Стальные боги

– Я был в Балахе, когда случилась трагедия, – сказал Вайя. – Сотня человек из святилища ожидает снаружи. Каждый подтвердит это. Они – истинно верующие, день и ночь сражающиеся за то, чтобы отрешиться от гордыни, гнева и алчности. Они никогда не солгали бы, чтобы спасти меня.

Хотя я сомневался, что сто дураков смогут лгать одинаково, я был уверен, что они попытаются. Никогда не встречал фанатиков, которые ценят средства больше, чем цели.

Шах, Эбра и муфтий Тайма совещались, а маг Вайя осматривался, изучая толпу. Он помедлил, встретившись со мной взглядом. Неужели я прочел в его глазах страх?

– Я принял решение, – объявил шах. – Таким образом, я прошу назначенного мною судью, Великого муфтия Тайму, предоставить мне вершить суд.

Муфтий Тайма склонил голову.

– Вы – источник земной справедливости. Я никогда не смог бы вам отказать.

Шах поднялся на ноги. Янычары в зале вытянулись по стойке смирно. Толпа словно затаила дыхание. Вайя говорил, что не уйдет безропотно в Лабиринт, но порочным он не казался. Хотя и Селим Жестокий, когда я впервые встретил его, сунул кусок халвы мне в рот и похлопал по спине, словно старого друга; а потом продолжил убивать сотнями.

– Мне плевать, если ты сжег этих этосиан или пару домов порока, – сказал шах. – Всего в нескольких днях пути отсюда, на острове Никсос, собралась армада крестесцев из пятисот кораблей и пятидесяти тысяч воинов. Они ждут, когда мы тут вцепимся друг другу в глотки, чтобы разграбить наши города и принудить нас поклоняться Архангелу. Возглавляет их завоеватель Михей, как мне донесли шпионы, нареченный в Священном море именем Михей Железный. Он расширил владения императора Ираклиуса на север, запад и юг. Остается только восток. Ответь мне, маг Вайя, поклянешься ли ты своей бессмертной душой, что будешь сражаться с ним?

Вайя почему-то обернулся ко мне, но лицо его оставалось безмятежным, как и всегда. Я поднял брови и развел руки в недоумении. Это что за трюк? Или таково было изначальное намерение шаха?

Вайя поднял взгляд на шаха и склонил голову.

– Разумеется, о мой шах. Я живу только ради этого.

Шах спустился с помоста, встал перед магом Вайей и протянул ему руку. Маг помедлил, опять взглянул на меня. Что он хочет прочесть на моем потрясенном лице? Я кивнул так быстро, как мог, выражая одобрение. Наконец Вайя принял рукопожатие шаха. Они подняли сцепленные руки над головами.

Я присоединился к восторженным возгласам и аплодисментам толпы. Разумеется, это лучше сожжения, и я думаю, все чувствовали то же самое. Ничто не объединяет так прочно, как общий враг.

– С сего дня в Сирме все маги свободны, – провозгласил шах. – Я приказываю собрать священное войско во главе с магом Вайей для защиты единственной истинной веры от вторжения крестесцев. – Шах нашел меня взглядом. – Вот он! Кева! Иди сюда!

Я присоединился к шаху и магу возле помоста.

– Кева, ты будешь первым среди воинов.

Я склонил голову. Быть командующим – звучит неплохо.

– Как прикажете, ваше величество.

Толпа снова одобрительно загудела.

Мы втроем направились к воротам Небесного престола, где нас ожидали последователи Вайи. Они в первый раз увидели единение и соединенные руки их мага и шаха. И возликовали, запели хвалы Лат, и называли шаха Величайшей звездой. В одно мгновение он превратил враждебную чернь в свое войско. Вероятно, шах такой же мудрый, как его предшественники.

А насчет пострадавших – епископа и верующих в Архангела… Даже если бы шах отомстил за них, разве встали бы они рядом с ним против войска единоверцев? Будь я человеком расчетливым, ответил бы, что нет. Но я не такой, и, по мере того как ширилось ликование, я все больше сочувствовал тем, кто горел и страдал.

Я смотрел на почти незнакомый потолок в гостевой спальне Тенгиса, лунный свет вместе с легким ветром лился через распахнутое окно. Повернувшись на бок, я представил, что лежу на груди Лунары. Она пахла домом, и тепло ее тела текло в меня; она напевала поэму Таки:

Внутри этого жестокого мираВсе влюбленные находят потаенное место,Где заключают сделкуС владыкой времени.

Я надеялся, что она мне приснится. Надеялся, что этот мир исчезнет и, когда я очнусь от кошмарного сна, она будет жарить яичницу у очага, а я – постукивать по своей наковальне и улыбаться, глядя на нее. Но внезапно некто ворвался в мою комнату, выдернув меня из грез.

– Извини! – Передо мной стояла Мелоди в платье с узором из лилий. – Ты ложишься спать раньше птиц.

– У меня был долгий день.

Я сел на лежанке.

– Да, я слышала. Ты теперь святой воин.

– Не думаю, что мне предстоит много драться. Для этого есть молодые мужчины.

– И молодые женщины.

Мелоди села на краешек матраса и ухмыльнулась.

– О нет, Мелоди, тебе нельзя в нашу армию.

– Почему нельзя?

– Ты знаешь почему. Ты еще слишком юная, а твой дед придумает новый способ сломать мне шею.

– Темур в моем возрасте прошел по Лидии с миллионным войском.

– Ты сравнила себя с величайшим из прославленных завоевателей?

– Ты считаешь, что я спрячусь или сбегу, когда придут крестесцы? Меня обучали быть янычаром, как и Лунару. Было бы предательством не сражаться.

Она говорила верно. Крестесцы придут, и кто знает, как и каким оружием они атакуют и что за уловки у них на уме. Если дойдет до жизни и смерти, никто не помешает Мелоди использовать то, чему ее обучали, и я предпочел бы, чтобы она дралась у меня под носом.

– Я об этом подумаю.

– Это все, чего я хочу.

Она чмокнула меня в лоб и ушла. Хорошо снова обрести дочь. Как огромно ее всепрощение, если, несмотря на мое десятилетнее отсутствие, она может быть такой доброй. Ведь печаль утраты рано или поздно обращается в гнев, а тот – в горечь. Все же, если забыть пощечину, дочь проявляла ко мне лишь заботу и нежность.

Я ворочался, растревоженный мыслями о предстоящей осаде. Мне хотелось схватить Мелоди и уехать в Томбор или даже в более далекую землю. Если бы это было так просто.

Я пошел в буфетную выпить кофе. Тенгис уже пил, сидя на полу, и читал свиток, держа его у самого носа. Он налил чашку и мне.

– Что ты делаешь со всеми этими книгами, свитками и астролябиями? – спросил я.

– Измеряю фазы луны. Ничего из того, что твой тупой ум мог бы понять.

– Испытай меня, старик.

Тенгис вздохнул, словно уже устал он моего наигранного интереса.