Старая дама из Байе
Шрифт:
— Нет, что вы!
— И выглядел, как обычно?
— По-моему, да…
— Продолжайте…
— Я начал чистить ножи… Да, больше ничего такого не было… А потом, часам к пяти, вернулась госпожа Круазье…
— И чувствовала она себя по-прежнему хорошо?
— Хорошо. И даже была в прекрасном настроении. Проходит мимо меня и говорит: напрасно про зубных врачей думают, будто они причиняют боль… А я ей тогда еще ответил, что мне-то врач выдернул здоровый зуб вместо больного…
— Она поднялась к себе в комнату?
— Да, поднялась к себе.
— Ведь в ее комнате мебель в стиле Людовика
— Да, конечно.
— Комната справа, оклеена желтыми обоями?
— Нет! Нет! Это совсем другая комната, там мебель в стиле Регентства. Ею никогда и не пользуются.
— Что было потом?
— Сейчас соображу… Прошло какое-то время… Хозяйка спустилась вниз очень взволнованная…
— Простите, сколько минут прошло?
— Минут двадцать… Во всяком случае, было начало шестого, когда хозяйка велела мне позвонить хозяину в клуб, сказать, что у его тети сердечный приступ…
— И вы позвонили в клуб и сказали, что у тети приступ?
— Да…
— А вы не сказали, что она умерла?
— Нет… Я еще не знал, что она умерла…
— Вы поднимались наверх?
— Нет… Никто из слуг там не был… Пришел какой-то молодой доктор, и хозяйка сама его встретила… Нам только в семь часов объявили о смерти госпожи Круазье, а в восемь мы все туда поднялись…
— В желтую комнату?
— Нет! В голубую…
Задребезжал звонок.
— Это хозяин, питье ему надо нести, — проворчал Виктор.
Мегрэ неторопливо направился к выходу.
III
— Господин прокурор просит вас подождать… Мегрэ сидел на кончике жесткой скамьи в пыльном коридоре канского суда. Время от времени мимо него проходили адвокаты в мантиях, рукава их вздрагивали, как крылья у утят.
Было десять часов утра. Мегрэ, жена которого оставалась в Париже, снимал здесь комнату с пансионом у одних славных людей. Он получил через полицейского записку прокурора, где тот довольно сухо предлагал комиссару явиться к нему в кабинет ровно в десять часов.
В десять минут одиннадцатого Мегрэ встал со скамьи и подошел к служителю.
— У прокурора есть кто-нибудь?
— Да.
— А вы не знаете, надолго это?
— Надо думать! Он там уже с половины десятого. Это господин Делижар…
Насмешливая улыбка тронула губы Мегрэ, он решительно раскурил свою трубку. Каждый раз, проходя мимо обитой войлоком двери, он различал приглушенные голоса. И каждый раз все та же улыбка кривила уголки его губ.
Наконец, когда пробило половину одиннадцатого, зазвонил звонок, вызывая служителя. Вернувшись, он объявил:
— Господин прокурор ждет вас!
Значит, Филипп Делижар не собирался уходить. Мегрэ сунул в карман горячую трубку и, ступая подчеркнуто неуклюже, вошел в кабинет. В некоторых случаях, особенно когда он бывал в хорошем настроении, Мегрэ вообще любил напускать на себя преувеличенно глупый вид, и тогда он казался еще толще, еще неповоротливей — точный портрет полицейского, как их рисуют на карикатурах. Не хватало только пышных усов.
— Мое почтение, господин прокурор. С добрым утром, господин Делижар…
— Закройте дверь, комиссар… Идите сюда… Вы меня поставили в чрезвычайно неудобное и затруднительное положение… О чем я вам вчера
говорил?— О благоразумии, господин прокурор…
— А разве я вам также не сказал, что ни на секунду не поверил россказням этой девицы Сесили, она типичная интриганка — теперь я нисколько не сомневаюсь.
— Во всяком случае, вы мне сказали, что господин Делижар пользуется в городе большим влиянием, и поэтому надо подходить к нему деликатно…
И Мегрэ, любезно улыбнувшись, искоса взглянул на Филиппа Делижара, который в своем трауре выглядел еще более представительным, чем прокурор. Он старался держаться как можно непринужденнее и избегал смотреть в сторону комиссара. Всем своим видом он словно говорил: «Погодите, то ли еще будет!»
А прокурор бросал на Мегрэ свирепые взгляды, он уловил иронию в словах комиссара и явно искал предлога, чтобы дать выход своему гневу.
— Садитесь, хватит вам расхаживать! Не выношу людей, которые ходят, когда с ними разговариваешь…
— С удовольствием, господин прокурор.
— Где вы были вчера около девяти часов вечера?
— Около девяти? Сейчас подумаю… Наверно, я был у господина Делижара…
— А что вы подразумеваете под выражением «быть у кого-либо»?
— Был у него в доме, конечно!
— Хорошо, допустим! Но вы там были без ведома господина Делижара! Вы проникли туда обманным путем, так как никакого разрешения на розыск не имели!
— Я просто хотел порасспросить кое о чем слуг.
— Именно в этом я вас и обвиняю, и именно поэтому подал на вас жалобу господин Делижар, здесь присутствующий. Я обязан официально зарегистрировать эту жалобу, поскольку вы превысили свои полномочия. Положим, вы могли допросить слуг, но в таком случае вам необходимо было поставить в известность хозяина. Надеюсь, комиссар, вы меня понимаете?
— Вполне, господин прокурор.
И Мегрэ со злорадным удовольствием смиренно потупил взор, точно уличенный в погрешности мелкий чиновник.
— Но это не все. То, что за этим последовало, еще серьезнее, настолько серьезнее, что я даже не знаю, как на ваши действия прореагируют гам, в высших сферах! Сначала вы сочувственно выслушиваете болтовню прислуги, которую сами, можно сказать, спровоцировали на эти разговоры, а потом, выйдя из дома, снова туда пробираетесь, но уже с черного хода. Полагаю, вы не собираетесь это отрицать?
— Увы, господин прокурор!
— Каким ключом вы открыли садовую калитку? Может быть, вам его передала Сесиль Ледрю? Хорошенько взвесьте последствия своего ответа…
— У меня не было ключа от калитки. По правде говоря, я не собирался заходить в сад. Мне только хотелось понять, как они внесли труп.
— Что вы сказали?
Прокурор вскочил, Филипп тоже, и оба побледнели, хотя, конечно, по разным причинам.
— Если угодно, я сейчас все вам объясню. Что же касается садовой калитки, то замок на ней оказался совсем детский, его без труда можно открыть самой простой отмычкой. Мне вздумалось это проверить, и я попробовал. Была уже ночь. В саду ни души. Я сообразил, что гараж тут рядом, но господина Делижара мне беспокоить не хотелось из-за подобной ерунды, да еще в столь горестный момент, вот я и решил сам сходить посмотреть на следы грязи, о которых мне говорил Арсен.