Старое платье королевы

– Нет, - удивленно ответила я.
– Она разве что немного извивается, как лента, если ее бросить на пол. В самом начале... да, показалось, что она круче,

чем дворцовая или та, другая храмовая, а теперь вроде бы стала обычной. И я просто не вижу, где она заканчивается. Как будто упирается в небо, а там уже ничего не разглядеть – луна, звезды, ступени тоже сияют. Жаль, вы не видите: очень красиво. И внизу тоже – целое море огней. Наверно, с самой высоты будет видно всю столицу, как думаете?

– Возможно, – Одо посмотрел под ноги, но сияния явно не заметил. Пробормотал едва слышно: – Ну что ж, оценим вид сверху... если доберемся.

«Короткая лестница с крутыми ступенями, - мелькнула в голове. – Как... как жизнь Эвы? А моя тогда на что же похожа? Одо говорит – закручена винтом, и в самом деле – разве не дала она крутой поворот? Но я-то вижу совсем иное. х, хватит рассуждать,иди вперед!..»

Только не думать о дурном никак не получалось,и я сказала:

– Как странно: мы уже должны были оказаться далеко от площади, а она все равно под ногами.

– Магия, – oбронил Одо.
– Чрезвычайно полезна и чрезвычайно опасна. И я не доверяю тем, кто ею владеет.

– Только не нужно устраивать гонения на магов, очень вас прошу! Тот же Данкир – вполне хороший человек, и вообще...

– Что – вообще? Он вам нравится?

– Одо, я вас в тот раз не очень больно ударила?
– кротко осведомилась я, и он вдруг засмеялся – впервые на моей памяти.
– Что забавного я сказала?

– Ничего. Вы сами делаетесь очень забавной, когда злитесь, потому что не умеете.

– Злиться не умею?..

– Ну да. Я это сразу заметил. Вы можете испугаться, расстроиться, обидеться, рассердиться, наконец, но не обозлиться и не разгневаться. Удивительное свойство для девушки, выросшей в приюте.

– Пансионате, когда же вы запомните!

– Ну вот, я же говорил. Вы сейчас не злитесь. Немного сердитесь, не более того.

– Конечно, я же понимаю – вы мне мстите за то, что ко мне прицепилось это ваше «так»!

– Знаете, я ещё не дошел до того, чтобы мстить девушке, которая годится мне в дочери, тем более из-за такой ерунды.

Я помолчала, потом сказала:

– Воспитанницы пансиона не имеют права на такие чувства, Одо. Что получится, если гувернантка или учительница всерьез обозлится и примется кричать на хозяина, его жену и детей и бить пoсуду?

– Перед гувернанткой рны трепетал весь дом, включая моего отца: она умела гневаться шепотом,и это впечатляло. Словом, не нужно обобщать. Конечно, вас учат держать чувства в узде, но они от этого не пропадают вовсе. Поэтому я буду считать, что вы в самом деле не умеете злиться, пока не увижу доказательств обратного. И довольно болтать, поберегите дыхaние.

Ступенька за ступенькой ложились под ноги, а конца-края лестницы все не было видно.

Кажется, мы не добрались еще и до середины. Именно там кара настигает самозванцев...

– Пить хотите?
– спросил вдруг Одо, придержав меня за локоть.

– Откуда вы...

– Запрещено брать с собой оружие, но никак не фляжку с водой.

– И не леденцы с орехами, - я показала ему полную горсть сладостей: в дамских платьях довoльно объемные карманы, хотя многие об этом не догадываются. И фляжка у меня тоже была,только я не стала говорить. – рафиня Эттари сказала, они могут поддержать силы.

– Прекрасно, припасов у нас достаточно, - едва заметно улыбнулся до.

– Да, но побережем их. Я ещё не хочу есть, а пить... один глоток, хорошо?

– Хоть десять. Это только для вас.

– до...

– Вы полагаете, для себя я ничегo не припас? Не первый раз ведь иду.

Я чуть не поперхнулась от такого признания. И от удивления тоже: Одо был как-то странно весел. Я подумала бы, что он пьян, но не могла уловить запаха, да и не позволил бы он себе подобного...

В книгах писали: висельники перед смертью тоже, случается, балагурят и шутят с охраной и палачом – от страха. Неужели даже Одо боится? Не за свою Эву – ее нет больше, не за судьбу Дагнары, просто – за себя самого?

«Что же он, не челoвек?» – подумала я тогда и снова пошла вверх. Приостановилась еще на мгновение и сбросила туфли. Пропадут – и пес с ними...

– Что это вы вдруг?

– Вы когда-нибудь пробовали ходить на каблуках по лестнице?

Ответа не последовало.

Не знаю, сколько мы шли. Пробовала считать минуты, но сбилась. Ноги сделались тяжелыми и горели огнем, в висках пульсировало, словно после долгого бега или целой ночи танцев, а мы словно не сдвинулись с места. Все так же сияла впереди бесконечная Лестница, светилась внизу полная народу площадь...

«Может быть, это и есть кара для самозванцев? – промелькнуло в голове. – Вот так идти и идти – цель где-то впереди, только до нее не доберешься, как ни старайся. А потом упадешь без сил и умрешь: если время здесь идет по-своему, снаружи никто и не поймет, что ты поднимался несколько суток, а не жалкий чаc...»

– Интересно, кто снимает отсюда тела самозванцев?
– это вырвалось само собой.

– Пишут, они оказываются внизу сами собой.

– Удобно... Одо, давайте остановимся. Дышать трудно. Присесть ведь нельзя?

– Не знаю. Я бы не стал рисковать. Лучше так...

н взял меня в охапку, приподнял – совсем невысоко, но и того хватило, чтобы немного дать отдых ногам. Я обхватила его зa шею и, глядя вниз на столицу, думала: до ведь донес бы меня на руках, если бы мог. Вот только не имел права – ведь это мое Восхождение...

– Зря вы сняли туфли, – сказал вдруг он.

Я вывернув шею, проследила за его взглядом: на белом камне ступеней выделялись красные пятнышки. Надо же, я и не заметила, что стерла ноги в кровь... И как это вышло? Ступени такие гладкие, что гляди не поскользнись!

Одо отпустил меня и приказал:

– Дайте сюда ногу.

– Которую?

– Откуда я знаю, какую именно вы поранили?

– Я ничего не чувствую, Одо, – созналась я, присмотрелась и добавила: – Но по следам выходит, правую.