Старец Горы

– Боюсь, что Алексей Комнин сделает все, от него зависящее, дабы разжечь гнев не только султана, но и халифа.

– Я тоже так думаю, Ричард, а потому не тороплюсь. Киликия от нас никуда не уйдет, а теперь все внимание Багдаду.

Протовестиарий Михаил отлично понимал всю сложность задачи, поставленной перед ним басилевсом. Алексей Комнин уже не раз протягивал руку дружбы сельджукам и даже находил понимание в свите сутана Мухаммада. Но против союза с мусульманами решительно возражал халиф аль-Мустазхирь, и с его мнением приходилось считаться. Последние события вокруг Халеба и Дамаска давали Михаилу надежду на положительный ответ, но, к сожалению, все подходы к халифу для посла византийского императора были перекрыты наглухо. Аль-Мустазхирь окружил себя фанатиками веры, не делавших различий между византийцами и франками. Приезд в Багдад почтенного Андроника сиятельный Михаил воспринял если не как дар небес, то, во всяком случае, как везение. Конечно, даис Сирии был не слишком надежным союзником, но в данном случае выбирать не приходилось. Протовестиария вполне устраивало, что Андроник ненавидит крестоносцев всей душой и готов положить если не жизнь, то массу усилий, что избавиться от этой проказы, проникшей на благословенный Восток вопреки воле Аллаха. Сиятельный Михаил не узнавал своего обычно рассудительного друга. Даис Сирии метался по залу, словно загнанный зверь в клетке, и изрыгал ругательства, явно неуместные в устах просвещенного человека. Возможно, протовестиарий так бы и остался в неведении по поводу событий, вызвавший гнев его старого знакомого, но ему помог почтенный Саббах, друг и сподвижник неистового Андроника.

– Где-то я уже слышал это имя, – произнес Михаил, поглаживая бородку.

– Ролан де Бове участвовал в освобождении Болдуина де Бурка и Жослена де Куртене, – любезно напомнил бек собеседнику о недавних событиях.

– Досадно, конечно, – пожал плечами протовестиарий. – Но ведь нам это пошло скорее на пользу, чем во вред.

– Есть еще одно обстоятельство, сиятельный Михаил, о котором тебе следует знать, – понизил голос почти до шепота Саббах. – Именно Ролан де Бове обвел вокруг пальца почтенно Андроника, заключив за его спиной мирный договор с Ридваном Халебским. Пятеро ряженых окропили кровью мостовую города, а крестоносец проник во дворец эмира другой дорогой.

Вообще-то у почтенного Андроника и раньше случались неудачи, а одна из них даже обошлась протовестиарию в огромную сумму денег, не говоря уже о немилости басилевса, но прежде исмаилит реагировал на свои провалы более сдержано.

– Ролан де Бове связан с ассасинами? – впился глазами в лицо собеседника Михаил, но почтенный Саббах в ответ лишь прижал палец к губам и укоризненно покачал головой. Раскрывать тайны своей секты первому встречному он явно не собирался, и хотя протовестиарий давно уже ходил в друзьях исмаилитов, этого слишком мало, чтобы быть посвященным во все их тайны. Тем не менее, Михаил рискнул обратиться с просьбой о помощи к расстроенному даису Сирии и нашел у него понимание. Андроник согласился с протовестиарием, что союз между басилевсом и султаном принесет пользу, как византийцам, так и мусульманам. Разумеется, это согласие стоило Михаилу немалых денег, зато он обрел в лице исмаилитов очень деятельных помощников. Втянуть султана Мухаммада в войну с крестоносцами было давним желанием Алексея Комнина, ради этого он готов был многим поступиться и не скупился на расходы. Но для того, чтобы поднять на борьбу с пришельцами обленившихся эмиров, одного султанского слова мало. Это понимал и Михаил, и его союзники-исмаилиты. Мусульманские правители ревниво относились к усилению султанской власти и не раз вступали в сговор с франками, только бы обуздать Мухаммада.

– Джихад нужен, – сказал Андроник, успевший за несколько дней, проведенных в Багдаде, вернуть себе привычное расположение духа.

Саббах охотно поддержал даиса. Только священная война против неверных могла объединить эмиров вокруг султана и халифа и направить их мысли и усилия в нужную сторону. Михаил опасался, что джихад, объявленный против крестоносцев, может обернуться бедой для всех христиан, живущих на востоке и в частности для византийцев. К сожалению, другого выхода у него не было – приходилось рисковать.

В Багдаде скопилось несколько тысяч ревностных мусульман, вынужденных бежать с земель близ Дамаска и Халеба, захваченных крестоносцами. Терять этим людям было нечего, а потому они с охотой слушали безумные речи Хусейна ибн Ридвана, призывающего к войне с пособниками шайтана. Михаил уже успел познакомиться с беком Хусейном и без труда распознал в нем фанатика, готового идти по трупам к цели, неясной даже для него самого. Как Андронику удалось поладить с этим зверем в человеческом обличье, Михаил до поры не знал, но почтенный Саббах не замедлил прояснить ситуацию. Хусейн оказался не только религиозным фанатиком, но и законченным негодяем. Его связи с женщинами почти всегда заканчивались убийством. В Халебе об этом знали многие, а потому сын Ридвана до сих пор ходил холостым. Зато наложниц он истребил без числа. Во всяком случае, Саббах затруднился назвать потрясенному Михаилу точную цифру, но счет в любом случае шел на десятки, если не на сотни, несчастных женщин.

