Сталинский сокол
Шрифт:
– Ишь ты, смелая какая, – как показалось Марине, с издевкой произнес он, – а по виду не скажешь.
– Да, смелая, да! – крикнула она. – Еще какая смелая!
«А что мне остается?» – здесь она прикусила язык и попыталась освободить руки. Солнце закрыло облако, на землю упала тень, Марина подняла голову и посмотрела на человека.
– Да уж вижу! – Под взглядом веселых синих глаз и от широкой улыбки незнакомца Марина стушевалась и отвернулась, ответить ей было нечего.
– Совсем, значит, самолетов не боишься? – насмешливо продолжал тот. – А они большие, страшные, гудят!
– Чего тут бояться? Нашли, чем пугать, – не оборачиваясь, буркнула Марина. – Да я специально сюда пришла, чтобы все рассмотреть хорошенько и репортаж написать!
– Специально? На взлетно-посадочную полосу? Так
– Знаешь, что это такое? – «кавалер» посмотрел на Марину сверху вниз и указал на самолет, – это…
– Это И-16, одномоторный поршневой истребитель-моноплан, созданный в конструкторском бюро Поликарпова. – Марина посмотрела себе под ноги, на перепачканные туфли, потом открыла сумку и снова закрыла ее. На дрожащий и готовый вот-вот сорваться с места истребитель она старалась не обращать внимания: ну, стоит и стоит себе, вон, рядом, еще один самолет, только другой конструкции, похож на параплан…
– Да, верно, – ехидства и насмешки в голосе незнакомца стало чуть поменьше, но совсем они не исчезли. – Тебе помочь? Или передумала?
– Еще чего! – Марина высвободила руку, обогнала своего провожатого и зашагала вперед. От ветра подол платья завивался вокруг колен, сковывал движения, поэтому побег не удался. На плечо легла тяжелая рука, Марина вздрогнула и обернулась. Летчик улыбался ей, но уже без подвоха, скорее ободряюще и задорно одновременно. Страх отступил на мгновение, но только для того, чтобы сконцентрироваться и вернуться назад с новыми силами.
– Не спеши, иди вот сюда. И кошелку свою давай, – они уже стояли возле самолета.
– Он же одноместный! – вспомнила Марина, – экипаж истребителя состоит из одного человека, я туда не влезу! – Она попятилась назад.
– Это учебная машина, там еще одно сиденье добавили, для инструктора, – с этими словами исчез последний шанс на спасение. Марина стояла в нескольких сантиметрах от дрожащего крыла и едва слышала слова своего пилота. Тот кричал ей что-то, потом махнул рукой, обнял за талию и поставил на крыло.
«Боже мой, что я делаю, зачем, на кой черт мне это нужно, я сошла с ума. О, Господи, да оно же деревянное, как этот игрушечный самолет вообще взлетает», – каждый шаг по вибрирующей оклеенной полотном фанере давался ей нелегко. Марина обеими руками вцепилась в открытый борт кабины, кое-как забралась внутрь, сжалась в обнимку с сумкой на крохотном неудобном сиденье. Хорошо, что вокруг такой грохот – не слышно, как лязгают зубы, и этот, впереди, уже натянул очки на лоб и снова орет что-то. Пусть орет, сколько хочет. А что это у него в руках?
– Это тебе вместо берета! – летчик повернулся к ней и натянул на голову Марине узкий шлем из коричневой кожи. Заколка на затылке немедленно расстегнулась, упала за шиворот пиджака, а тщательно зачесанный «хвост» развалился и волосы закрыли лицо. Марина отшатнулась, замотала головой, и тут ее вдавило в жесткий деревянный щит за спиной: самолет тронулся с места. Он покатился по полосе, подпрыгивая на каждой выбоине, поворачивал вправо-влево и снова ехал вперед. Потом остановился, и Марина осмелела, открыла глаза. «Все, приехали», – она посмотрела на открытые ворота ангара, на людей в синих комбинезонах рядом с ними, на самолеты в глубине темного помещения и на небольшой деревянный павильон с вывеской на крыше: «Центральный аэродром». «Это же не Тушино! А что тогда? Где я? Когда? Нет, не надо!» – страшная догадка пришла одновременно с командой «Взлет».
Истребитель плавно, словно нехотя, покатил вперед, Марина вцепилась руками в сумку, потом обняла колени и пригнула к ним голову.
