Становление личности. Избранные труды
Шрифт:
Очертив эти разнообразные особенности, попытаемся теперь сформулировать итоговую формулировку. Фактически в этой формулировке сконденсировано все, о чем шла речь в этой главе.
Общая черта – это категория для классификации функционально эквивалентных форм поведения у широких групп людей. На общие черты воздействуют искусственные и надуманные соображения, но до определенной степени общие черты отражают соответствующие действительности и сопоставимые диспозиции многих людей, которые, благодаря общности человеческой природы и общей культуре, вырабатывают схожие (хотя и в неодинаковой степени) способы приспособления к окружающей их среде.
Если это утверждение покажется слишком специальным, читатель может предпочесть простое, хотя и менее точное утверждение о том, что общая черта – это некоторая обобщенная диспозиция, в отношении которой можно успешно сравнивать людей.
Типы
В обыденной речи говорят, что человек обладает чертой, но относится к определенному типу. Такое использование слов наводит на предположение, что типы существуют не в людях или в природе, а скорее во взглядах наблюдателя. Иначе говоря, черты следует рассматривать как (по крайней мере, частично) соответствующие действительности , а типы как лишь номинальные . Черты следует искать в самом человеке, типы – в неких внешних точках зрения.
Истина во многом определяется тем, о какого рода типологии мы говорим. Рассмотрим сначала некоторые типологии номиналистского свойства. Они кажутся придуманными для подчеркивания особых интересов автора за счет людей. Один автор говорит, что человечество может быть разделено на мещан и богему , другой предпочитает иную дихотомию: аполлонические-дионисийские , третий предлагает: внутреннеориентированные и внешнеориентированные .
В этой гетерогенной серии нас прежде всего поражает стремление авторов навязать свои собственные интересы человеческой природе. В их глазах человечество подразделяется согласно их замыслам. Они вовсе не интересуются целостными личностями, а лишь теми их частями, которые могут быть выстроены согласно их планам. На рисунке 3 <с. 228> изображен этот процесс рассечения на части.
Вплоть до настоящего момента мы определяли типы как абстракции, созданные путем вычленения отдельных кусочков, составляющих людей, и насильственного превращения их в категории, доставляющие особую радость некоторым исследователям.
Эмпирические типы. Однако в определенном существующем смысле тип может рассматриваться как общая черта высшего порядка . Эта возможность возникает, когда исследователь претендует на то, чтобы охватить большие области личностей многих людей. В этом случае свидетельства в пользу того или иного типа действуют тем же образом, что и свидетельства в пользу той или иной черты. Если с помощью эмпирического исследования можно показать, что многие привычки, черты и установки суть проявления более объемной организации (и если обнаружится, что многие люди этой объемной организацией обладают), тогда эти люди составляют некоторый тип. (Мы даже можем нарушить привычное использование слов и сказать, что они обладают некоторым типом.) На рисунке 12 проиллюстрирована эта ситуация.
Рис. 12. Тип как черта высшего уровня (адаптировано из: Eysenck H. J. The organization of personality // Journal of Personality. 1951. Vol. 20. P. 103)
С этой точки зрения доктрина эмпирического типа располагается между уровнем черт и уровнем личности в целом. Она претендует на охват большей части, а то и всей организации целостной личности. С этой точки зрения можно доказывать, что интроверсия или соматотония – эмпирические типы.
Но даже эмпирические типы (установленные на основе надежных свидетельств того, что действия, установки и черты обладают свойством объединяться в группы) сталкиваются с осложнениями. Трудности заключаются в том, что сама концепция типа подразумевает неоднородность структуры. Она подразумевает, что некоторые люди соответствуют одному типу, другие – другому, но все же есть те, кто полностью выпадает из строя. Беда в том, что у людей не обнаруживается такого четкого разделения. Мы лишь можем сказать, что некоторые люди обладают некоторыми свойствами, приписываемыми некоторым из типов.
Для того чтобы вообще сохранить теорию эмпирических типов, необходимо сказать, что большинство людей представляют из себя «смешанный тип». Например, они являются как интровертами, так и экстравертами, как церебротониками, так и соматотониками. Тем самым сохраняется идея дискретности при фактическом признании континуальности. Как показано на рисунке 13, эта разрывность фактически означает, что термин тип приложим, строго говоря, только к крайним частям континуума.Рис. 13. Эмпирические типы как крайние части континуума
Итак, мы приходим к заключению, что доктрина эмпирического типа не может реально помочь представить структуру человеческой личности. Она предполагает четкое разграничение между «типами» людей, чего в действительности не обнаруживается. Та истина, что содержится в доктрине эмпирических типов, уже отражена полностью в нашей концепции общих черт . Другими словами, мы вполне допускаем, что некоторые измеримые общие черты являются широкими, особенно такие, как интроверсия или соматотония, которые воздействуют на значительную часть взглядов человека на жизнь. Другие являются более «узкими» (такие как пунктуальность, вежливость или доминирование). Мы ничего не приобретаем от того, что назовем более широкие черты «типами».