– Воля твоя, протовестиарий, но я придушил бы этого ублюдка не задумываясь, – вздохнул Саббах, – но, к сожалению, у почтенного Андроника на бека Хусейна свои виды. Вот почему он поставляет ему потаскух, обреченных на заклание.

И, надо признать, сын Ридвана с блеском оправдал надежды даиса Сирии. Он увлек за собой огромную толпу фанатиков, которые разметали стражников, охраняющих покой халифа, и ворвались в дворцовую мечеть в тот самый момент, когда аль-Мустазхирь возносил молитвы Аллаху. Это было неслыханное святотатство, ничего подобного Багдад еще не знал. Фанатики бесновались вокруг потрясенного халифа, рвали на себе одежды и окропляли кровью ковры мечети. А от их воплей у аль-Мустазхиря заложило уши:

– Джихад! Джихад! Джихад!

Телохранителям халифа с большим трудом удалось вырвать аль-Мустазхиря из рук безумцев, а вытеснить их из дворца они смогли только с помощью гвардейцев султана Мухаммада, пустивших в ход мечи и сабли. Сам султан, стройный среднего роста мужчина, с непроницаемым, словно из мрамора вытесанным лицом, проводил халифа до дворца, поддерживая его под руку. Аль-Мустазхирь был старше Мухаммада лет на пятнадцать, а потому, наверное, гораздо острее пережил случившуюся неприятность. Едва ли не впервые в жизни халиф почувствовал себя простым смертным, чья жизнь может быть оборвана одним ударом кинжала, и испытал по этому поводу целую гамму чувств, прежде ему неведомых.

– Иными словами, халиф испугался, – констатировал очевидное Михаил.

– Он не просто испугался, он пришел в ужас, – усмехнулся Андроник. – И повелел казнить всех участников нападения, которое он назвал мятежом.

– Надеюсь, нас все-таки не повесят, – задумчиво проговорил Саббах.

Разумеется, и бек, и даис, не говоря уже о протовестиарии Михаиле, в безумствах фанатиков не участвовали и даже близко не подходили к беснующейся толпе, но многие осведомленные люди в Багдаде знали об их тесных отношениях с Хусейном, которого уже объявили главным организатором заговора против священной особы халифа. Сын эмира Ридвана был схвачен гвардейцами султана и брошен в подземелье. О его казни говорили, как о деле решенном, и только почтенный Андроник продолжал на что-то надеется, повергая не на шутку перетрусившего Саббаха в ярость. Каирец настаивал на немедленном бегстве, и сиятельный Михаил уже готов был разделить его мнение. В толпе не раз упоминали византийского басилевса, как врага крестоносцев и упрекали халифа и султана в том, что их равнодушие к судьбе несчастных мусульман, стонущих под гнетом пришельцев, удивляет даже христиан. Если аль-Мустазхирь и пропустил мимо ушей эти слова, то, надо полагать, найдутся люди, которые ему о них напомнят. И тогда Михаила даже статус посла не спасет от гнева халифа.

– Не все так плохо, – утешил своих перепуганных соратников Андроник. – У нас появился могущественный союзник – Мавлуд Мосульский.

Эмиры Мосула носили еще и титул атабеков, то бишь воспитателей наследника султана. И в случае войны именно атабек возглавлял мусульманское ополчение. Так сложилось с незапамятных времен, и пока что ни халиф, ни султан не собирались отменять обычай, унаследованный от предков. О Мавлуде сиятельный Михаил не знал практически ничего, и это обстоятельство его слегка беспокоило. Если верить Андронику, то новый атабек считался одним из самых преданных сподвижников султана Мухаммада, одержавшим немало побед над беками Беркйарука. Ныне Беркйарук уже ушел в мир иной, и Мавлуд, похоже, рвался подтвердить свою славу полководца в борьбе с неверными. То, что он сам напросился на встречу с послом басилевса, говорило, по меньшей мере, о его уме и осторожности. Похоже, в свите султана верх взяли беки, которые считали своими врагами не вообще христиан, а именно крестоносцев, как людей пришлых и чуждых Востоку.

Мавлуд сам навестил протовестиария под покровом темноты, в сопровождении всего трех телохранителей. Впрочем, их он оставил за порогом, и разговор свой почтенные мужи вели наедине. Мавлуд был далеко уже не молод, во всяком случае, седина обильно проступала в его когда-то черной бороде. Но судя по тому, как энергично он расправлялся с блюдами, приготовленными византийскими поварами, на здоровье атабек не жаловался. Вина гостю Михаил предложить так и не решился. Их с Мавлудом отношениям еще только предстояло стать доверительным.

– На что претендует Византия? – сразу же взял быка за рога атабек.

– На Киликию и Антиохию, – не стал скрывать Михаил.

– А Триполи и Эдесса?

– Эти земли не входят в зону наших интересов, – развел руками протовестиарий. – Так же как Иерусалим. С одной, правда, существенной оговоркой. Султан должен гарантировать безопасный проезд наших паломников к Святым местам.

Атабек, похоже, ждал куда более существенных претензий от византийцев, а потому смотрел на протовестиария с удивлением.