Становление Бойца-Сандиниста

Почти сразу после этого случая мы начали работать в КУУН с Гато. Гато Мунгия стал тогда первым председателем КУУН, выдвинутым РСФ и достигшим этого поста благодаря тому, что публично заявлял, что он из РСФ и поддерживает Сандинистский фронт. РСФ уже руководил КУУН в 1960—1964 гг., но его кандидаты в председатели никогда публично не говорили, что они из РСФ, и тем более о своих марксистских и взглядах. 1963—1970 гг. были периодом, когда студенческое самоуправление находилось в руках социал-христиан. Таким образом, в 1970 г. Гато стал первым председателем КУУН, который, переходя из аудитории в аудиторию, повторял, что он коммунист, сандинист и кандидат, представляющий РСФ. Избрание Гато, или кампания Гато за председательство в КУУН, проходило очень оживленно и шумно. В РСФ состояло почти сто человек, в большинстве своем первокурсников. Соперник Гато был членом социал-христианской партии и внешне походил на Адониса. Но и Гато не был страшилой, так что и в этом мы соперничали. Гато тоже был голубоглаз, но меня беспокоило то, что у него несколько задиралась верхняя губа, так что я ему бывало говорил: «Спрячь зубы, Гато». А он в ответ смеялся, демонстрируя два своих мощных верхних резца... Хотя нет, как я сейчас вспоминаю, у него были зеленые глаза. И поэтому в день выборов он одел рубашку зеленого цвета. Я же так часто видел его, слушал его и аплодировал ему на всех его выступлениях, что и сам начал считать Гато гораздо красивее его соперника. И мы победили. Помню, что выборы закончились на рассвете. Мы скакали, орали, плакали от радости, издевались над проигравшими, срывали их плакаты, расклеенные по университету, подняли Гато на плечи и понесли... Это была прямо какая-то коллективная истерия... Объятия, поцелуи, всхлипывания, объятия. Наконец-то мы впервые пришли к власти в Университете. Да здравствует Революционный студенческий фронт! Да здравствует СФНО! Да здравствует Карлос Фонсека! Да здравствует команданте Хулио Буитраго! Вот что мы, обалдевшие от рисования лозунгов и плакатов, от придумывания надписей и возможных ответов на вопросы, задаваемые Эдгарду его противниками, выкрикивали до хрипоты. Да, мы действительно устали натаскивать Гато, как ему стоять перед аудиторией, как держать микрофон, какими жестами встречать недоброжелательные вопросы или как приветствовать избирательниц. Мы устали от бессонницы и от мечтаний наяву в полночь, в полдень и на рассвете. Мы устали заниматься любовью с нашими подружками в краткие мгновения отдыха. Устали кричать осипшими голосами. Но тогда, в предрассветный час, когда в три утра ветер гулял по помещениям Университетского клуба им. Рубена Дарио в Манагуа, мы, трое или четверо, ощущали себя так, будто нас несколько сотен; мы, трое или четверо, были лидерами множества молодых людей, которые, как и мы сами года два тому назад, начали участвовать в политической жизни студенчества. Как и мы, многие из них, их большинство, должны были начать бороться и дойти до победы или погибнуть.

Можно сказать, что этот триумф стал качественным скачком, кульминацией целой фазы развития и началом нового этапа. Победа РСФ на выборах в КУУН дала нам большие преимущества в развитии организационной политической работы, потому что сам факт того, что мы стали хозяевами помещений КУУН, уже означал, что мы получили место для своих собраний, которые теперь можно было не проводить у себя по домам или на снимаемых студентами квартирах. Это означало, что у нас появились пишущие машинки, фотокопировальные аппараты и множительные машины. Но самое главное, у нас появились деньги. То есть победа РСФ на выборах в КУУН позволила нам использовать в университете легальные и официальные пути для развития работы СФНО, РСФ и самого КУУН. Ведь до этого мы поддерживали РСФ еженедельными взносами, а это было слишком мало.

Тогда перед нами в миниатюре возникла проблема, которая ныне стоит во весь рост; хотя у нас и так не хватало кадров для работы в РСФ, мы были вынуждены перебросить часть их в КУУН.

