Становление трейдера. Часть первая
Шрифт:
Владимир, в это время, уже нежно сжимал груди юной девы и его губы, язык, далеко проникли в рот Маши. А рука девушки гладила вздувшегося бойца и пыталась открыть молнию на джинсах Владимира.
– В тоже время Германия, воюя со всем миром…
–Ну, прямо, со всем миром?
– Да, да, Света, со всем миром. Подводные лодки рейха, топили корабли англичан, американцев и их союзников не только в Атлантике, но в Индийском и Тихом Океане.
– Помоги, мне Вова…, – тяжело дыша и освобождая свой рот от глубокого засоса, промяукала Маша – открыть молнию…, я хочу…
– Пятая танковая
– Хочу…, что бы ты сделал мне хорошо…
Владимир быстро двигает рукой свою молнию, но что -то заклинило, что -то мешало.
– Тяжелый крейсер немцев, «Шарнохорс», топил наши суда, в Северном Ледовитом Океане, у берегов Новой Земли… Вы представляете Света, где это?
Владимир яростно рвет свою молнию, «о, черт!», она не с места. Девушка рядом источает такой аромат желаний, что Владимир уже в бешенстве, просто срывает свои джинсы с себя! И его наконец освободившейся железный боец, вырвавшись на свободу, крепко уперся в ногу девушки.
– Так вот Германия… Владимир? Вы что там уснули? Посмотри, пожалуйста, у нас коньяк, еще остался?
Володя, от этого, неожиданного вопроса товарища, сначала дернулся в сторону, от Маши, потом почему-то присел, как будто, его осветили фонарем. Член его сразу ослаб, но, несмотря на это, он никак не мог его заправить обратно в штаны.
– Ну, что ты молчишь… Вы живы?
–Да здесь мы, – сдавлено, отвечал Володя, засовывая свое орудие обратно в джинсы.
–Но, если здесь, посмотри старик, есть у нас коньяк или нет?
«Твою мать, – отстраняя разогретую девушку от себя, злился Владимир, – сам что ли, посмотреть, не может», – и двинулся, рассматривать в темноте остатки коньяка в бутылках.
– Да, есть еще, в одной бутылки, грамм…, четыреста.
–Во как. Значит, братцы, живем, – почему-то выкрикнул Борис. – Ну, тогда будь другом, плескани нам со Светой, коль ты коньяк разглядел, а я так вообще уже ничего не вижу.
– А сколько сейчас времени…?
– Половина двенадцатого, – ответила Света. – Так что же Борь с Германией? – Вы так интересно рассказываете…
– Спасибо Володя (Володя передал им коньяк, который налил), за доброту и ласку… А не могли бы мне дать свежего огурчика?
«Вашу мать, огурчик Вам, коньяк, а у меня, девка под деревом стынет», – раздражался, еще больше, Владимир.
Передав огурцы Свете, Владимир, быстро вернулся к дереву. Маша терпеливо ждала его и при его появлении, прижалась к нему, дрожа, всем телом.
–Замерзла…?
– Нет, Вовчик…, не замерзла тебя жду…, очень хочу…
–А как же муж, – целую девушку в губы, почему-то задал, не соответствующий моменту вопрос, Владимир.
Маша, не отпрянула от него, она еще крепче обняла Володю.
– Свет, а вы замужем…?
– Какое это имеет значение…, Борис, особенно сейчас. Вы мне, что то, про Германию хотели рассказать… про войну…
– Муж, все время на работе, -зашептала Маша, – с утра до ночи. – А после работы водку жрет, с товарищами… – Лучше поцелуй меня Володя крепко, при крепко, как давеча целовал…
– Одним словом Германия, имея население перед войной в шестьдесят миллионов
человек… Ох, коньяк хорошо идет… Потеряла, вместе с гражданским населением, около десяти миллионов, это шестнадцать процентов. Тоже не мало, но…Володя опять языком и губами ушел в Машин рот и его руки опять поползли по телу девушки, и в этот раз…, он уже нежно трогал ее губки, при входе в Нефритовую пещерку.
– … ее потери в гражданском населении, очень велики…
– Как, а мне, казалось, Борис… это у нас очень большие потери гражданского населения во время войны. Взять хотя бы, блокадный Ленинград…
–Да… да, возьми меня скорее, я хочу тебя… я люблю тебя…, – шептала возбужденно Маша.
–А мужа, – неожиданно для себя, опять задал дурацкий вопрос Володя.
Девушка мягко оттолкнула его от себя.
– Он экскаваторщик…, что он него можно ждать, у него в тридцать пять лет уже ничего не стоит… Все пропил, козел. Он меня уже трахнуть нормально не может …, целых пять лет. Представляешь, пять лет! У нас нет детей… Да о чем ты Володь спрашиваешь. Я не хочу такой жизни в этом вонючем Волоколамске, где у нас даже своего жилья нет. А вы москвичи… Вон Борис банкир и ты тоже, наверное, банкир… и посмотри, как у тебя торчит… Я в жизни таких писик не видела…
И опять Маша страстно прижалась к Владимиру
– Да, Ленинград… все население практически умерло от голода. Но ты знаешь Свет, какие налеты союзной авиации, начиная с сорок третьего года вынесли германские города…?
– Нет, не знаю, а что их сильно бомбили?
После слов девушки, Владимир развернул Машу к себе спиной, задрал ее маячку, кофту и начал опять вытаскивать своего бойца, который от своего размера опять застрял в узких джинсах со сломанной молнией.
– Не то слово, бомбили. Тотальные налеты Британской и Американской авиации на Германские города. Бомбардировщики «Либирейторы», «Галифаксы» и американские «Б -17», летающие крепости… Огромные четырех моторные самолеты, несущие каждый, по десять тонн бомб, а этих самолетов, тысячи…!
–Что тысячи…, самолетов? Не может быть…?
–Может Света, может… Например, первый налет на Кельн, это, в сорок втором году. Тысяча бомбардировщиков, прикрытые семистами истребителями королевских ВВС…
Наконец Владимир выпустил своего солдата.
– Ну, давай милый, – простонала, вся трясущаяся от возбуждения Маша, – давай…
– Блядь, – раздался, разрывая ночную тишину, жуткий мужской крик со стороны домиков Московских рабочих.
– Блядь, Машка…Сука… Где ты сука…? Найду, убью…сразу!
Маша тут же присела, ударив кулаком по земле и горька, зарыдала, причитая.
– Нет мне покоя от этого пьяного урода… Все, все вечно испортит. Теперь куролесить будет, всю ночь…, надо уходить от сюда…, я его знаю…
Владимир, полуголый, стоял в ступоре под деревом еще ничего не понимая, но его боец, уже все, давно понял. Он сморщился и превратился в прокисший, заплесневелый банан.
– Блядь, где ты сучка…, отзовись. Все равно тебя найду, – продолжал сотрясать, ночной, воздух, человек, которого, никто из присутствующих еще не видел, но уже реально представляя его. – Убью-ю-ю… блядь… Точно убью-ю-ю…