Стальной мотылек
Шрифт:
— Да, это ее квартира.
— Сколько ей лет?
— Так же, как и вам, двадцать три…
— Спасибо, конечно, за комплимент, но мне двадцать семь. И я уже два раза замужем успела побывать. А ваша Марина замужем?
— Нет. И не была, — вздохнула Труфанова.
— Не сложилось?
— Да как-то все мимо…
— Ну, может, просто мужчина был…
— Да нет… Вообще-то она скрытная в последнее время стала… Может, и был у нее кто-то… — Женщина выразительно обвела рукой пространство вокруг себя.
— Друг?
— Почему друг?
— Ну,
— Так, может, он стаканами водку пил, а из другого стакана запивал…
— А если это подруги были?
— Да нет у нее подруг. Была одна подруга, парня отбила, она с тех пор ни о каких подругах и слышать не хочет.
— Бывает и такое…
— Разве что мужчина с подругой, — Елена Гавриловна в раздумье ущипнула себя за ухо.
— Мужчина с подругой.
— Ну, соседи тут живут. Парень молодой и девушка. Я как-то захожу в квартиру, а они на кухне сидят. Курили… Он курил, и она курила. Но водки не было. Кофе пили. Оба вежливые такие…
— Его девушка?
— Ну, Марина сказала, что это его девушка. Они тут рядом живут, в сорок первой квартире. Только их в тот день не было. Ну, когда Марина… — Труфанова всхлипнула и прикрыла рукой взмокшие глаза. — Мне позвонили, сказали… Я прибежала… — Она отвернулась к окну и разрыдалась.
Антонина понимающе взглянула на нее и вышла из квартиры. Ей даже не пришлось выходить из тамбура, чтобы позвонить в сорок первую квартиру. Она хотела поговорить с соседями, но дверь никто не открывал.
Прокопов не заставил себя долго ждать. Он приехал вместе с криминалистом, который сразу же приступил к работе.
На бутылке водки действительно не оказалось ни одного отпечатка. На стакане и рюмке, из которых пила Марина Труфанова, «пальчики» были, но, по всей видимости, они принадлежали ей, больше некому. А вот почему на бутылке ничего не было, вопрос.
И на столах не было, и на подоконнике. «Пальчики» были только на стекле, в том месте, за которое хваталась Марина, прежде чем шагнуть в бездну. Но ведь она должна была еще взобраться на подоконник, для этого ей нужно было на него опереться. Но там идеальная чистота. Складывалось такое ощущение, что в квартире убирались уже после того, как Марина погибла.
— Но этого не может быть, — не согласился Прокопов.
— Почему? — спросила Антонина.
— Да потому что времени на это не было. Марина упала, люди ее узнали, поднялись в квартиру… Ну, если я правильно все понял…
— Да, сразу поднялись… — подтвердила Елена Гавриловна. — Мне Олег Васильевич звонил. Он у двери стоял. Дверь открыть надо было…
— Кто такой Олег Васильевич? — поинтересовалась Антонина.
— Сосед. Из сорок четвертой квартиры. Мы с ним когда-то работали вместе…
— Какую дверь надо было открыть, в тамбур или в квартиру?
— В тамбур. Общую дверь надо было открыть.
— Вы открыли?
— Ну, да.
— Как
долго вас ждали?— Ну, пока доехала… Потом Марину увидела…
— Значит, дверь вы открыли не сразу?
— Ну, нет, какое-то время дверь была закрыта…
— А дверь непроницаемая, и что там в прихожей творится, не видно. Пока одни соседи ждали Елену Гавриловну, другие в это время могли заметать следы. Я имею в виду жильцов из сорок первой квартиры. Сделали свое дело и перебрались в свою квартиру. — Антонина очень сомневалась в своей версии, но все-таки озвучила ее.
— Может, и так… Была у меня такая мысль… — кивнула Труфанова. — Только не было никого в сорок первой квартире. Им звонили, звонили…
— А дверь взламывали? — спросил Прокопов.
— Нет, не взламывали.
— Может, они затаились там?
— Ну, может… Я вчера приходила, звонила им, никто не открывал. Надо хозяйке позвонить, может, съехали они?
— А что, хозяйку не вызывали?
— Я не знаю…
— Эх, Брагина, Брагина… Что ж, будем вызывать хозяйку! — решил Прокопов.
Елена Гавриловна раздобыла номер хозяйки сорок первой квартиры, Антонина позвонила ей и попросила предъявить помещение к осмотру. Женщина возмутилась, тогда Антонина пообещала позвонить в налоговую и узнать, подавала ли гражданка Немирова декларацию о доходах. Через полчаса гражданка уже открывала дверь в свою квартиру.
Глава 21
Чисто в квартире — ни пылинки, ни соринки. И ни единой живой души. Ни одежды в прихожей, ни обуви. И в шкафах пусто.
Квартира большая, «трешка», но одна комната закрыта на замок. Хозяйка открыла дверь, но и там никого. Хлам там, на полу заметный слой пыли, на который не ступала нога человека. Зато во всех комнатах чуть ли не стерильная чистота.
— И где жильцы? — спросил Прокопов.
— Не знаю, — пожала плечами маленькая женщина с большим носом.
— Съехали ваши жильцы, — сказала Антонина. — Прибрались и убрались.
— Они мне ничего не говорили.
— За квартиру уплачено?
— Да, за полгода вперед.
— За полгода? А жили они сколько?
— С апреля.
— Значит, им еще три месяца можно жить? — глядя на Антонину, спросил Прокопов. — Зачем же тогда они съехали?
— А с Труфановой согрешили и съехали.
— Логично.
— Они не собирались долго жить, сказали, что им нужно всего на два-три месяца, — сказала Немирова.
— Тогда почему за полгода вперед заплатили?
— Ну, зачем мне на два-три месяца? Мне жильцы надолго нужны…
— А за месяц вы сколько брали? — спросил Прокопов. — Это не для налоговой, это для нас.
— Ну, квартира трехкомнатная… С обстановкой… После ремонта… Ну, тридцать тысяч в месяц…
Антонина осмотрела спальню, в которой находилась. И ремонт относительно свежий, и мебель приличная, но тридцать тысяч — это большая цена для такой квартиры, тем более что не три комнаты сдавались, а только две.