Первым из наших ушел в КУУН Гато, самый опытный и дольше всего работавший в РСФ. Он должен был развернуть политическую работу, а также возглавить борьбу за наиболее настоятельные требования студентов. Примем так, чтобы студенты были удовлетворены нашей деяльностью, увидели преимущества и то позитивное, что дает РСФ, находясь у власти в университете, и вновь проголосовали за нас в следующем году. Для нас это было необходимо, поскольку в ходе этой борьбы за КУУН мы могли подбирать для РСФ наиболее проявивших себя товарищей. Кроме того, как я уже тебе говорил, это позволяло нам задействовать структуру и экономические ресурсы КУУН для пропагандистской работы не только самого КУУН и РСФ, но и СФНО.

Раньше, до этой победы, мы были вынуждены все необходимое нам тащить из университета, а это приводило к конфликтам с администрацией. Мы прихватывали все, что могли стянуть. Сумки наших соратниц были известны тем, что мы прятали там папки, пачки писчей бумаги, краски для рисования плакатов. Мы воровали ластики, скрепки... А теперь, что за радость, мы раздобывали 200 песо на покупку десятка распылителей краски, которыми стали писать лозунги на ватмане и разрисовывать стены университета и городских зданий. Словом, сохранить контроль над КУУН означало располагать деньгами для всего этого.

После того как РСФ победил в университете, кражи в Альма-матер заметно сократились. А ведь студент, не правда ли, всегда немножечко жулик? Кстати, я припоминаю, что сумки наших подруг мы занимали не только этим. Оставалось там место и для других вещей, которые мы «уносили» из универсамов. И еще для кое-чего, что вряд ли понравится некоторым пуританам. Дело в том, что среди нас организовалось нечто вроде синдиката влюбленных парочек. Нас страшило, что наши подруги могут забеременеть. Так что же делать?.. Выход один — искать противозачаточные средства. Но, поскольку они стоили очень дорого, мы придумали следующее. Нам удалось разузнать, что в аптеке Бальядареса, находившейся в полуквартале от Прио, у правого края витрины в первом ящике находилось искомое. Там же раскладывались журналы «Вангуардиа», «Экран», «Сьете Диас», сборники «Ридерс дайджест» и всякая тому подобная литература. Итак, сказано: стянуть противозачаточные средства. И медлить тут нечего! Операция развивалась следующим образом. Приходили мы в аптеку обязательно двумя или тремя парами. Как настоящие конспираторы, ми разузнали, что именно в полдень — в обеденный час — в аптеке бывает меньше всего персонала. Там оставалась только одна женщина с коротко стриженными волосами и с выражением глубокой тоски на лице... даже больше горечи, чем тоски. Итак, мы входили в аптеку, и одна пара предпринимала отвлекающий маневр — спрашивала лекарство, которое, как мы знали, находилось на верхней полке прямо в противоположном конце аптеки. Чтобы достать его, женщина должна была забраться на стул и повернуться спиной к ящику, где были противозачаточные средства. В этот момент другая пара вроде как бы просматривала журналы и ...раз, открывала ящик. Я помню, что когда это выпадало делать мне, то я настолько широко растопыривал кисть руки, что мне сводило пальцы, и когда я сжимал их, то захватывал столько, сколько только мог. Стоявшая рядом со мной подружка на всякий случай заслоняла меня и наблюдала за женщиной. Я бросал свою добычу в сумку подружки и на этом операция заканчивалась. Припоминаю, что это были инъекции, действовавшие на протяжении месяца. Представляешь себе, что это такое? Целый месяц без забот, без напряженности... Мы выходили из аптеки под руку и подавали знак другой паре. Все мы были очень и очень счастливы и не могли дождаться, когда же доберемся к себе, чтобы посмотреть, сколько же мы хватанули... И тут начинались улыбки и поцелуи в щеку прямо на улице... Думаю, что в тот момент мы, как говорится, излучали молодость. Не знаю почему, но чувствую, что сейчас студенты уже не те. Не такие, как раньше, не такие, какими были мы. Я считаю, что им не хватает двух вещей — блеска и живости... или сам я уже старею что ли...

