Стамуэн
Шрифт:
С неожиданной прытью старуха соскочил вниз — на камни перед хижиной. Подошла по дорожке к неподвижной фигуре и внюхалась. Да, это другой. А она-то ещё удивлялась, что её силы хватило! Шаария есть шаария. Это не Лгуннат!
— Говори, Призывающий, — неожиданно отозвался Другой.
Вот как?! Значит, их двое! И оба годятся! Вот это Новомесячие! Такое раз в десять тысяч лет происходит! А, может, ещё реже. Никто никогда не говорил, чтобы на Плач Призывающего нашлись сразу двое.
Шаария достала из мешочка на шее амулет — Глаз Императора. Пробормотав все положенные в таком случае заклинания, она протянула
Старуха привстала на цыпочки, потому что Он был высок, и осторожно потянулась. Нельзя заступить на землю даже кончиком пальца! Амулет выскользнул из её сухих искривлённых пальцев и мягко присосался ко лбу Избранного. А потом медленно втянулся в кожу и не оставил за собой следа. Избрание свершилось! Он принят! Она успела!
Старуха попятилась, ни на мгновение не забывая следить за ногами, и поклонилась до камней.
— Ты — Избранный!
Он ничего не отвечал. Повернулся и медленно направился на выход. Всё, теперь шаария может ещё пожить. Теперь Избранный нашёлся.
***
Ночь была в самом разгаре. Оживилась невидимая доселе всякая пустынная мелочь. Заполошно орали какие-то ночные птицы, пищали и бегали под самыми ногами мыши. Шуршали ящерицы. И странно тепло — пески как будто дышали остатками дневного зноя. Жар выпарился, осталось нежное томление, от которого всё живое словно ошалело.
— Может, они чувствуют землетрясение? Как бы змеи не приползли, — с опаской предположила Эдна.
— Они чувствуют, что скоро мы все тут сдохнем, — мрачно отозвался Маркус.
— Кончайте, пожалуйста, свою разлагающую демагогию! — возмутился профессор.
— Ну, я пойду к компании, — как ни в чём ни бывало проговорил Вилли и отчалил в темноту — к весёлому смеху.
— А я пойду ещё раз посчитаю, — осторожно сказала Эдна и покосилась на профессора. Он остро глянул на неё из-под кустистой брови и промолчал.
Казалось, ночи нет конца.
***
— Где ты всё время бегаешь? — весело спросил Джед Фальконе, против обыкновения выглядевший возбуждённым. — Сегодня какая-то необычная ночь!
Невысокий и неразговорчивый Джед в любой компании обычно отирался где-то сбоку. Популярностью у слабого пола он не пользовался — даже несмотря на довольно симпатичную внешность. Замкнутость Фальконе всегда работала против него.
— Более чем, — ответил Вилли, удивляясь про себя веселью товарища.
— Чем же она необычна? — добродушно поинтересовался подошедший Маркус.
— Да так… — уклонился от ответа Джед.
Все студенты и в самом деле были неестественно возбуждены, их настроение никак не соответствовало трагичности дневных событий. Все увлечены танцами и флиртом.
Из пустыни потянуло сладким запахом каких-то неизвестных цветов. Издалека доносился еле слышный львиный рык, что вызывало в маленькой компании молодых людей испуганные вскрики и хохот. Под ногами то и дело шныряли ящерицы и мыши. Это действительно была очень странная ночь. Казалось, тьма продлилась втрое дольше, чем ей положено, но и она близилась к концу. Утро безудержно наступало. Лишь в приближении раннего рассвета студенты угомонились и стали разбредаться
по палаткам.Вилли тоже направился к своему спальному мешку. Его сосед, Фальконе, уже улёгся на своё место и легко заснул. А Валентаю спать всё не хотелось. Он заглянул в палатку, не зная, забраться внутрь или ещё побродить. Мимо, небрежно отшвыривая ящериц носами высоких армейских ботинок, бесцельно брёл Маркус. Он явно не выглядел утомлённым и что-то в нём тоже было странно.
— Ещё немного, — мечтательно сказал проводник, — и рассветёт. Не спится?
Он смотрел своими слегка выпуклыми додонскими глазами на светлеющий восток, но Валентаю казалось, что переводчик рассматривает его.
— Будем потом, как вермишель, — ответил юноша, не зная, что ещё сказать.
— Ну что ж, — согласился Джок. — два часа у тебя ещё есть. Сегодня всё равно работ не будет.
Валентай ничего не ответил — разговор был явно беспредметным. Он забрался в палатку и плотно закрыл вход.
Маркус никуда не ушёл. Он притащил из-под навеса стульчик и уселся неподалёку. Сдвинул шляпу на лоб и погрузился в созерцание наступающего рассвета. Время от времени он настороженно оглядывался. Пару раз к его ботинкам из толстой кожи подползали змеи, поднимали узкие головки, водили ими из стороны в сторону и снова уползали. Маркус спокойно смотрел на них и сам не заметил как заснул. Всё стихло.
***
"Однажды, однажды… — запел во сне голос. — Однажды-однажды родилось Яйцо.
— Что это было за яйцо?
— Не яйцо, а Яйцо. Слушай. Мира не было, был только Мрак. Пустота то есть.
— И что было в пустоте?
— В пустоте кружили Бездны. И не было никого: ни человечков, ни зверей…
— Речки тоже не было?
— Даже Солнца не было! Яйцо было одиноким, только оно не знало об этом, потому что было не у кого спросить. Но, оно само было миром. Мир в себе!
— Что это?
— Не знаю. В нём были образы вещей, а не сами вещи.
— А откуда мы взялись?
— Спи, а то ничего не узнаешь.
— Сплю…
— Потом появился Образ Мысли, но это ещё была не Мысль. Спишь? Спи. И стало Образу тесно, хотя Образ Мысли занимает ещё меньше места, чем Образ Вещей. Мысль развернулась и ударила в одну сторону хвостом, а в другую — жалом.
— Это была змея?
— Нет, ещё не Змея. И она развалила своё убежище на четыре части. И выпала в Ничто. В Пустоту. Там не было места даже для самой крохотной козявки, даже для мельчайшей частицы вещества. И Образ Мысли испугался, потому что почувствовал страх одиночества. Он принялся торопливо выкидывать из скорлупы образы вещей, наделяя их Сущностями. И первыми вышли додоны. То есть мы.
— Мы…
— Да. И только потом появились боги.
— Зачем?
— Так захотелось мысли. Она всё никак не могла избавиться от своего страха и думала, что ей нужны собеседники.
— А с нами ей было скучно?
— Мы — сами по себе, а мысль — сама по себе. И только потом появились те, кого называют Живые Души.
— Кто они?
— Вот это и есть настоящая тайна. Знаю только, что без них мир был бы одиноким, как Образ Мысли, пока она не стала мыслью.
— А потом кто вышел?
— Это был не Кто, а Что. Только об этом ты услышишь не скоро. Спи давай."