Реальный вред от теории эмпирических типов в том, что она предполагает полное отнесение личности к какому-нибудь типу, но этого, как мы видели на рисунке 3 <с. 228>, никогда не происходит.
Идеальные типы. Как мы говорили в главе 1, существуют совершенно различные способы рассмотрения типов. Некоторые теоретики используют это понятие, вообще не требуя, чтобы типы включали конкретных людей. Они утверждают, что их типологические схемы помогают нам понять людей, даже если ни один отдельный человек в действительности им не соответствует. Посмотрим, к каким результатам приводит эта довольно парадоксальная логика.
Немецкий философ Дильтей, проведя обзор мировых философских систем, пришел к заключению о существовании трех фундаментальных форм философии. Он назвал их идеализм свободы, объективный идеализм, натурализм [559] . Какое отношение это имеет к личности?
Если число всех фундаментальных взглядов на жизнь равно трем (три типа), тогда отдельных людей можно рассматривать с точки зрения того, соответствуют ли они (по крайней мере, приблизительно) одному из этих «идеальных» типов. Мы видели, что сходным, но более изощренным образом ученик Дильтея, Эдвард Шпрангер осуществил априорный анализ фундаментальных человеческих ценностей. Согласно Шпрангеру, они бывают теоретическими, экономическими, эстетическими, социальными, политическими и религиозными . Он не требует, чтобы каждый человек полностью соответствовал какому-нибудь одному типу, но утверждает, что мы можем до некоторой степени понять человека, исследуя его ценности с помощью этого подразделения. Оно является «схемой постижения». Оно помогает нам понять людей, поскольку люди в той или иной степени объединяются в соответствии с одной или более из этих возможных человеческих ценностей [560] .
Культурные типы. Где-то между идеальными типами и эмпирическими типами располагается множество культурных типов. Об одном человеке мы скажем, что он «типичный британец», о другом – что он «истинный космополит», о третьем – что он прирожденный «профессиональный солдат». Такие эпитеты о многом говорят нам. В особенности обнаруживают себя профессиональные типы. Приходит на ум широкое сочетание черт, когда я говорю, что Джон – «типичный» юрист, торговец, неквалифицированный рабочий, фермер, парикмахер, священник, политик.
Как мы увидели в главе 8, некоторые авторы полагают, что выясняя род занятий человека, его статус, роли или положение в обществе, мы больше узнаем о его личности, чем изучая его черты. Такое утверждение вводит в заблуждение. Во-первых, солдат, о котором идет речь, может не быть типичным для своей группы, а заметно отклоняться от нормы. Во-вторых, этот тезис упускает тот факт, что даже у типичного солдата эти черты теперь принадлежат ему . Они «располагаются под его кожей» (а не принадлежат его профессии).
Это важное положение. Не может быть надежной характеристики человеческой личности в терминах ролей, рода деятельности, социального статуса или любого другого культурного или социологического подразделения. Когда мы говорим, что Макс является фермером, провинциалом, католиком, итальянским физиком, администратором или членом «верхней части среднего класса», мы не описываем его личность. Он может отклоняться от нормы, но даже если он «типичен», его черты и в этом случае регулируют его личность. На его черты может воздействовать его принадлежность к группе, но мы не должны путать такую принадлежность (социальный тип) с его действительной личностью.
Типы как пропедевтика. Несмотря на наше довольно негативное мнение о типологии, мы можем допустить, что для начала «догадки», касающиеся типов (любого вида), часто оказываются продуктивным приемом. В последнее время на исследования оказало стимулирующее действие – приведем лишь некоторые примеры – постулирование конституциональных типов, перцептивных и когнитивных типов, типов зрелости и незрелости. Короче говоря, доктрина типов может служить хорошим плацдармом для психологической теории, но плохой конечной целью. Формулируя суть дела более конкретно, можно сказать, что, начиная с типов , исследователи часто заканчивают полезной информацией, касающейся комплексных черт , но других следствий из этого не вытекает.
Обозначение общих чертВ английском языке приблизительно 18 000 слов (главным образом, прилагательных), обозначающих различные формы поведения человека [561] . На первый взгляд эта масса слов напоминает семантический кошмар. Однако очевидно, что названия черт связаны с основными структурными единицами личности, и наша задача будет заключаться в том, чтобы по возможности обнаружить эту связь.