В 1970 г. РСФ поставил перед КУУН задачу начать борьбу за расширение числа студентов начального курса медицинского факультета. Раньше туда принимали по 50 человек, а мы потребовали принимать 100. Мы, естественно, сумели поднять на борьбу студентов, особенно первокурсников, которых в Леоне было около полутора тысяч человек, а в Манагуа примерно две. Гато возглавил студентов, и через него мы, все та же компания, что и всегда, агитировали, организовывали, проводили митинги, занимали помещения университета, взрывали хлопушки, расклеивали листовки, устраивали сидячие забастовки на улице перед университетом, говорили речи, пели песни, играли на гитарах, читали стихи, вели диалог с властями, посылали комиссии туда-сюда. И появлялись новые лица, чье будущее и чью судьбу в то время нельзя было и предположить. Это были студенты, с которыми мы могли проводить политическую работу, поскольку они обретали себя в процессе борьбы за свои требования. Вот так появлялись эти новые фигуры, новые парни и новые девчонки... и новые улыбки, как улыбка Роберто Уэмбеса, у которого были отличные чубы и который в то время был полухиппи и ходил заросшим неряхой в запачканных брюках и рубашке. Или Иван Монтенегро, толстый, ну, лучше сказать, полный, но физически слабый, всегда с лицом в царапинах... Таким образом, переходя от одной компании к другой, от одного требования к другому, мы завоевывали на свою сторону всех лучших студентов, поступавших в университет. Это придало развитию РСФ большой импульс. Так, мы победили в борьбе за сто учебных мест на первом году обучения на медицинском факультете и начали новую борьбу.

Изучив опыт Кордовской реформы [45] , мы потребовали провести реформу нашего университета. Мы хотели изменить наш университет и боролись за изменение содержания учебных программ. Кроме того, СФНО мы смогли передать значительные денежные суммы из казны КУУН.

Помню, как однажды, когда двух наших товарищей с медицинского факультета хотели исключить, мы заняли здание факультета права. Это было здание в колониальном стиле, где нашли себе прибежище (за некоторыми достойными исключениями) наиболее реакционные профессора-обскурантисты университета, которые преподавали по пропитанным индивидуализмом учебным программам, защищавшим политику Сомосы. И впрямь здесь и преподаватели, и учебные программы, и архитектура здания были выдержаны в одном духе. Словно для того, чтобы подчеркнуть гротесковость ситуации, на стене у входа на этот факультет была выбита надпись, которая гласила «SIC ITUR AD ASTRA», что означает «таков муть к звездам».

45

Реформа, разработанная и частично осуществленная в университете г. Кордова (Аргентина) в 1918 г. (Кордовский манифест), считается одной из самых радикальных реформ системы высшего образования в Латинской Америке в сторону его демократизации.

Как-то мы провели демонстрацию перед домом декана этого факультета. Сам-то он был человеком прогрессивных воззрений, но олицетворял собой власть. Этот профессор, которого я очень люблю как человека, был весь проникнут духом западного христианства. Он постоянно говорил нам, что вера его непоколебима. Мы же всегда старались придумать что-нибудь новое, чтобы активизировать студентов и чтобы их энтузиазм и моральный настрой не спадали. Причем не только в интересах академических, но и для достижения политических целей. Задача состояла в том, чтобы изобрести любого рода оригинальный прием, отвечающий злобе дня. В те времена мы, студенты, были большими выдумщиками. А я был председателем Ассоциации студентов юридического факультета, то есть знаменитой леонской АЭД. Так вот, я принял решение организовать демонстрацию от здания факультета к дому декана. Каждый участник демонстрации нес зажженную свечу, и, когда мы шли по улицам, все жители, заслышав наши крики и песни, открывали двери и выходили из домов, поскольку было часов десять вечера, а в Леоне народ ложится спать уже в девять. Заслышав крики, мужчины выходили к дверям в одних трусах и домашних тапочках. Одни были испуганы. Лица других были серьезными или растерянными, а то и выражали предвкушение развлечений. В Леоне мы, студенты, часто развлекали народ, потому что мы организовывали карнавалы-буфф, которые так нравились народу. Ведь в них мы высмеивали Тачо [46] и правительство. Довольно пошлые выходки студентов нравились даже тогда, когда в них проскальзывали порнографические мотивы. А народ в Леоне довольно консервативен и высоконравствен. Думаю, люди чувствовали, что то, что мы делаем, им самим совершить было не под силу, поскольку, узнай об этом, скажем, соседи, их бы раскритиковали. Или потом пошли бы сплетни, которые превратили бы в притчу во языцех честь любой порядочной христианки города. В ту ночь «демонстрации со свечами» женщины показывались в дверях и окнах домов прямо в нижних юбках или в ночных рубашках, а то и завернувшись во множество различных тряпок, так что походили на сумасшедших. Непричесанные и без косметики, они выглядывали из-за полуоткрытых дверей или просовывали головы в окна, и многие из них узнавали своего жениха или сына, а кто и меня, и тогда слышно было, как в домах комментируют происходящее: «Посмотри, вон где этот чудила идет!», «Господи боже, и мой красавчик тут!», «Ты гляди, что они сейчас вытворяют!», «Смотри-ка, куда их теперь занесло!», «Ну этому-то только бы чего отчебучить!»