Скорость увеличивалась стремительно, самолет мчался по взлетной полосе, одновременно прыгая на ухабах, вокруг открытой кабины крутились и подвывали встречные воздушные потоки. Фанерная конструкция тряслась и дребезжала, как старый велосипед, вой мотора стал нестерпим, не помогали даже опущенные «уши» шлема, спину впечатало в толстый деревянный щит. Истребитель тряхнуло на одной, самой большой кочке, он подпрыгнул, крыло справа заходило ходуном и все закончилось. Исчез даже рев двигателя, Марина слышала вокруг только шум ветра и легкий треск, он доносился откуда-то снизу. «Пассажир обязан следить при полете за колесами самолета и в случае неполадки докладывать летчику», – чертовски своевременно вспомнилось ей предупреждение, написанное на билете первой линии «Аэрофлота». Колеса. Где-то тут должны быть колеса, или шасси, или как они там правильно называются. Марина открыла глаза, посидела так немножко, глядя прямо перед собой в покрашенную серой краской деревянную переборку, потом очень медленно повернула голову и высунулась из-за «фонаря» кабины и посмотрела вниз. Но колес там не было, и не только колес, но вообще ничего – только крыши домов, верхушки деревьев и дорога между ними. Они уменьшались на глазах и вдруг вообще исчезли, вместо них перед глазами появилось облако. Оно переместилось влево, потом земля и небо ненадолго вернулись на свои места, потом все повторилось.«„Бочка“ – это когда самолет поворачивается на триста шестьдесят градусов без изменения направления движения. А просто переворот – это когда на сто восемьдесят. Или наоборот. А „мертвая петля“… кажется, сейчас была именно она», – Марина решила, что смотреть вниз и по сторонам она больше не будет, а сосредоточится на том, чтобы не завизжать. Это оказалось непросто, истребитель был как живой, он откликался на приказы летчика всем корпусом, машина дышала и наслаждалась скоростью и свободой. «Боже, сделай так, чтобы у него поскорее закончился бензин, или керосин, или все сразу», – твердила про себя Марина. Она вцепилась зубами в ручку своей белой сумки, зажмурилась и вздрагивала от каждого подозрительного скрипа или треска. Солнце светило то справа, то слева, потом исчезло ненадолго и неожиданно ударило ей в лицо. Марина чуть приоткрыла глаза и сквозь ресницы смотрела, как огромный бело-желтый диск летит ей навстречу. Исчезла окружавшая его синева, пропали облака, и в мире не осталось ничего, кроме раскаленной звезды, сорвавшейся с небосвода. Жар и свет ослепляли, парализовали волю и мысли, Марина не могла отвести взгляд от пылающего в зените солнца, и не чувствовала, как по ее щекам бегут слезы. Истребитель нырнул носом вниз, Марину мотнуло по инерции, и она уткнулась лбом в обтянутые тонкой цветастой тканью колени, а теменем врезалась в деревянную переборку перед собой. Самолет не летел – падал на землю, вой ветра перекрыл рев мотора, перешел почти в ультразвук, корпус истребителя дрожал, как натянутая, готовая вот-вот лопнуть струна.
«Бензин закончился, – сказал кто-то наверху, – все, как ты хотела». Марина замотала головой, ударилась носом о выступ, и в этот момент самолет запрыгал по земле. Каждую кочку, каждую выбоину Марина встречала как родную, она выпрямилась, стащила с головы шлем и осмотрелась по сторонам. Скорость падала, мотор уже не ревел – урчал, а истребитель съехал на рулежную дорожку и катился к ангарам.
– Поздравляю с первым полетом! – обернувшись, прокричал летчик, и Марина увидела его смеющиеся синие глаза, еще скрытые за огромными квадратными очками.
– Со вторым, – дрожащим голосом отозвалась она. Зубы перестали стучать, губы двигались, язык тоже ворочался, но еще с трудом.
Лицо летчика изумленно вытянулось, черные брови поползли вверх, смешинка в глазах исчезла. Он отвернулся, Марина открыла сумку и достала зеркало. Водостойкая тушь не подвела, разводов под глазами не было, только лицо бледновато и в глазах еще виден недавно пережитый страх. И коленки подрагивают, не упасть бы… Истребитель остановился у ворот ангара, из него выскочили двое в одинаковых темно-синих комбинезонах и побежали к машине, но остановились на полпути. Марина попыталась улыбнуться, но получилось, видимо, не очень. Один, толстенький и рыжий, показал на нее пальцем и проорал: