в его патологической ненависти ко всему советскому и решили направить ее в нужное им русло. Подготовили уголовника для диверсионной заброски в советский тыл. Федька Нимцов, он же Марик, и не скрывал перед Сумцовым своей уголовной сути. Как-то хвастнул: «У меня житуха была! Для меня сдернуть лопатник у фрайера [32] — тьфу!»
32
Украсть кошелек из кармана — ( вор. жарг.).
Константин заметил, как при встрече с Мариной Евсеевой Марик ел глазами золотые вещи женщины. «Жадный», — оценил он интерес уголовника. Сам же Константин спокойно относился к золоту. Оно его не интересовало, не волновало. Другое дело — часы, нужная вещь.
— Ин Пари, ин Пари медхен зинд зо зюс (В Париже, в Париже девушки так сладки), — расхаживая по комнате, напевал Марк песенку из кинофильма «Под крышами Парижа». Фильм этот видеть Константину не удалось, но его школьный друг Борис Крылов часто исполнял вальс-бостон из этого фильма. Услышанные слова песенки возвращали Константина в безмятежные, счастливые дни юности. То, что ее напевал предатель, вражеский холуй, было для Сумцова нелепым, диким. Борис погиб в сорок третьем, в дни, когда гитлеровцы топтали своими сапогами улицы Парижа. Константин получил от друга только одно письмо с передовой. «Пишу в перерыве между боями. Не знаю, останусь ли жив…» Эти строки навсегда впечатались в память Константина Сумцова. Бориса нет… А этот гад поет. Больше всего в жизни Сумцов ненавидел предательство. Константин почувствовал, как захотелось ему грохнуть стул на голову гнусного подонка.