46

Уменьшительное от Анастасио. Так никарагуанский народ пренебрежительно называл диктатора Анастасио Сомосу.

Вначале, пока мы еще только приближались к их домам, горожане думали, завидев нас, что это крестный ход в честь какой-нибудь девы или святого. Ясное дело, в домах нельзя было расслышать слова песен. Люди нерешительно высовывались наружу поглядеть, что к чему, и обнаруживали неисправимого худышку Кабесаса, которого в городе уже знали, идущего во главе демонстрации со свечой в руке и орущего громче всех парней. Кто-то смотрел на нас с симпатией. Кто-то видел в нас студентов-лентяев, поскольку некоторые преподаватели и власти утверждали, будто мы только и хотим, что отлынивать от учебы. Но мы хотели другого... Тяжелые то были времена...

В конце концов мы дошли до дома декана, и, когда я увидел этот дом, который был построен в том же стиле, что и здание факультета, мне в голову пришло одновременно несколько разных мыслей. Я подумал об обскурантизме многих преподавателей, учивших нас верить, уважать и с помощью юриспруденции защищать священную частную собственность. Я подумал и о том, к чему следует стремиться. Мысленно я представил себе фасад факультета, и надпись: «SIC ITUR AD ASTRA», и призыв: «Свободу Университету!» И, подумав: «Что за абсурд!» — я выхватил распылитель краски у одного товарища и встал перед тротуаром дома декана, а затем спросил студентов: «Верите ли вы, что с образованием, получаемым на юридическом факультете, можно добраться до звезд или обрести свет?» Тут все студенты ответили: «Не-е-ет!» А затем с большой внутренней убежденностью быстро и твердо я нарисовал печатными буквами на белоснежно чистой стене дома моего декана: Отсюда идут в XV век». А затем, поскольку мой декан был (и остается до сих пор) очень религиозным человеком, а в Леоне в день Пречистой девы из Мерседес, великой патронессы Леона, все ставят на тротуаре перед своими домами свечи... мы оставили на тротуаре перед домом моего дорогого декана не меньше 500 зажженных свечей.

V

Хотя в ходе этой борьбы наши конечные цели, те, за которые мы боролись как революционеры, непосредственно и не достигалась, но то, что ставилось нами как цель студенческих выступлений, осуществлялось. То есть на уровне борьбы за студенческие требования мы действительно смогли привести студентов к объединению вокруг нашей политической линии, вокруг наших активистов, с которыми они начали понемногу находить общий язык. Причем до такой степени, что среди студентов-первокурсников возник феномен восхищения руководителями РСФ. И по мере того, как мы разворачивали борьбу, все больше и больше студентов объединялось в кружки, образовывавшие группы, позднее ставшие ячейками Сандинистского фронта. Я не могу рассказать в подробностях, поскольку я особо не располагал такими данными, какова тогда была подпольная структура Фронта в масштабах всей страны. Хотя и подозреваю, что она была слабой.