Эти тысячи названий возникают благодаря существованию двух различных видов воздействия. Прежде всего, мы должны быть уверены, что люди испытывают желание давать имена тому, что действительно существует в человеческой природе. Если бы простые смертные не имели способностей и диспозиций, мы вряд ли давали бы им названия. Более того, названия
в некоторой степени поправляют сами себя, поскольку бесполезно сохранять ложные верования в нечто фантастическое, давая ему имя; все преимущества в том, чтобы использовать названия, обозначающие реальные психические структуры. Это одна из причин, по которой существуют названия черт. Если бы она была единственной, то соответствие словаря психологической реальности было бы точным, гораздо более точным, чем на самом деле.Другой фактор, влияющий на наш лексикон названий черт, в корне отличается от первого; он связан с причудливыми формами культурных влияний. Очень давно благодаря медицине Галена в английский язык вошли такие названия черт, как сангвиник, холерик, меланхолик, флегматик, добродушный, гнилодушный, а также хладнокровный, душевный, бездушный и сердечный (произошедшие из веры в то, что в сердце располагаются ум и чувства). Протестантская Реформация с ее подчеркнутым вниманием к духовному миру и самоанализу принесла много полезных прилагательных, обозначающих черты (среди них искренний, набожный, нетерпимый, аккуратный, фанатичный ), а также многие составляющие Я: самоуважение, самоуверенность, самолюбие, доверие к самому себе, самооценка. Себялюбие – название, придуманное пресвитерианцами около 1640 года. Растущий субъективизм в литературе восемнадцатого века принес апатию, разочарование, депрессию, мечтательность . Высший свет добавил пристойность, неотесанность, занимательность, скука . Нынешнему времени принадлежат многие выражения, некоторые из которых все еще считаются сленгом: зазывала, карьерист, битник, громила, подхалим, очковтиратель, недотепа, паникер, пройдоха, жиголо, экс-горожанин. В этот постоянно пополняемый словарь характеристик человека психологи внесли интроверта, невротика, регрессивный тип, психопата, соматотоника, шизоида и многих других. Некоторые символические обозначения отмирают, но названиям черт свойственно множиться – без сомнения, это отражает постоянно растущий интерес к человеческой природе.
Поэтому мы заключаем, что отчасти действующие названия черт указывают на общие характеристики, по которым можно сравнивать людей. Иначе говоря, во многих терминах отражается стремление выразить истинные свойства людей. Этому соответствуют около 25 % названий.
Но язык сложен. Он служит также для оценок. Когда мы говорим, что женщина привлекательна , мы говорим не о диспозиции, расположенной «внутри человека», а о воздействии на других людей. Такой преобладающий оттенок оценки имеют около 30 % названий черт, среди них прелестный, ангельский, скучный, отвратительный, завидный, злой, великолепный, докучливый, обаятельный.
Часто трудно провести черту между названиями, отражающими действительность, и оценочными названиями. Прежде всего, слова похвалы или порицания, такие как честный, законопослушный или бескорыстный , могут подойти для того, чтобы отразить желаемый образ самого себя, и человек может стремиться (формировать черту) соответствовать социальному идеалу.
Есть еще два класса терминов. Мы обозначаем временные состояния ума, настроения, эмоций или текущей деятельности, например, смущенный, тараторящий, ликующий, бешеный. Такие названия описывают поведение, но не подразумевают постоянных «предпочитаемых паттернов». Из тех 18 000 слов таких около 25 %. Наконец, мы должны учесть большое множество обозначений (20 % от всех), являющихся метафоричными или сомнительными, таких как бодрый, аморфный, полный, плодовитый.
Когда мы говорим, что перечень простых описывающих человека терминов содержит примерно 18000 слов, мы упускаем громадное число пишущихся через дефис и составных выражений: любитель природы, ненавидящий притворство, человек, которого никогда не заботят детали и т. д. Не является ли число возможных описаний человека в английском языке (или в других высокоразвитых языках) практически бесконечным?
Подводя итоги, отметим, что наша теория названий черт считает названия, предложенные словарем, символами, в которых смешаны психологическая, культурная и этическая составляющие. Оценочные и уничижительные высказывания малополезны при изучении структуры личности, однако они могут быть полезны при изучении социального влияния одних людей на других. Вероятно, число простых (безоценочных) слов, явно указывающих на устойчивые (не временные) черты, находится между 4000 и 5000. Однако возможны столь многие комбинации слов, что число доступных обозначений черт гораздо больше.
В лучшем случае названия черт – это классифицирующие названия . Другими словами, называя и Тома, и Теда агрессивными, мы не подразумеваем, что их агрессивность по своей сути идентична. Обыденная речь – плохой ориентир в психологических тонкостях. Но слова – лишь грубые вместилища. Мы вкладываем в них громадное множество значений, которые приблизительно, но очень грубо сопоставимы друг с другом.
