Старины и сказки в записях О. Э. Озаровской

— Деньги надо беречь. У нас все дорого. Я и вам дело нашел: торговать горшками будете. Я вам купил десять тысяч горшков.

— Ваня, да вы забыли, каково я роду. Я и торговать не умею.

— Привыкнете, дело простое: там из парусинки сделана палаточка, девушка с вами будет, она будет продавать, вам денежки подавать, а вы будете в сумочку складывать, только и всево. Девушка вас проводит…

И действительно. На другой день по уходу ево через полчаса пришла девушка из дворцовых горничных, образованная и повела ее. Идут, а впереди казак, сзади казак, полиция конная. Она и говорит:

— Как у вас ходить не свободно.

Между тем это охрана для ей: знают, што царска невеста идет. Пришли в палаточку, там десять тысяч горшков, девушка продает, ей денежки подает. Вдруг… только земля дрожит, прокатил полк кавалериї. Тр… р… р…

Черепками не расторгуешьса: у нас все горшки купили по дешевой цены, надо домой итти.

Приходит домой, рассказывает хозяйки, как было.

— Естли бы вольны разбили, я бы подала прошение губернатору, но на щет императорской кавалериї не посмела.

— Да я вам тоже не советую, ничево не выйдет.

Ваня приходит, говорит:

— Слышал, слышал я о вашем нешшастьї. Я купил вам балаган, двенадцать самоваров и посуду; сбитнем торговать будете.

— Ваня, да што вы? Да ведь я каково роду? Я ведь непривышна.

— Ничево, девушка вам поможет.

На другой день опять пошла с ей девушка, привела в балаган: там самовары кипят, девушка сбитень наливает, торгует, ей денежки подавает.

Вдруг пришел полк солдат.

— Повзводно! Заходи взвод! Выпивай сбитню! Сбитню!

— Нету.

— А нету? Бей посуду, ломай самовары!

Чинно, благородно побили всю посуду.

— Чорт с їм с ломом, пойдем домой!

Приходят. Ваня уже там.

— Слышал, слышал о вашем нешшастьї. Ну, я вам другое занятие нашел. Во дворце ишшут прачку, непременно иностранку.

— Ваня, што вы? Да ты забыл, каково я роду?! Да я непривышна, я и не умею.

— Неужели? А я сдуру нахвалил вас. Ну, как-нибудь привыкните.

На другое утро пришел уже мушшина, прилично одетый, повел ей во дворец. Она идет и думат:

— Да, было время: из этого дворца прынц на мне сваталса, а я на ево партрет наплевала, а теперь мне приходитса на ево стирать.

Привели ей на белу кухню, посадили на диванчик отдыхать.

— Я, говорит, прачка, стирать пришла.

— Да, ничево, посидите, отдохните.

И отдыхала она полтора часа.

Наконец идет горнишна и несет манишку, воротничек и зарукавье на серебряном подносе: прынц просит выстирать.

Дали ей таз с теплой водой, мыло. Принелась она бедна стирать. Не умеет. Сама полок о т перемокла, ну, што, действительно никовда…

— Позвольте, я, говорит, горнишна.

Сейчас это взела, перестирала, выгладила, на поднос сложила…

— Пожалуйста, несите.

— Вы стирали, вы и несите.

— Нет, прынц просил, штобы вы сами.

Пошла она бедна, боїтса этово прынца, так у ей ноги и подъежжают.

Одно думат: вот-вот в обморок меня бросит…

А Ваня уже тут лежит на диване, прикрыт шелковым летним одеялом и газетой закрылса. Голос изменил.

— Кто тут?

— Прачка.

— А, прачка.

И сто рублей ей на поднос пол о жил.

Пришла она домой, Ваня уж там, доволен, што прынц сто рублей дал.

— Ну, вот и пошел живот на отворот!

К вечеру вдруг из дворца за нею: во дворце празник будет, пир. Велено всем приходить. Ваня ей и говорит:

— Вы, ваше императорско высочество, привыкли во дворцах бывать, а я никоhда не был, принесите мне грушу, да две конфеты.

— Ваня, да што ты! Как это можно?

— Ничево, все так делают; спустите незаметно в корман.

И приметал ей корман к платью на живу нитку. Приходит она во дворец. Думала, где-нибудь у стенки стоять будет — нет: ей на перво место сажают, напротив прынца.

Она взглянула.

— Ах, на Ваню как похож!

И не смела больше глядеть, только думат, как бы для Вани грушу да две конфеты унести. И спустила в корман незаметно.

Оркестр заиграл. И эх, пары вальса!

Министры подступили к прынцу.

— Што же вы не танцуете, ваше императорско высочесво?

— Пары нет. А впрочем, естли позволите…

И к ей. Ну, она повинуетса, бедна. Но это она умет.

Танцовать она умет, и їми любуютса.

А Ваня и оборвал ей корман: «Острамлю ешшо раз».

Груша и две конфеты покатились.

— Што это? Ах, как стыдно!

С ней удар. Она без чусв. Унесли без движения.

Дохтор билса два часа. Фрелины в ванны ей обмывали. Наконец очнулас. Спрашивает: «Што со мной было?» Ей уговорили, што ничево особенново, только дурно сделалось. Про грушу ни слова. А потом ейныи кустюм подвенечной ей же надевают и ротонду подают. И везут к собору или там к керке, естли в Неметчине было (не знаю, где) и объявляют, што прынц будет с ей венчаться. Она и ничево сказать не посмела, што Ваню любит.

Овенчали їх. Свадебной пир запоходил за полночь. Все веселы, молодой веселой, а молода кручинна, все думат, как она мужу скажет, што Ваню любит. Наконец, остались они наедине. Он и заговорит мяхко, своїм голосом. Она вглянула и падат на коленки:

— Ваня, душа моя, прости меня, што я на партрет твой наплевала.

— Прости ты меня, душа моя: я тебя и пешком ходить научил, и торговать заставил, и воровать научил!

И мол о да повеселела. А тут скоро и ейный отец император с приданным наехал.

Сказка привела всех в восхищение, а народу набиралось все больше и больше. Действовал «радиосарафан». Вся деревня уже знала, что сегодня придет пароход; ребята, которых вчера матери спустили купаться, а они «прокупались» целый день, насказали чудес про сказки. Слушок давно уж есть. Надо проверить — посмотреть отъезжающих да своим снести подорожники: проелись на берегу. Прибежала и Олександра с Андиги: принесла деду туесок масла да огромный клуб бечевки.

Дед взял на зуб, растрепал конец, посмотрел на свет и поблагодарил.