Стану тебе женой

– Тань, я Радмира видела. Дважды, – вылетает из меня как пушечный выстрел, отчего Татьяна сразу напрягается.

– Он обидел тебя?

Я не знаю, что ответить, потому что сама ничего не понимаю. Если сказать “обидел”, то это сильно приуменьшить. Он не просто обидел, он в нокдаун меня отправил при первой встрече. А потом, когда пришёл в кофейню, ещё больнее сделал, решив утолить свою похоть, будто я девочка по вызову. Это было мерзко и противно, как приступ рвоты.

– Тише-тише, – успокаивает, поглаживая рукой по спине, – всё в прошлом. Всё забыто.

– Ты не понимаешь, Тань. Ничего не забыто. Я стараюсь, правда. Но это выше меня.

– А может вам заново всё начать, с чистого листа, так сказать?

– Нет. Исключено!

– Тогда я тебя действительно не понимаю, подруга. Мучаешься, страдаешь, но любишь же его, да?

– Если бы только знала, как я хочу не любить. Как забыть хочу, будто кошмарный сон. Проснуться в один день и ничего не помнить, чтобы вот так, – щёлкаю пальцами, – по щелчку пальцев.

Таня лишь вздыхает. Ей нечего мне сказать в ответ, да я ничего и не жду. Все слова будут неправильными, а советы ненужными. Каждый учится на своих ошибках, а не на чужих. Моей самой большой ошибкой было – даже не влюбиться, а безоговорочно поверить человеку, который каждый день ходит по лезвию ножа, играет со смертью, словно у него несколько жизней. Может, и так. Но у меня одна жизнь, и у моей Лизы, и у младшей дочки… тоже была одна.

Меня отпускает далеко не сразу. И даже когда с подругой пьём чай, я не перестаю ковыряться в тайниках воспоминаний, доставая оттуда ящик Пандоры.

– Нат, а это кто такой? – голос подруги цепкой хваткой выдёргивает меня на поверхность из пучины боли. – Кто этот мужчина на фотографии? Что-то раньше я у тебя её не видела.

Сосредотачиваюсь на чёрно-белом снимке, на котором изображён парень в военной форме. Странно, и как в школьном фотоальбоме оказалась эта фотография? Я бы о ней и не вспомнила, если бы Татьяна не попросила посмотреть мой домашний архив фотоснимков, чтобы разрядить обстановку.

– Это отец мой.

– Да? – удивляется Татьяна. – А ну, повернись в профиль. Ну похожа же. Похожа.

Едва улыбаюсь подрагивающими уголками рта. Похожа, наверное.

– А ты его совсем не помнишь?

– Я его даже не знаю. Ни разу не видела в жизни. Мама хранила эту фотографию в блокноте, который ко мне попал после её смерти.

– Ты не хочешь про это говорить, да?

– Ну почему же? – пожимаю плечами. – Я могу про это говорить. Детская психика очень щадящая, знаешь? Плохого я мало что помню. С мамой у меня много хороших воспоминаний.

– А как ты оказалась в детском доме? Помнится, мы с тобой на эту тему никогда не говорили раньше.

– Так получилось… К сожалению. Мама заболела “раком”, с работы её уволили. И не помню точно сколько, но какое-то время мы жили очень бедно. Иногда даже нечего было есть. Меня соседи подкармливали, а бывало, я собирала во дворах пустые стеклянные бутылки и сдавала их в пункты приёмы. Даже на хлеб хватало, представляешь?

– Сколько тогда тебе было лет?

– Лет семь, кажется. Но в школу я тогда не ходила. За мамой больной пыталась ухаживать. Она уже была лежачей…

– Бедная моя, – поднявшись со стула, Татьяна походит ко мне со спины и обнимает за плечи, оказывая поддержку, – а родственники где были?

– Да не было никого, Тань, – глотаю ироничный смешок, – мама детдомовская, как и я. Это судьба.

Таня обнимает сильнее.

– Отца не пробовала найти?

– Нет. У меня ничего нет. Только вот эта фотография, – киваю на пожелтевшей снимок.

– Погоди, – забрав со стола фотографию, Таня вертит её в руках, рассматривая со всех сторон, – здесь на обратной стороне написано год и город есть, а вот эти циферки… Смотри, это номер воинской части.

– И что? Я даже фамилии его не знаю. Кого искать? Какой запрос писать в архив?

– А твоя девичья фамилия – это фамилия матери, да?

– Наверное, да. Мама не была замужем, насколько я знаю.

– Так, я, конечно, ничего ещё не обещаю, но думаю, есть человек, который может помочь найти твоего отца.

– Сомневаюсь.

– А ты не сомневайся! Надо попробовать.

– Тебя Макаров сразу пошлёт. Это гиблое дело, только зря время потратите.

– А кто сказал, что я поручу это дело мужу, хм? – вздёргивает бровью. – Я Игорюшу попрошу. Ради тебя он точно не откажет.

– Ну уж нет! Дай сюда снимок и не смей ни о чём его просить.

– Угу, уже разбежалась, – прячет фотографию в свою сумочку, – Нат, как сказал Конфуций, лучше жалеть о том, что сделал, чем жалеть о том, чего не сделал. Мы попытаемся найти твоего отца и точка!

С самого утра я вся на иголках. Проверила все сумки и документы, но ощущение, что что-то забыла, всё равно не покидает ни на секунду. Возможно, это просто паника. Я впервые в жизни расстанусь с дочкой на такой долгий срок. Двадцать один день – это много? Конечно же, нет. Но для меня – целая вечность.

И когда я уже готова разорвать на мелкие кусочки путёвку в лагерь, потому что схожу с ума уже сейчас, Лиза берёт меня за руку и отводит к дивану. Гладит мои волосы своей маленькой ладошкой, улыбается. В её глазах столько радости сияет, что меня колет острой иглой в самое сердце. Она действительно хочет в этот детский лагерь, потому что там: “а” – весело, “б” – интересно, “в” – много новых друзей, “г” – оздоровление на свежем воздухе… Можно перечислить весь алфавит на самом деле, только легче мне от этого не становится.

– Мамочка, всё хорошо будет. Ты зря волнуешься. Я же у тебя совсем большая, помнишь?

– Большая, принцесса, – улыбаюсь, – но волноваться я всё равно не перестану. Вдруг тебе там не понравится, а меня не будет рядом?

– А я тебе позвоню, если мне что-то не понравится. Но этого не будет, – обняв меня за плечи, тянется к щеке, чтобы звонко чмокнуть, – потому что все мои друзья уже были в лагере и все сказали, что там классно.

– Ах, Лиза… Звони мне. Каждый день звони, хорошо?

– Обязательно, мамочка.

Время уже поджимает и сколько бы мы тут с дочкой ни просидели на диване, момент отъезда никто не отменял. И я стараюсь не показывать Лизе свой страх. Она такая умница у меня, в её словах больше уверенности и спокойствия, чем у меня самой.

– Ну всё, поехали, куколка.

Из дома выходим почти без опозданий, а затем, когда едем по трассе, Лиза просит прибавить звук в акустических колонках и всю дорогу подпевает под последние хиты лета.

Будто отрывая от себя большую часть сердца, провожаю Лизу в отряд. Воспитатель, которая нас встретила, кажется очень милой. Она располагает к себе дружелюбной улыбкой и приятным тембром голосом. С виду ей лет под пятьдесят, в хорошей физической форме. Лиза сразу находит с ней общий язык, отчего меня ненадолго отпускает, пока не наступает момент прощаться.