Словесные обозначения – это почти все, с чем нам приходится работать, как бы мы ни были этим недовольны. Возможно, когда-нибудь у психологической науки будут другие обозначения черт (факторные или математические), но прогресс в этом направлении слишком незначителен для того, чтобы склонить нас к отказу от элементарной приверженности родному языку. Наша участь – анализировать черты с помощью слов, делая в этом направлении все, что возможно, для точной характеристики наших терминов.
РезюмеЛичность можно анализировать – в определенных пределах и с частичным успехом – в терминах общих черт. Это диспозиции (более общие, чем привычки или установки), в отношении которых можно успешно сравнивать людей. Здравый смысл постоянно подталкивает нас к подобным сравнениям. Скажем, один человек доминирует в большей степени, чем другой. Психологи занимаются тем же, хотя иногда предпочитают говорить об «измерениях», «факторах» или «переменных» вместо черт.
Общие черты устанавливаются эмпирически всякий раз, когда их достоверность подтверждается личностными тестами (или другими индикаторами), показывающими, что люди с течением времени реагируют последовательно и с характерной интенсивностью. Таким образом были выявлены сотни общих черт, большинство из которых подчиняется нормальному распределению в популяции.
Общую черту необычной широты и охвата иногда называют эмпирическим типом, но сомнительно, обладает ли понятие типа какой-нибудь научной полезностью. Говорим ли мы об эмпирических, индивидуальных или культурных типах, они в значительной степени навязываются конкретному человеку, которого насильно втискивают в них. Для сравнительного изучения личности предлагается более подходящий метод и теория общих черт. В следующей главе будет показано, что лучшим методом и теорией для морфогенетического исследования личности являются личностные диспозиции.
Хотя названия общих черт создают множество двусмысленностей и сложностей, мы вынуждены использовать их при исследовании личности.Глава 15. Личностные диспозиции
Уникальность личностных диспозиций – Взаимозависимость диспозиций – Согласованность диспозиций – Генотипические, фенотипические и псевдодиспозиции – Кардинальные, центральные и вторичные диспозиции – Сколько диспозиций у человека? – Как исследовать личностные диспозиции? – Личностные диспозиции и мотивы – Определение – Резюме
Продолжим наше обсуждение названий черт. Мы обнаружили, что некоторые из них берут начало от исторических лиц или вымышленных персонажей: донкихотство, нарциссизм (по-английски сначала было Narcissusistic , затем narcissistic , сейчас narcistic ), шовинизм, садизм, квислинги. Человек может быть охарактеризован как гомеровский персонаж, раблезианец, толстовец. Мы можем назвать человека «иудой», «донжуаном», «пиквиком», «отелло», «фальстафом». Во всех этих случаях и во многих подобных мы замечаем некоторые особенно выдающиеся характеристики того или иного индивидуума, берем их как ярлычки и время от времени (не часто) навешиваем их на других людей.
Упомянутые выше черты не относятся к общим. Было бы абсурдом пытаться сравнивать всех (или бо́льшую часть) людей по шкале, созданной для измерения своеобразной демонстративной утонченности франта Бруммеля или сексуальной жестокости маркиза де Сада. Уже сам факт, что мы сейчас используем эти характеристики, демонстрирует то, что мы отделили их от индивидуальных образов, стремясь приложить их к другим индивидам, которым они могут подойти. Слова обобщают. Даже говоря «этот мальчик», мы указываем на особенное посредством двух абстрактных слов. Только имя собственное – например, Франклин Рузвельт – приближается к обозначению личности как единственного на свете уникального события.
Уникальность личностных диспозиций
Мы вновь приходим к утверждению, которое так шокирует науку. Франклин Рузвельт был единственным на свете уникальным историческим событием, и невероятно сложная организация его психических процессов и нервной системы была также уникальной. Иначе и нельзя рассматривать индивидуальный характер его наследственности и индивидуальный характер его жизненного опыта – все, что разъяснено в главе 1. Даже подсистемы его личности были в конечном счете уникальными. Столкнувшись с этой неопровержимой логикой, один разгневанный психолог воскликнул: «Я думаю, бессмысленно говорить о том, что никакие два человека не обладают одной и той же чертой. Я имею в виду, конечно, что это истина, но это одна из тех истин, с которыми нельзя согласиться». Мы ответим: к несчастью, это та истина, с которой исследование личности должно согласиться, какие бы большие осложнения это ни создавало.
Чтобы отделить эту проблему от проблемы общих черт, мы будем использовать различные термины. Уместно говорить об индивидуальных (или личностных ) чертах в отличие от общих черт, поскольку есть сходство между этими двумя понятиями (например, обе касаются комплексного уровня организации). Тем не менее, для ясности, мы будем называть индивидуальную структурную единицу не чертой, а личностной диспозицией (и будем время от времени использовать аббревиатуру ЛД) [562] .